Но было бы лучше, чтобы это сделали вы.
Ронвен чувствовала себя польщенной, но вместе с тем была настороже; Малкольм же разгорячился не на шутку, все говорил и говорил, не давая ей задуматься о его словах.
– Он угрожает разрушить счастье вашей госпожи, угрожает даже ее жизни, в конце концов, вот что он делает, леди Ронвен! Вы уж помогите ей, не оставьте ее.
Глаза их встретились, и Малкольм выдержал ее взгляд. Интересно, знает ли он о тайном возлюбленном Элейн, подумала Ронвен. Известно ли ему, что он делит ее с призраком? Не хочет ли он сказать, что Александр тоже хочет смерти этого мальчишки?
– Помогите мне, прошу вас, – тихо произнес он. – Вы будете вне подозрений; вам будет легко его найти, и он сразу придет к вам, зная, что вы друг Элейн, и надеясь на то, что вы будете им помогать. – Он улыбнулся холодной улыбкой. – Вам надо будет блеснуть мастерством, леди Ронвен. Все должно произойти мгновенно и тихо, без всякой возни, чтобы по возможности избежать сильного потрясения в его окружении.
Малкольм прекрасно знал, что ни о какой награде не могло быть и речи. Если Ронвен решится на это, то только из любви к Элейн. Она получит свое вознаграждение, – в случае, если ее поймают, он заклеймит ее и осудит ее гнусное деяние, а предпочтет она нож или яд – не все ли ему равно?
XV
Замок Стирлинг. Январь 1258
Ронвен нашла Дональда в большом зале. Королевский ужин закончился, и молодой человек направлялся к дверям, чтобы отдохнуть.
– На одно слово, милорд, – прошептала она.
Остановившись, он хмуро посмотрел на нее, но лицо его сразу же просветлело – он узнал в ней женщину из Уэльса, которая время от времени сопровождала Элейн ко двору.
– У вас записка для меня? – спросил он с нетерпением.
Они отошли в сторону, так как мимо проходила шумная компания молодых людей из свиты короля; они смеялись и шутили.
– А вы ждете записки? – Ронвен холодно оглядывала его.
Он кивнул:
– Она обещала думать обо мне каждый день и даже попросила короля как можно скорее вернуть ее ко двору, чтобы мы опять были вместе. – Его глаза сияли.
– Вы думаете, она этого хочет?
Он уверенно кивнул.
– А как же ее муж и дети? – тихо спросила Ронвен. – Они для нее уже ничего не значат?
Дональд опять стал похож на грустного мальчика.
– Она никогда не любила своего мужа, а что касается детей, то ведь, насколько мне известно, о них заботитесь вы. Это ваша обязанность, не так ли?
– Так, так. – Тон ее стал ласковым. – Я забочусь обо всех, кого любит миледи.
– О, как я рад. – Он улыбнулся своей лучезарной улыбкой.
Дональд не стал говорить ей, как у него отлегло от сердца после этих ее слов. Холод, которым обдала его эта женщина в начале разговора, чуть не вывел его из себя.
XVI
Вернувшись к себе в комнату, в которой жили еще четыре женщины, Ронвен опустилась на колени перед своим сундуком и подняла крышку. Достав из потайного кармана в платье маленький пузырек, она несколько мгновений в задумчивости глядела на него, а затем зарыла его поглубже в сундук, спрятав под рубашки. Закрыв сундук, она хорошо его заперла. Пожалуй, стоит на время подождать со свершением правосудия над Дональдом Маром.
XVII
Вернувшись в Фолкленд, Ронвен нашла Элейн в конюшне. Ее воспитанница, сидя на соломе, наблюдала, как Энкрет кормит выводок своих маленьких щенят.
– Что это было за важное дело, по которому ты отлучалась в Стирлинг, не спросив моего разрешения?
– Лорд Файф велел мне служить переводчиком на переговорах с послами из Уэльса. Ему нужен был кто-то, знающий их язык и кому можно доверять. Он понимал, что тебе не захочется так скоро возвращаться в Стирлинг, ведь ты совсем недавно приехала домой.
Элейн кивнула с отсутствующим видом. Взяв из корзины одного щенка, она стала нежно его гладить.
– Надеюсь, ты передала от меня привет и пожелания всего наилучшего дорогому Ливелину.
К огорчению Элейн, четыре ее племянника так и не смогли полюбовно решить свои дела, касающиеся вопросов правления. Кончилось тем, что Оуэйн и Даффид попытались полностью лишить Ливелина власти. Принц, с ранних лет проявивший желание во всем главенствовать, дал братьям бой и с легкостью одержал над ними верх, взяв всех троих в плен. Оуэйн до сих пор томился в темнице.
Элейн еще раньше написала Ливелину письмо, в котором советовала братьям держаться вместе, так как только в союзе друг с другом они представляют силу для Генриха; тот в ответном письме в свою очередь в исключительно любезной и хитроумной форме советовал ей не лезть не в свое дело. Но кое в чем он был действительно заинтересован, а именно в. поддержке со стороны короля Шотландии. Элейн снисходительно улыбнулась. В глубине души она понимала, что он прав. Ливелин был самым сильным из братьев, и она любила его больше других. Она всегда будет стоять за союз Уэльса и Шотландии: похоже, интересы обеих стран совпадали.
Но как бы Элейн ни тосковала по родине, Гвинед был для нее другим концом света. Теперь мысли ее были заняты другим. Она не могла выкинуть из головы Дональда Мара.
Что было в нем такого, что привлекло ее к молодому человеку? Постоянно возвращаясь мыслями к нему, она пыталась разобраться в своих чувствах. Он был красив, внимателен, верно, но это далеко, далеко не все. Элейн пришла к выводу, что в нем, помимо всего прочего, была глубина, зрелость, не свойственная юношам его возраста; чувствительность и внутренняя сила, противостоять которой она не могла. Дональд так отличался от Малкольма; он был совсем не похож на Роберта. Он был воплощением всех тех мужских качеств, которых женщина может только желать в своем возлюбленном. Его невозможно было сравнивать с Александром, да она и не пыталась. Для нее Александр был муж, король и бог. Он был для нее всем. Дональд будил в ней вожделение, которому невозможно было противиться. Поразительно, но при одной мысли о нем она испытывала чувственное волнение. Элейн желала его так сильно, что больше не могла ни о чем думать. При этом она понимала, что не должна с ним видеться – никогда. Ведь если их встреча состоится, она может не устоять.
Проходивший мимо конюх посмотрел на двух женщин, одна из которых сидела в соломе у собачьей подстилки, и, узнав графиню, удивленно выкатил глаза: он был новеньким и еще не привык к чудачествам хозяйки.
– Я слышала, тебя хорошенько развлекали при дворе, – осторожно начала Ронвен.
– При дворе короля много различных увеселений.
– Кто-то молодой и красивый развлекал тебя, – упорно допытывалась Ронвен. – Писал тебе прекрасные стихи.
Элейн почувствовала, что покраснела, и сердито сказала:
– Все кавалеры пишут стихи. Они вьются вокруг дам и, избрав предмет поклонения, изображают из себя верных влюбленных, точно так же, как при дворе Генриха Английского.
– И не желают получать отказ в ответ на свои домогательства, так ведь? Еще и изведут так, что и света белого не взвидишь, да?
Элейн выронила из рук щенка и поднялась на ноги, явно раздраженная.
– Ладно, если хочешь знать – в самом деле, тот молодой человек действительно очень докучал мне. Но я не хочу об этом говорить. Не хочу даже думать о нем, поняла? Имени его не желаю слышать! – И она быстрыми шагами пошла через двор к дому.
Ронвен нагнулась и, подобрав скулящего щенка, положила его рядом с сестрами и братьями на живот собаке. Она хмуро глядела на собачье семейство, поглощенная своими мыслями. Если Элейн обидела маленькое существо, щенка, так вот швырнув его в солому, это было неспроста. Что ее мучило? Что так расстраивает ее? Неужели она в самом деле так боится и ненавидит этого Дональда Мара?
XVIII
– Не получить рыцарского звания! – подбоченясь, выпалил в лицо сыну Уильям Map. – Вот до чего довела тебя эта женщина! Ты не достоин этого звания! Король не желает посвящать тебя в рыцари!
Он отвернулся от сына; на лице его отразилась буря чувств.
– Чтобы такое произошло у нас в роду! Поверить этому не могу. Какой позор! Какое унижение! Ты из всех подданных короля, готовых служить верой и правдой, ты… – Он задохнулся от ярости, не в силах продолжать свою речь. – Я был уверен в том, что ты получишь одобрение короля, несмотря на юный возраст. И король был за тебя! Обо всем условились! А теперь король говорит, что не готов посвятить тебя в рыцари и вряд ли когда-нибудь изменит свое решение. А если уж он не хочет этого, то наверняка никто другой тоже не стагнт этого делать! Конечно, за всем этим стоит королева-мать, продолжал он после некоторого раздумья. – Всем известно, как она ненавидит Элейн из Файфа. Александр слишком любит тебя и любит леди Файф, чтобы измыслить этакое самостоятельно.
Обессиленный вспышкой своего гнева, он упал в кресло во главе стола. После этого он первый раз посмотрел на своего сына. Дональд стоял не двигаясь, его лицо было белым как мел, руки были сжаты в кулаки. К ужасу отца, он, казалось, готов был удариться в слезы.
– Меня не посвятят в рыцари? – произнес он шепотом. – Никогда?
– Не посвятят в рыцари, ни-ког-да, – безжалостно, с расстановкой повторил Уильям и, подавшись корпусом вперед, грохнул по столу кулаком.
XIX
Яд – самое верное средство в этом деле. Ронвен бросила взгляд на пузырек, стоявший перед ней на столе. Аконит действует быстро и безошибочно. Надо это сделать сегодня, думала она, пока Элейн будет возиться со щенками и с Колбаном, схватившим сильнейший насморк. Можно будет обернуться в один день; доехать до Стирлинга, а к закату уже быть дома. К этому времени даже еще не найдут тело молодого человека.
Ронвен никому не сказала, куда едет. Джон Кит выбрал для нее самую быструю лошадь. Он не задавал ей никаких вопросов, но поглядел на нее почти с восхищением. Если кто-нибудь будет о ней спрашивать, он поклянется, что уже три дня как не видел ее.
Женщина оставила вспотевшую лошадь в конюшне и, низко опустив капюшон, направилась в замок. Дональд Map поймет, кто подлил яд в его вино, но ни за что никому не скажет. Ни за что.
Ронвен быстро прошла через зал, где в это время слуги накрывали к ужину расставленные на помостах столы. Ей бросилась в глаза красивая массивная солонка из серебра на белой скатерти на столе, что возвышался над другими; рядом стояли кубки для вина и корзины с хлебом. Двое молодых слуг притащили огромное полено и установили его на решетку для дров в очаге. Она найдет себе местечко за одним из столов на нижнем помосте. А позже, гораздо позже, когда вино будет литься рекой и в большом зале будет стоять угар от жареного мяса, мужского пота и дыма от очага, она без труда проберется через зал, поднимется на высокий помост и с кубком в руке приблизится к столу. Сделав вид, что хочет передать ему послание от любимой, она вручит ему кубок с отравленным вином.
Никто не обратил внимания на женщину в темно-зеленом шерстяном плаще, сидевшую за одним из нижних столов. Она почти ничего не ела и молчала. Вокруг нее зал заполнялся гостями. Ее глаза были сосредоточены на тарелке. Она видела, как заняли свои места молодой король с королевой и по бокам от них расселись Мари де Куси с ее мужем, лорд Ментис и рядом с ним Алан Дервард и его жена. Ронвен помрачнела. Маргарет Дервард была незаконной дочерью короля Александра Второго, и это открыто признавали при дворе. Она была зачата и рождена задолго до того, как он встретил и полюбил Элейн; Маргарет была единокровная его дочь. Взгляд Ронвен скользил дальше, вдоль стола. Но ни графа Мара с графиней, ни их сына там не было.
Спустя какое-то время она нашла человека, который смог ей ответить на этот вопрос. Он сказал:
– Мары отбыли всем семейством. Лорд Map лишился чести сидеть за одним столом с Аланом Дервардом. Дервард хочет отобрать у него графство, заявляя, что оно по праву принадлежит не Мару, а ему. Он даже послал петицию папе, испрашивая у него согласия сместить Уильяма, а его титул и владения передать ему, Дерварду.
– А Дональд Map? Кавалер молодой королевы? Где он? – Судя по всему, ее вопрос подлил масла в огонь разгоревшихся вокруг молодого человека дрязг и сплетен.
– Отбыл с ними. Лорд Map увез его в Килдрамми. Вчера все уехали… – Ее собеседник с жаром продолжил свой рассказ, но Ронвен отвернулась и больше не стала его слушать.
Пока судьба оберегала Дональда Мара.
XX
– Граф с сыном, покинув двор, вернулись к себе в Килдрамми.
Мари де Куси вызвала Элейн обратно в Стирлинг. Она приняла ее в своих покоях в верхнем ярусе башни, но их разговор происходил отнюдь не с глазу на глаз. При этом присутствовали несколько придворных дам королевы, а также сэр Алан Дервард и Роберт Брюс.
– Я уверена, вы не можете не понимать, какому позору подвергся молодой придворный. Для такого благородного юноши лишиться рыцарского достоинства – все равно, что лишиться жизни.
У Элейн пересохло во рту. Она прочла на лице Роберта сочувствие к себе и ответила ему благодарным взглядом. В этой комнате, а возможно, и во всем замке он был сейчас ее единственным союзником.
– Полагаю, вы захотите узнать, почему его сочли недостойным звания рыцаря, – безжалостно продолжала королева-мать.
– Нет, ваша милость, я не желаю этого знать, – ответила Элейн, выдержав взгляд королевы.
Мари улыбнулась:
– О, я считаю, вы должны узнать.
Роберт смущенно кашлянул:
– Ваша милость, не думаю, что кому-либо из здесь присутствующих это интересно. Было бы неблагородно злорадствовать по этому поводу. Мы полны сочувствия лорду Дональду, и давайте не будем больше к этому возвращаться.
Преисполненная благодарности, Элейн с облегчением вздохнула.
Королева-мать злобно сжала губы. Роберт говорил с такой твердостью и убежденностью, что перечить ему она не посмела, и разговор на том и оборвался. Она склонила голову, давая понять, что уступает ему в этом маленьком споре. Отвернувшись от Элейн, она уселась у огня в кресло, обложенное подушками, и поставила ноги на скамеечку, услужливо подвинутую к ней одной из дам ее свиты.
XXI
Долгая весна и лето, проведенные Элейн вдали от двора, сделали свое дело. Она наконец пришла в себя. Хозяйка Фолкленда снова жила полной жизнью, наслаждаясь домом и семьей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74