Я и в самом деле скоро стану неряшливым человечком из подвала. Но если мне удастся выкроить десять минут, я проведу их с вами.
– Ну хорошо, – сказала она. – А я, быть может, придумаю что-нибудь такое интересное, что вам захочется уделить мне больше десяти минут.
– Отлично, но предупреждаю: Дэви не убьет меня, а вас . Верно, Дэви?
– Наверно, – отозвался Дэви. – Я убью вас обоих. Что ж, надо всё-таки поискать Вики.
– Подожди! – удержал его Кен, он тут же увидел вошедшего в гостиную лакея в белом пиджаке. – А, слава богу, сейчас можно будет поесть!
Джули засмеялась.
– Нет, вы просто невыносимы! – воскликнула она сердито, но с оттенком восхищения в голосе.
– Почему? – спросил Кен.
– Ну как же, я делаю вам всяческие авансы, чуть ли не бросаюсь вам на шею – и ни на секунду не могу отвлечь ваши мысли от еды. Никогда в жизни я не получала такого щелчка по носу!
Кен искренне засмеялся и, покачав головой, посмотрел на неё, как на упрямого ребенка, который не желает отказаться от нелепого каприза. Он взял её под руку и повел в столовую.
– Тише, детка, – спокойно сказал он. – Только не волнуйтесь, и всё будет в порядке.
Войдя в столовую, Дэви увидел Вики, сидевшую на другом конце стола между двумя мужчинами лет за сорок; она что-то оживленно говорила, выразительно приподнимая плечи или подчеркивая свои слова легким жестом. Мужчины слушали, склонив к ней головы, и смеялись; оба были явно очарованы ею. Дэви очутился возле тучной женщины с коротко подстриженными седыми волосами; по-видимому, она почти никого здесь не знала, так как разглядывала сидящих за столом с откровенным любопытством постороннего зрителя. Она улыбнулась Дэви сквозь дым зажатой в зубах сигареты.
– Вы – Дэви Мэллори, не так ли? Я Кора Стюарт, – спокойно сказала она. По другую сторону сидел Кен, болтавший с Джули Кендрик. – Я переложила карточки так, чтобы сидеть между вами. Бог знает, какое соседство мне могли навязать. Я хотела пересадить куда-нибудь поближе к нам и вашу жену, но не смогла найти её карточку. Она мне нравится.
– Вы её знаете? – удивился Дэви.
– Мы с ней разговаривали перед тем как идти в столовую, – сказала Кора Стюарт, словно в свою очередь удивляясь, как это ему до сих пор неизвестно, что она делает лишь то, что ей нравится, и знакомится только с теми людьми, которые, по её мнению, могут её заинтересовать. – Я заговорила с ней, ещё не зная, кто она. – Не выпуская из пальцев сигарету, Кора принялась за макрель в белом вине. – В этой девочке что-то есть, хотя она сама ещё не понимает, что именно. А вы понимаете? – вдруг спросила она, и её рука застыла в воздухе, не донеся вилку с куском рыбы до рта.
– Думаю, что да, – медленно сказал Дэви, не зная как отнестись к этой резковатой прямоте.
– Иными словами, ничего вы не понимаете. Посмотришь на неё и видишь – она так и светится изнутри веселой радостью; хочется узнать, что это за радость, и разделить её вместе с ней. Вот в чём её очарование. Она какая-то очень открытая. Ей всё интересно, и это отражается на её лице. Не то что вон тот экземпляр. – Кора кивком седой головы указала вбок. – Эта готова свернуться в – кольцо для вашего братца. – Она даже не дала себе труда понизить голос. – Когда доживете до моих лет, свежие маргаритки вам тоже будут нравиться больше, чем всякие украшения. А он недурен собой.
– Кен?
– Ну да, если кому нравятся прилизанные учтивые молодчики, которые смотрят на вас так, будто в душе смеются над вами. Я лично таких терпеть не могу. Расскажите о вашем зяте.
– Но…
– Ну, это, конечно, личность! – продолжала Кора, не дожидаясь ответа. Она повернула к Дэви свою сенаторскую голову и взглянула на него в упор. – Только вас я пока не могу раскусить. Вы – человек себе на уме, правда? Хотя, если ваша жена вышла за вас замуж… Сначала я подумала, что она замужем за вашим братом. Насколько мне известно, вы с братом намерены сделать нас очень богатыми.
– В самом деле? Откуда вы это взяли?
– Откуда я… – Кора уставилась на него в изумлении. – Но если это не так, то, скажите на милость, что же вы делаете на моем заводе?
Дэви невольно засмеялся.
– Нет, вы правы, – сказал он. – Наша работа принесет большие деньги.
– Но вы не слишком в них заинтересованы, – добавила Кора, осененная внезапной догадкой. Пожав плечами, она посмотрела на Дэви с гораздо большим любопытством. – Это уже как-то отличает вас от других.
– Нет, разумеется, я в них заинтересован. Но деньги не составляют для меня цели жизни. Когда ваш муж решил заняться радио, миссис Стюарт, разве он говорил вам только о том, что это принесет большие деньги, или у него на уме было и что-то другое? Я уверен, что было. Что он вам сказал, когда пришел домой, твердо решив с этих пор заняться радио?
– Если хотите знать правду, он мне ничего не сказал, – ответила Кора. – Он молчал, пока не наладил дело и не набрал у морского министерства заказов, которые должны были принести нам кучу денег. Честно говоря, если бы он сначала посоветовался со мной, я была бы против. Видите ли, молодой человек, я женщина крестьянского склада. Я всяких тонкостей не понимаю. Мне нужно такое, что можно посмотреть да пощупать. А до будущего ведь рукой не дотянешься. Склонность к спекуляциям бывает только у мужчин. Может быть, теперь и у женщин тоже, но у меня её нет. Я говорю не о спекуляциях на бирже. Для большинства людей это просто азартная игра. Они покупают по подсказке. Нет, я говорю о тех, кто делает ставку на идею, рискуя всем, что у них есть. Женщины иногда делают такие ставки на мужчин, но мужчины – это нечто реальное. Мужчину можно потрогать рукой, оценить как личность, наконец, выйти за него замуж. Мой муж хорошо знал меня. Как бы он ни был захвачен своей идеей, он ничего не сказал мне о радио, пока не заработал на нем столько, что смог купить мне славненький блестящий зеленый автомобильчик, а этот зеленый «пирлес» и был самым убедительным доводом в его пользу. Что можно было возразить против этого? Вообще Док, принимая решения, никогда не советовался со мной, – с гордостью добавила Кора. – Он шел своим путем, делал что хотел и что находил нужным. Конечно, он мог бы быть и повыше и постройнее, но зато он был настоящим мужчиной, если вы понимаете, что я имею в виду; все эти шестифутовые красавчики, которых полно вокруг, ему и в подметки не годятся. Я люблю, когда мужчина уверен в себе. – Вдруг она устремила на Дэви проницательный взгляд, и голос её сразу утратил мягкие задумчивые нотки. – А почему вы спросили об этом? Хотели найти верный способ навязать мне что-то?
Дэви неловко усмехнулся и пожал плечами.
– Если даже и так, сейчас я постыдился бы признаться в этом.
После обеда Дуг незаметно отвел в сторону Кена и Дэви.
– Пройдемте ко мне в кабинет и поговорим, – сказал он. – Гости пока могут обойтись и без нас.
Он провел их в небольшую, обшитую деревянными панелями угловую комнату, где между окнами стоял его письменный стол. Дуг уселся в кожаное вертящееся кресло я, выдвинув нижний ящик стола, поставил на него ногу.
Кен и Дэви не стали садиться. Дуг, улыбаясь, смотрел на них, чуть запрокинув голову.
– Итак, согласно нашему уговору… – начал он и засмеялся. – Ну ладно, вы видели людей, которых нужно завоевать. Прав я был, предлагая отложить демонстрацию прибора, или не прав?
– Мы поговорим об этом завтра, – сказал Дэви.
– Завтра мне будет некогда. Биржевой рынок ведет себя, как темпераментная потаскуха, и я всё утро просижу у своего маклера, где у меня будет под рукой телетайп, а днем я поеду на матч Чикаго – Мичиган.
– С каких это пор вы стали интересоваться университетским футболом? – спросил Кен.
– А я вовсе и не интересуюсь, – ответил Дуг. – Но меня пригласили, и я решил пойти за компанию. Я так давно не был среди людей.
– Поэтому вы и пригласили сегодня сорок человек вместо трех или четырех, непосредственно связанных с делом? – спросил Дэви. – Довольно странная затея, если учесть, что вы так настаивали, чтобы мы поговорили с теми, кто нас финансирует. Да в такой толчее к ним и подойти-то невозможно!
Дуг бросил на него быстрый испытующий взгляд.
– У меня было немало причин, чтобы позвать столько народу, – сказал он.
– И вот вам одна из них: я хотел, чтобы вы хорошенько присмотрелись к людям, с которыми вам придется выдержать бой.
– Да я на них уже насмотрелся, благодарю вас.
– Я это сделал вовсе не для вашего удовольствия, – возразил Дуг, – а ради вашего образования, что гораздо важнее. И запомните навсегда: они ничего о вас не знают и не пожелают знать, пока вы не добьетесь успеха – в их понимании. А пока вы для них мелочь, Дэви, такой же ничтожный пустяк, как покупка коробки спичек… И ещё была у меня одна причина – личного характера, – задумчиво сказал он. – Мне вдруг захотелось, чтобы вокруг было как можно больше людей. Чтобы всюду громко и много разговаривали. Чтобы меня теребили со всех сторон. Чтобы всюду были улыбки, красивые женщины в красивых платьях, преуспевающие мужчины. Что-то всё время не дает мне покоя. Может быть, на людях мне будет легче справиться с собой. Во всяком случае, мне захотелось сделать именно так. Одно только никак не входило в мои расчеты, – обратился он к Кену. – Я не желал бы, чтобы вы связывались с Джули Кендрик.
– Мало ли что случается помимо ваших расчетов, – усмехнулся Кен. – До этой минуты у меня не было абсолютно никаких планов относительно Джули Кендрик.
– Отлично, и, пожалуйста, не изобретайте их сейчас, назло мне. Её отец погубит вас. Это его любимица, и он никому её не отдаст. Не звоните ей, а если она сама позвонит – что весьма вероятно, так как вы ей понравились, – скажите, что вы заняты и вам некогда разговаривать. Ну ладно, так как же мы решаем насчет демонстрации?
– Боюсь, ваш вечер не дал тех результатов, на которые вы надеялись, – сказал Дэви. – Я за то, чтобы не откладывать демонстрацию. Прибор готов. Если вы настаиваете, чтобы мы показали движение, можно что-нибудь соорудить и крест будет плавно двигаться по экрану взад и вперёд. Знаете, Дуг, я уже не уверен, что эти люди представляют собой ту сторону жизни, к которой нам следует приспособиться. Вы говорите, мы для них – мелочь? Черта с два! Мог ли фабрикант шорных изделий в тысяча восемьсот девяносто пятом году позволить себе не обращать внимания на автомобиль? Могла ли фирма, производящая кабель в тысяча девятьсот десятом году отмахнуться от радио?
Дуг слегка усмехнулся.
– Слушайте, вы никак не поймете главного, – с досадой сказал он. – Вы путаете исторические события с тем, что происходит в эти периоды с отдельными людьми. Во-первых, вы полагаете, будто каждый знает и делает то, что приносит ему пользу. Боже всемогущий, да вы только произнесите эти слова вслух – и сами убедитесь, как это нелепо! Возьмем ваш пример: фабриканта шорных изделий, который не может позволить себе отмахнуться от факта появления автомобилей. Да черт возьми, – вдруг крикнул он, – все шорники в Америке плевать хотели на первый автомобиль! Никто из них не бросился учреждать акционерное общество! Никто из них не верил, что это в конце концов приведет их к банкротству. Вы скажете: ход истории привел их к банкротству. Верно, но разве какому-нибудь изобретателю автомобиля в городишке, где царил фабрикант шорных изделий, было от этого легче? Он не мог раздобыть денег для осуществления своего замысла, он умирал с голоду, так ничего и не добившись, а в это время кто-то другой изобрел и сделал первый автомобиль. Какая же ему польза от того, что фабрикант, отказавший ему в помощи, разорился из-за своего промаха? На свете стало двумя нищими больше, вот и всё.
– Возможно, – спокойно сказал Дэви. – Только это совсем другой случай. У нас не один-единственный фабрикант шорных изделий. Мы обратимся к Джону Смиту, и, если прибор не произведет впечатления, мы покажем его Уиллу Джонсу, а если и тот не оценит, мы пойдем к Сэму Брауну. Нам заплатили за то, чтобы мы смонтировали прибор и чтобы он работал, – это уже сделано. Чтобы усовершенствовать прибор и добиться коренных изменений в его работе, понадобится ещё много времени и денег. Поэтому я считаю, что сейчас ничего не нужно откладывать.
– Я тоже, – поддержал его Кен. – Мне совершенно всё равно, за что они нам платят и какая участь постигнет несчастного шорника, который поставил не на ту лошадь. Это всё теории. Дайте мне в руки этот договор со всеми подписями и печатями, – вот что мне нужно! Скажу вам прямо: если демонстрация будет отложена до тех пор, пока я разработаю свои идеи насчет усовершенствования прибора, считайте, что она отложена навсегда. Дело в том, что у меня нет никаких идей.
– Ты это серьезно? – спросил Дэви.
– Вполне. Я смертельно устал. Физически и морально. Я просто весь одеревенел. Я мог бы проспать три дня подряд, но проснулся бы таким же усталым.
– Тогда я беру свои слова обратно, – сказал Дэви. – Мы отложим демонстрацию.
– Но почему? – удивился Кен. – Почему, скажи, бога ради?
– Потому что мы не покажем им прибора, пока у нас не будет подробного плана нашей дальнейшей работы. Мало показать то, что у нас есть, – надо суметь ответить на любое возражение и заявить: мы собираемся делать то-то и то-то.
– Мне кажется, – сухо сказал Дуг, – разница между вами и мной состоит сейчас в том, что я хочу заинтересовать этих людей более заманчивым зрелищем, а вы – более заманчивыми обещаниями.
Дэви отрицательно покачал головой.
– Нет, – сказал он. – Разница совсем не в этом. Настоящая разница в том, что вы думаете лишь о внешнем эффекте, а я думаю о сути нашей работы, думаю, как добиться, чтобы то, что у нас есть, стало таким, как мы хотим.
– Мне безразлично, какие у вас соображения, – сказал Дуг, вставая, – лишь бы меня удовлетворяли результаты. Простите, я должен пойти к гостям.
– Я думал, мы будем держаться вместе, – отчеканивая каждое слово, произнес Кен, когда Дуг вышел из кабинета. – Я стал на твою сторону, а ты тут же сбил меня с ног! Спасибо за поддержку!
– Да вовсе нет! – возразил Дэви. – Если говорить о сторонах, то на чьей стороне, по-твоему, для меня естественнее быть?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86