То был мужской мир, мир мужчин, подолгу просиживающих за чаепитием, слушающих радио, обсуждающих политические новости. Женский мир находился в полях и у источников, ибо вода – женская стихия… еще, пожалуй, в школе, где новая учительница из города, госпожа Джейтли, по вечерам вела уроки и дискуссионные семинары.
Затем все изменилось. Приехали грузовики «Рэй пауэр», из которых высыпали какие-то мужчины, они построили палаточный городок, поэтому примерно в течение месяца бок о бок существовало два Котхаи. Они возвели ветряные турбины, солнечные панели и генераторы на биомассе, и постепенно все дома, магазины и храмы в деревне оплели провода. Сукрит, торговец батарейками, проклинал их за то, что пришельцы лишили достойного человека работы, а честную девушку, его дочь, вынудили заниматься проституцией.
– Теперь мы часть большого мира, – говорила госпожа Джейтли слушательницам на вечерних занятиях. – Паутина проводов свяжет нас с другой паутиной, которая присоединит нас к той паутине, что объединяет весь мир в единое целое.
Но старая добрая Индия умирала. Прекрасная мечта Неру расползалась по швам под давлением этнических и культурных противоречий, природная среда разрушалась из-за непомерно большого населения, достигшего уже полутора миллиардов. Котхаи гордился тем, что его отсталость и изолированность помешает разрушительному воздействию идиосинкразической смеси индуизма с прогрессизмом, свойственной идеологии правительства Дилджит Раны. Но строители о многом рассказывали в дхаба, читали вслух целые полосы из вечерних газет о Национальной армии, о военизированной милиции, о рейдах по захвату деревень, подобных Котхаи.
Джай Бхарат! Молодые мужчины ушли первыми. Парвати видела, как ее отец провожал их на сельский автобус. Эс Дж.
Садурбхай так и не простил жене того, что она рожала ему одних девочек. Он исходил завистью к семьям среднего класса, которые могут позволить себе выбирать пол ребенка. Они должны создать сильную страну, а не слабую, не такую женственную, какой была старая Индия, которая сейчас саму себя раздирает в междоусобных бойнях… В доме Садурбхая почти с облегчением встретили его слова о том, что он вместе с Гурпалом, учеником из гаража, уходит на войну. На справедливую войну. На мужскую войну. Они уехали, и из всех жителей Котхаи погибли только эти двое – стали жертвами нападения вертолета, управляемого сарисином, не способным отличить своих от врагов, на тот же самый грузовик, в котором уехали из деревни. Мужская смерть на мужской войне…
Три недели спустя появилась новая страна, и войну заменили «мыльные оперы». Через месяц после провозглашения нового Бхарата в деревню приехали еще больше мужчин из города, они привезли еще больше фиброволоконных кабелей, по которым стали приходить новости, полупристойные сплетни и «мыльные оперы». Учительница Джейтли на чем свет стоит ругала «Город и деревню», называя ее пропагандой, предназначенной для того, чтобы запудрить людям мозги, пропагандой, активно поддерживаемой правительством, так как подобное отвлекает людей от реальных политических проблем. Но от недели к неделе количество ее учениц уменьшалось, женщины уходили, и наконец ей пришлось вернуться в город, потерпев поражение от Прекашей и Ранджанов и их любовных историй. Теперь вся деревня собиралась вокруг большого экрана, подаренного государством.
Парвати выросла под сенью «Города и деревни». Сериал научил ее всему, что должна знать и уметь идеальная жена. Через шесть месяцев Парвати оказалась в Варанаси. Здесь были нанесены завершающие штрихи к ее образу невесты, и теперь она без смущения могла появиться на любой изысканной вечеринке. Полгода спустя на свадьбе какого-то очень далекого родственника троюродная сестра Парвати по имени Дипти шепнула ей кое-что на ухо. Она взглянула в том направлении, куда ей указывал шепот, и посреди освещенного фонарями сада под ярко расцвеченным навесом заметила худощавого интеллигентного мужчину, который не отрываясь смотрел на нее, но при этом сам пытался остаться незамеченным. Парвати вдруг вспомнила, что дерево, под которым он стоит, увешано крошечными плетеными клетками со свечками внутри. И ей показалось, что он окружен звездами.
Прошло еще шесть месяцев, и подготовка к бракосочетанию была закончена, небольшое приданое снято со счета матери, заказано такси, которое должно перевезти немногочисленные вещи Парвати в квартиру в новом пентхаусе в самом центре большого Варанаси. Все было бы идеально, если бы только ее вещи не смотрелись так сиротливо в отделанных кедровыми панелями стенных шкафах, а все сколько-нибудь значительные люди не переезжали из пентхаусов в грязном перенаселенном шумном Каши в зеленый приятный пригород… да и худощавый интеллигентного вида мужчина оказался всего лишь полицейским. Но сколь бы велико ни было разочарование Парвати, стоило ей взмахнуть рукой, и любимые Прекаши и Ранджаны снова были рядом, в Варанаси – точно такие же, как и в Котхаи. И они не знали ни снобизма, ни кастовых различий, а их жизнь, любовь и скандалы были ей всегда интересны.
В четверг Кришан допоздна работает на крыше. Осталось много дел, которые нужно поскорее закончить. Надо подвести электричество к устройству капельного орошения, доделать тропинку, посыпанную круглой галькой, бамбуковую ширму вокруг туалета… Он пытается убедить себя, что не сможет продолжать работу, пока не справится с этими досадными мелочами. На самом деле ему просто хочется еще раз увидеть господина Нандху, Сыщика Кришны. Из газет и радио Кришан знает, чем они занимаются, но никак не может понять, почему то, что с такой настойчивостью выслеживают и ловят Сыщики, представляет, как говорят, страшную опасность. Поэтому Кришан работает до тех пор, пока солнце не вздувается кровавым шаром на западе, за небоскребами финансового центра города. Он закручивает болты, чистит инструменты. И вот внизу раздается звук открывающейся входной двери, и слышится голос Парвати, а в ответ – рокот глубокого и глухого мужского баритона. Он спускается по ступенькам, и с каждым его шагом разговор приобретает все большую определенность. Женщина просит, умоляет мужа взять ее с собой куда-нибудь. Она хочет выходить в город, хоть на какое-то время уйти из этой надоевшей квартиры в громадном пентхаусе. У господина Нандхи голос усталый, лишенный всяких интонаций, и Кришан понимает, что он ответит «нет» на любую просьбу жены.
Кришан ставит на пол сумку и ждет у дверей. Он пытается уверить себя, что не подслушивает. Двери здесь тонкие, и говорят супруги Нандха достаточно громко. Голос полицейского становится все более раздраженным. Интонации делаются все более жесткими, как у отца, которому надоел капризный ребенок. И вот Кришан слышит в его голосе отзвук злобы и гнева, а за ним резкий скрежет отодвигаемого стула. Он хватает сумку и выходит из квартиры. Дверь распахивается, и господин Нандха спускается из гостиной к выходу из коридора. Лицо у него мрачное и неподвижное, словно высеченное из камня. Он проходит мимо Кришана, не обратив на него никакого внимания, так, словно тот не более чем ящерица на стене. Из кухни выходит Парвати. Они с господином Нандхой смотрят друг другу в лицо. Кришан стоит поодаль, невидимый ими, но словно зажатый между их голосами.
– Ну, иди, иди! – кричит она. – Если это действительно так важно.
– Да, – отвечает господин Нандха, – это действительно так важно. Однако я не собираюсь обременять тебя проблемами национальной безопасности.
Он открывает дверь на лестничную площадку.
– Я останусь одна, я всегда одна!..
Парвати опирается о хромированные перила, но дверь закрывается, и господин Нандха уходит, не оглянувшись. Только теперь она замечает Кришана.
– Вы тоже уходите?
– Мне уже пора.
– Не оставляйте меня одну. Я всегда одна, а я не люблю быть одной…
– Мне и в самом деле нужно идти.
– Но я же останусь одна, – вновь повторяет Парвати.
– У вас есть ваш «Город и деревня», – пытается возразить Кришан.
– Это идиотское «мыло»! – вдруг начинает кричать на него Парвати. – Глупая телепрограмма. Неужели вы думаете, что я и в самом деле верю тому, что там показывают? Может быть, вы тоже принимаете меня за деревенщину, которая не способна отличить телефильм от реальности?!
Ей удается немного взять себя в руки. Сказывается усвоенная с ранних лет женская дисциплина Котхаи.
– Извините. Мне не следовало говорить подобные глупости. А вам не следовало слушать наш разговор…
– Нет, простите меня, – говорит Кришан. – Он не имеет права разговаривать с вами в подобном тоне. Так, как будто вы избалованное дитя.
– Но он мой муж.
– Извините. Я сказал, не подумав. Мне в самом деле надо уходить. Так будет лучше.
– Да, – шепотом произносит Парвати. Сзади на нее падают лучи заходящего солнца, которые окрашивают кожу женщины в золотистый цвет. – Так, наверное, действительно будет лучше.
Наступает пауза, солнечный свет приобретает янтарный оттенок. Кришану становится дурно от напряжения. Будущее балансирует на кончике иглы. Их падение способно уничтожить его, ее, всех здесь, в этой квартире на верхнем этаже престижного дома. Кришан берет сумку. Внезапная мысль вдруг останавливает его.
– Завтра, – говорит он, чувствуя, как дрожит голос. – Завтра крикетный матч на стадионе имени доктора Сампурнананда. Англия, Бхарат, третий выставочный матч. И как мне кажется, последний. Англичане скоро отзовут свою команду. Вы… сможете… пойти?
– С вами?
Сердце Кришана бешено бьется. Затем он понимает, что предложил невозможное.
– Нет, конечно. Нет, вы не можете появиться…
– Но мне очень хочется увидеть матч, и особенно – с Англией. Я знаю, как это устроить! Дамы из пригорода идут на игру. Мы, разумеется, окажемся в разных концах стадиона, как вы понимаете. Но мы все равно будем смотреть его вместе. Виртуальное свидание, как говорят американцы. Да, я завтра обязательно пойду на крикет и покажу этим верхоглядкам, что в крикете я не какая-нибудь сельская простушка и разбираюсь получше их!..
Солнце зашло, золотистый оттенок исчез с кожи Парвати, янтарь рассыпался множеством мелких блесток и пропал, но сердце Кришана освещено гораздо более ярким светом.
– Значит, так мы и поступим, – говорит Кришан. – Завтра. На матче.
Он берет сумку, поворачивается и отправляется на лифте вниз, вливаясь в вечный и бесконечный поток транспорта.
Стадион доктора Сампурнананда представляет собой белую бетонную чашу, бурлящую под небом бежевого цвета. Огромное блюдо, кипящее разгоряченным ожиданием, сконцентрированным вокруг диска свежей, хорошо политой зеленой травы с искусственно поддерживаемым микроклиматом. Варанаси никогда не принадлежал к числу крупнейших индийских центров крикета, таких, как Колката, Ченнаи, Хайдарабад или даже сосед и соперник Варанаси – Патна.
Стадион Сампурнананда многими воспринимался как ухабистая лужайка с выгоревшей травой, на которую не решится выйти ни один настоящий игрок с мировым именем. Затем настало время Бхарата, и та же преображающая длань Ранов, которая превратила Сарнат в цитадель суперсовременной архитектуры и высоких технологий, сделала из незначительного университетского стадиончика спортивную арену на сто тысяч зрителей. Классический «белый слон» нынешнего правительства, он никогда не заполнялся больше, чем на половину, даже на третьем отборочном матче в 2038 году, когда бхаратцам удалось разгромить слабеющую австралийскую команду. Собственно, это была их первая и единственная победа.
Сегодня здешнее поле с тщательно поддерживаемым микроклиматом представляет собой капсулу с относительно прохладным воздухом – по крайней мере по сравнению с температурой в 43° вокруг стадиона. Однако европейцы, находящиеся на игровой площадке, все равно не могут обойтись без пластиковых бурдюков с водой. До ленча еще целых два часа, а над стадионом управляемые сарисинами самолеты авадхов и бхаратцев охотятся друг за другом. В данный момент битва в стратосфере гораздо более интересна дамам, сидящим под балдахином в ложе № 17, нежели крикетное сражение внизу на лужайке. Ложей владеет супруг госпожи Шарма, богатый строительный подрядчик, купивший ее с целью уклониться от уплаты налогов и одновременно для того, чтобы водить туда друзей, гостей и клиентов. Во время крикетного сезона ложа стала уже признанным местом сбора дам из общества. Они так красиво вписываются в общий облик стадиона, подобно маленькой балконной оранжерее на фасаде жилого здания. Сквозь элегантные солнцезащитные очки с западными лейблами женщины всматриваются в переплетающиеся завитки инверсионных следов самолетов. Все изменилось с тех пор, как отважные джаваны Бхарата совершили смелый ночной марш-бросок из Аллахабада с целью захвата дамбы Кунда Кхадар.
Госпожа Тхаккур высказывает мнение, что самолеты пытаются предупредить нападение авадхов.
– На Варанаси?
Госпожа Шарма потрясена.
Но госпожа Чопра, со своей стороны, полагает, что для авадхов, мстительной, коварной нации, подобное вполне типично. Джаваны так легко смогли захватить Кунда Кхадар только потому, что силы авадхов уже двигались на столицу.
Госпожа Суд высказывает мнение, что враги способны распространять на территории Бхарата заразные болезни:
– Они могут распылить что-нибудь над нашими посевами.
Ее муж – менеджер среднего звена в крупной биотехнологической фирме, занимающейся производством удобрений. Дамы высказывают надежду, что министерство здравоохранения заблаговременно предупредит население об опасности, чтобы успеть переселиться в летние дачи в горах до того, как начнется паника.
– Как мне кажется, первыми должны быть проинформированы представители наиболее важных слоев общества, – вступает в беседу госпожа Лаксман.
Ее муж – крупный государственный чиновник. Но до госпожи Чопра дошли другие слухи: нелепая авантюра бенгальцев с айсбергом сработала, ветры изменили направление, и скоро к ним вновь придет муссон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88