И вот утром четвертого дня они вернули Тала с границы между жизнью и смертью. Для Тала пришло время проснуться. Сарисины, подсоединенные к задней части черепа ньюта, теперь должны были провести полное автономное тестирование нервной системы и установить, правильно ли прижились биочипы и насколько точно мозговые структуры Тала, связанные с половым поведением, воспроизводят новые, имплантированные тендерные модели.
Пробуждение ньюта проходило при практически полном отсутствии кожи. Мышцы мешками свисали с разделенных сухожилий, глазные яблоки и мозг были обнажены. Разрезанное, освежеванное тело покоилось в антитравматическом геле.
– Ну что ж, я практически закончил, детка, – говорит Нанак. – Ты можешь открыть глаза.
Только кокон из анестезирующего геля спас Тала от смерти от болевого шока. Сарисины «играли» на нервной системе ньюта, как на ситаре. Воображение Тала переполнилось невиданными образами и немыслимыми ощущениями. Пальцы двигались, ноги бежали, сами собой возникали желания, доселе неведомые Талу, являлись видения, полные чудес, пели хоры, среди которых возвышался глас Божий. Ньюта захватывал поток ощущений и эмоций, появлялись жуткие монстры-насекомые, набивавшиеся ему в рот. Талу мерещилось, что тело становится крошечным, с горошину величиной, попадает в места, где доселе бывать не доводилось, встречается с друзьями, которых у Тала никогда не было, размышляет над воспоминаниями о никогда не случившемся. Ньюту хотелось позвать мать, отца, хотелось кричать и кричать, но тело было недвижимо, безгласно, беспомощно.
Затем сарисины вновь отключили мозг Тал, и в анестезийной амнезии забылись все чудеса, все кошмары, с которыми довелось столкнуться в гелевом резервуаре. Точные машины снова водрузили верхнюю часть черепа на голову Тала, подсоединили все, что было разъединено, «одели» ньюта в новую, только что выращенную кожу. Еще пять дней Талу нужно было «провисеть» в бессознательном состоянии в особом растворе, стимулирующем рост клеток. В те дни приходили самые потрясающие сны. На десятое утро сарисины отсоединились от черепа Тала, опорожнили резервуар, обмыли совершенно новую кожу ньюта. Узкая грудь Тала поднималась и опадала в ослепительном свете ламп.
– Ну вот, это ты, – произносит Нанак.
Тал открывает глаза и видит, как кольцо сканера разделяется надвое, а полукружия скрываются под смотровым столом.
– Я?..
– За исключением некоторых последствий естественного процесса саморазрушения ты в полном порядке. В тебе полно света. Ну, я мог бы еще прочесть длинную проповедь о вреде насыщенных жиров, алкоголя, табака, ряда медикаментов и о пользе движения и спорта, однако, думаю, ты и так в курсе.
– А как насчет…
Тал касается рукой головы.
– Все в абсолютном порядке. Могу выдать тебе полный сертификат здоровья. Радуйся. Теперь вставай. Пойдем пообедаем, и ты расскажешь мне, в чем дело.
Перегнувшись через край диагностический кушетки, Тал пытается подыскать десятки отговорок, чтобы отказаться от приглашения на обед, и вдруг понимает, что, если не выложит Нанаку все, что накопилось на душе, поездка в Патну окажется напрасной.
– Хорошо, – говорит Тал. – Я принимаю приглашение.
Обед очень прост и состоит из нескольких изысканных вегетарианских блюд. Проходит он на штурманском мостике, с которого когда-то капитаны окидывали взглядом флотилии своих барж. Ассистент и повар Нанака, Сунити, бегает туда-сюда с бутылками холодного «кингфишера», засыпая Тала советами по поводу того, как следует есть каждое блюдо. «Нужно держать во рту, пока не занемеет язык», «следует откусить два раза», «ложечку этого, потом кусочек того, а по том закусить лаймом»…
Свободная торговая зона Гандак расслабляется после дня, проведенного в зарабатывании дивидендов для врачей-профессионалов в Небраске. Музыка и запах марихуаны поднимаются от барж, когда «предприниматели» выходят из своих «предприятий», чтобы, облокотившись на перила, покурить и раздавить бутылочку пива в последних лучах заходящего солнца.
– Ну а теперь ты должен со мной расплатиться, – говорит Нанак, однако, увидев озабоченное выражение на лице Тала, успокаивающим жестом слегка касается рукава ньюта. – Нет-нет. Пойми меня правильно. Ты расплатишься со мной за эту превосходную еду, за прекрасный вечер и за мою приятную компанию рассказом о том таинственном, что моя неблагодарная крошка утаивала от меня на протяжении всего дня.
Тал слегка расслабляется. Над головой ньюта небо впервые за несколько месяцев покрывается полосками лиловых облаков. Талу кажется, что в атмосфере разлито предчувствие дождя, такого желанного и уже почти фантастического.
– Речь идет об одном человеке… но ты ведь уже наверняка понял.
– В общем, скорее всего да.
В надвигающейся темноте слышны звуки одинокого бансури. Музыкант выводит древнюю бихарскую народную мелодию.
– …О человеке умном, сделавшем хорошую карьеру, спокойном, очень глубоком, с тонким вкусом, окруженном массой тайн и секретов, но напуганном всем этим и в то же время всей душой стремящемся к запретному…
– Разве не все мы стремимся к чему-то подобному, ханум?
– Но он мужчина.
Нанак наклоняется вперед.
– В чем и заключается суть проблемы для тебя, как я вижу.
– Мне пришлось уехать из Мумбаи, чтобы вырваться из окончательно запутавшихся отношений, а здесь я попадаю в еще более сложную ситуацию. Мне захотелось сделать «Шаг-В-Сторону», потому что надоело участвовать в идиотской игре. Игре в мужчину и женщину. Ты дал мне другие правила, вон в той комнате вложил их мне в голову, и теперь они тоже не работают.
– Насколько я понимаю, тебе хотелось, чтобы я проверил, все ли функционирует нормально в рамках заданных параметров.
– И все-таки со мной что-то не в порядке. Для меня по крайней мере это очевидно.
– С тобой все в абсолютном порядке, Тал. Я просмотрел тебя насквозь. Ты обладаешь идеально здоровым телом, психикой и всем остальным. И теперь хочешь, чтобы я дал совет, как жить дальше. Ты называешь меня гуру, думаешь, что я мудр, однако я не стану давать советов. До сих пор не существовало ни одного правила или закона человеческого поведения, которые не были бы нарушены кем-то, когда-либо и где-либо при тех или иных обстоятельствах, вполне обыденных или в высшей степени исключительных. Быть человеком – значит нарушать правила. Для нашей вселенной характерно, что простейшее правило может стать причиной самого сложного и запутанного поведения. Импланты дали тебе просто новый набор психологических императивов, не связанных с репродуктивным поведением, вот и все. Остальное, слава Богу, зависит исключительно от тебя. Они ничего бы не стоили, если бы сами не становились причиной сложнейших, а порой и весьма мучительных сердечных проблем. Именно эти проблемы и придают ценность нашей жизни, которая без них превратилась бы в бессмысленную суету. У нас на роду написано страдать и тревожиться. Но именно в страданиях и тревогах наше величие, всех нас – мужчин, женщин, трансгенов, ньютов…
Звуки флейты преследуют Тала. Ньют чувствует, что ветер, дующий с реки, несет с собой дыхание приближающегося дождя.
– Не в них, а в нем, – поправляет Сунити, собирая тарелки. – Ты любишь этого человека?
– Я думаю о нем постоянно, я не могу забыть его, я хочу позвонить ему, купить ему обувь, составить для него музыкальные миксы и приготовить его любимое блюдо. Он любит ближневосточную кухню, я знаю…
Нанак плавно раскачивается.
– Да, да, да, да, да. Моя помощница, как всегда, права, но как насчет прямого ответа на ее вопрос? Ты любишь его?
У Тала перехватывает дыхание.
– Думаю, что да.
– В таком случае ты знаешь, что нужно делать, – говорит Нанак, а Сунити собирает все металлические блюда в скатерть, но Тал видит, что ей нравится их разговор.
После обеда наступает время джакузи. Нанак и Тал плещутся в большой деревянной ванне. Вода, в которую добавлено немного масла чайного дерева, помогающего от постоянно мучающего Нанака дерматофитоза, усыпана лепестками бархатцев. С трех сторон вертикально вверх поднимаются ароматы благовоний. Воздух абсолютно неподвижен, все застыло, как будто в ожидании чего-то очень и очень важного.
На западном горизонте виднеется золотистая туманность. Нанак поглаживает бедра Тала своими длинными и очень развитыми большими пальцами ног. В таком поведении нет обычного для разнополого общения стремления сексуально возбудить партнера. У ньютов это чисто дружеские прикосновения. Тал вынимает из пластикового холодильника еще два «кингфишера», открывает их и ставит на край ванны. Один для себя, другой – для гуру.
– Нанак, как ты думаешь, все обойдется?
– Лично для тебя? Да, конечно. Счастливый конец – не такое уж сложное дело для большинства. Но вот что касается этого города, страны и войны… Я не очень уверен. Нанаку многое видно с его мостика. Я вижу, как понижается уровень воды в реке, я вижу скелеты на берегу, но они не пугают меня. Вот те жуткие дети, «брахманы», как их называют… Кто бы ни дал им подобное название, он попал в самую точку. И я скажу, что меня больше всего в них пугает. Вовсе не то, что они живут вдвое дольше нас со скоростью вдвое меньшей, чем мы, и не то, что они дети с правами и вкусами взрослых. Меня пугает, что мы уже достигли такой ступени развития общества, когда деньги способны изменить направление человеческой эволюции. Раньше вы могли унаследовать мешки рупий, послать детей учиться в Америку, как делали полоумные выродившиеся магараджи, но не могли купить коэффициент интеллекта, талант или даже красоту. Единственное, что было доступно в прежние времена, – косметика. Но теперь можно купить новую инфраструктуру личности. Родители всегда хотели дать детям те или иные преимущества, теперь они могут передавать их через поколения. И чего родитель не сделает ради ребенка? Махатма, да будет благословенна память о нем, был великим мудрецом, но он никогда не говорил большей глупости, чем тогда, когда сказал, что сердце Индии в ее деревнях. Сердце Индии – так же, как и ее голова, – всегда было в среднем классе. Англичане очень хорошо знали эту истину, вот почему небольшой горстке британцев удавалось держать нас в повиновении в течение целого столетия. Мы агрессивно-буржуазное общество. Богатство, статус, респектабельность… А теперь все перечисленное можно унаследовать в самом буквальном смысле слова – с генами. Вы можете потерять все свое состояние, обанкротиться, проиграть все деньги до последнего гроша, имущество может погибнуть во время наводнения, но ничто не способно отнять у вас ваши генетические преимущества. Такое богатство не под силу похитить никакому вору, наследство, которое при любых обстоятельствах благополучно перейдет к вашим потомкам… Я много думал об этом в последние дни.
– Нанак-джи, не стоит обременять себя такими мыслями, – говорит Тал. – К нам подобные вещи не имеют никакого отношения. Мы сделали «Шаг-В-Сторону».
Тал прикасается к Нанаку и чувствует, что тот внезапно напрягается.
– Вовсе нет, детка. И никто не сумеет его сделать. В современном мире не может быть тех, кто стоит в стороне от битвы. Да, мы живем нашей прелестной жизнью и радуемся нашим особым утонченным удовольствиям, не доступным никому другому, кроме нас, но все же мы остаемся людьми. Мы – часть человечества. Теперь человечество разделилось. И вскоре все мы станем грызть друг другу глотки из-за будущего наших детей. Представители среднего класса за десятилетия «потерянных женщин» хорошо поняли, что создать новую касту не так уж и трудно и что никто не будет сильно против, особенно если бинди будет запрограммировано в вашем ДНК. Тысячелетнее правление этого генетического раджи…
Вокруг уже совсем стемнело. Тала пробирает дрожь. Ньют ощущает себя крошечным существом, для которого нет места в будущем, его нет для всех сделавших «Шаг-В-Сторону», для всех генетических пацифистов.
Откуда-то снизу доносится голос с австралийским акцентом:
– Добрый вечер, Нанак-джи! В Хайдарабаде дождь, я только что слышал сообщение.
Нанак поднимается из ванны, но говорившего не видно в ночной темноте.
– Действительно, добрые новости! – отвечает Нанак. – Необходимо отметить такое важное событие!
– Я выпью за это!
Слышны приглушенные звуки. Кто-то движется от люка к капитанскому мостику. Купающиеся оборачиваются. Там стоит ньют. На нем легкая голубоватая юката.
– Я услышал… Я подумал, что, возможно…
– Мы всем рады, – отвечает Нанак и начинает искать в маленьком холодильнике очередную бутылку «кингфишера».
– Как вы думаете, это правда, что приближается дождь? – спрашивает ньют, сбрасывая хлопчатобумажное одеяние голубоватого цвета.
По телу Тала пробегает приятная дрожь от вида узких плеч, по-женски широких бедер, плоской груди и выбритого священного треугольника йони. Предоперационный период… Ньют – тот самый, застенчивый, о котором Нанак говорил, что он может сбежать.
Тал вспоминает три года, проведенные в предоперационном статусе в попытках накопить деньги на место в «клинике» Нанака. Как и воспоминание о ночном кошмаре, оно состоит из нескольких отрывочных впечатлений. Гормональные инъекции три раза в день. Постоянное бритье. Бесконечное чтение мантр, отвлекающих от сексуально дифференцирующих мыслей и заставляющих воспринимать себя как ньюта.
– Да, думаю, что он наконец-таки пойдет, – отвечает Нанак, когда ньют опускается в воду рядом с ними, и сразу же все сексуальные и тендерные ассоциации исчезают.
Они движутся вместе в теплой, как кровь, воде, касаясь друг друга прикосновениями ньютов. Этой ночью Тал спит рядом с Нанаком, свернувшись калачиком. Они лежат в одной постели – просто как друзья.
– Будь осторожен там, в своем Варанаси, – кричит Нанак вслед Талу, когда ньют спускается с исцарапанного борта «Фугаци» и прыгает в «Риву», поджидающую его в грязной воде неподалеку.
– Постараюсь, – отвечает Тал. – Но сердце ведь такая слабая штука.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88