– Как раз наоборот. Каждый думает, что она любит другого. Но они узнают правду только в эпилоге… – Карлу очень нравились мягко, словно через дымку снятые эпилоги, которые как бы заменяют слова: «И так они жили до самой смерти в счастье и довольстве». Эпилог развертывается в поместье бедного мальчика, ставшего миллионером; у него красавица-жена. Богатый мальчик, теперь знаменитый художник, приезжает к нему в гости и тоже с красавицей-женой. Старые друзья любуются закатом. Инженер-миллионер уходит в дом и приносит фотографию умершей девушки. Он протягивает её художнику. «Вот, – говорит он. – Я хотел отдать, её тебе много лет назад. Она любила тебя». Художник грустно качает головой и открывает крышку часов. Там портрет девушки. «Нет, она любила не меня, а тебя. Я понял это под конец». Они грустно улыбаются, и обоим становится легче на душе. Оба обмениваются фотографиями, и мы знаем, что девушка всегда будет жить в их сердцах.
– Нельзя ли сделать всё это чуточку сентиментальнее? – сухо спросил писатель.
– Нет, мне нравится именно так, – сказал Бэрли. – А вам, Дуг? Конечно, любой дурак мог бы найти тысячу недостатков в этом сценарии, но я говорю об общем настроении.
Дуг медлил с ответом, и Карл внезапно понял, что и сценарий, который обсуждался вначале, и этого драматурга выдвигал Дуг. По сути дела, подумал Карл, он подложил Дугу порядочную свинью.
– Что ж, мистер Бэрли, – сказал Дуг, – я уважаю ваше мнение, и мне нравятся идеи Карла. Однако мне хотелось бы увидеть более разработанный сценарий. Что вы скажете, Уилбер? – обратился он к писателю. – Не взялись бы вы сделать из этого законченное либретто?
– Надо подумать, – холодно сказал писатель. – Может быть, у мистера… э-э…
– Бэннермена, – подсказал Карл.
– …у мистера Бэннермена есть ещё какие-либо предложения?
– Нет, – ответил Карл. – Я же вам сказал, что я не писатель. Я – зазывала.
– Но вы будете работать с Уилбером, не правда ли, Карл?
Карл, улыбаясь, затряс головой.
– Нет, но я охотно просмотрю готовый сценарий – в качестве своего рода инспектора, – с хорошо разыгранной наивностью заявил он, и Бэрли кивнул.
Совещание закончилось; Волрат остался чрезвычайно доволен Карлом, но Карл изнемогал – и не столько от напряжения, сколько от ощущения холодной пустоты. Больше всего его угнетало сознание, что он надул и Бэрли и Волрата.
Да, он нашел место, где сумел показать «высший класс», но и это было основано на надувательстве. И нет такого места на земле, где его успех был бы вполне законным, – нет и не будет, он теперь убедился в этом.
Карл понял, что он, как те, ставшие рабами своей мечты простаки, над которыми он издевался всю жизнь, тоже является блаженно-одурманенной жертвой своей глупой фантазии. А сейчас он очнулся и с тоской вспоминал о пролетевшем сне. Он улыбался, прислушиваясь к разговору этих влиятельных господ; он с серьезной важностью кивал, когда они обращались к нему за советом, – но всё это было безрадостно. Ему захотелось поскорее узнать, где идет какая-нибудь картина с участием Нормы Ширер. Сейчас у него было самое подходящее настроение, чтобы посмотреть душещипательный фильм.

Дуг считал, что совещание прошло необыкновенно удачно. Вначале его раздражала нагловатая самоуверенность Карла, тем более, что вытащить Уилберфорса на побережье оказалось поистине мучительным делом. Ежедневные телефонные переговоры с Коннектикутом, где жил писатель, стоили Дугу больших усилий – приходилось не показывать виду, как его бесят то легкомысленные, то плаксивые отнекивания Уилберфорса. Уилберфорс был бесспорно талантлив, но в его упорных отказах Дугу чудился вызов. Дуг отлично знал, что каждый разговор с ним писатель представляет в лицах своим приятелям, изображая Волрата типичным для Голливуда меднолобым дельцом; и это ещё больше укрепило Дуга в его решении во что бы то ни стало вынудить у этого человека согласие.
Более того, престиж Уилберфорса мог разжечь интерес Бэрли, а Дуг нуждался в Бэрли, потому что тот обладал возможностями распространения кинокартин. И только в последнюю минуту Дуг, спохватившись, вызвал Карла. Он полагал, что Карл будет на всё отвечать одобрительными кивками и беседа плавно потечет по намеченному руслу.
Неожиданный оборот дела понравился Дугу гораздо больше, чем ему показалось вначале. Бэрли, делец до кончика ногтей, терпеть не мог бойких импресарио и бурные темпераменты. Однако, несмотря на свойственную Карлу манеру держаться – смесь напыщенности и развязности, граничащей с грубостью, – он сумел целиком завладеть своей аудиторией, и это придало ему цену в глазах Бэрли.
Но больше всего Дуг был доволен тем, что с писателя сбили спесь, хотя Дуг должен был признаться себе, что это несправедливо, потому что первоначальный вариант сценария отличался гораздо большим вкусом и тонкостью, чем нелепая стряпня Карла; а впрочем, какого черта – если писателю это не по душе, пусть убирается к себе в Коннектикут и прибавит этот эпизод к своей коллекции анекдотов о нравах Голливуда. Но Дуг знал, что писатель не уедет. Ему, по всей вероятности, нужны деньги – что ж, пусть этот индюк заработает их ценой своего попранного самолюбия!
Дугу стало весело при мысли, что этот случай является ещё одним доказательством его почти сверхъестественного везенья. Он покачал головой и рассмеялся – какие бы планы он ни строил, всегда случается что-то такое, в результате чего итоги превосходят все его ожидания.
Взять хотя бы эту затею с авиазаводом. Дуг готов был поклясться на целой кипе библий, что, покупая захудалый заводишко, он меньше всего рассчитывал получить огромную прибыль. Он честно намеревался выпускать самые лучшие самолеты, какие только возможно. И ему это удалось. Вся страна убедилась в том, что ему это удалось.
Но завод ему надоел, вот и всё; а если человеку надоедает дело, в которое он вложил свои собственные деньги, то разве он не имеет права поддаться порыву и плюнуть на всё? Право же, не было никаких оснований к тому, чтобы акции поднялись так высоко. Это, черт возьми, наверно, было подстроено в конторе какого-нибудь воротилы там, на востоке страны. Он опять-таки готов поклясться, что не представлял себе, какую магическую силу приобрело его имя после авиасостязаний и что его уход из дела вызовет катастрофу. Ну что ж, тем хуже для молокососов, которые толпами валили к нему на завод. Всё это представлялось Волрату ясным как день – ему надоело возиться с заводом, и благодаря этому он сорвал куш в шесть миллионов долларов. Можно ли было упустить такой случай?
Дуг закрыл дверь в коридор и с довольным видом обернулся, раскинув руки, но поздравлять его было некому. Марго распахнула настежь все окна и теперь вытряхивала из пепельниц окурки. Другая девушка, которую он до сих пор почти не замечал, склонясь над своими записями, делала какие-то пометки. Почувствовав рядом с собой Дуга, она робко подняла глаза.
– Сколько вам нужно экземпляров, мистер Волрат?
– Спросите мисс Мэллори. Она здесь хозяйка, – засмеялся Дуг.
Но Марго не была расположена к шуткам, и Дуг поморщился – по её быстрым, точным движениям он догадался, что ссоры не миновать.
– Один экземпляр для нас, один для мистера Бэрли, – сказала Марго, постукивая пепельницей о край корзинки для бумаг. – Уилберфорсу вы тоже, наверно, захотите дать экземпляр?
– Конечно, – согласился Дуг. – И, пожалуй, хватит. Что вам заказать на завтрак. Марго?
– Ничего, – ответила она, как бы не замечая его стараний отвести надвигающуюся грозу. – Мисс Норс, можете взять это всё в мою комнату и там перепечатать.
– Почему ей нельзя печатать здесь?
Марго вскинула на него глаза.
– Потому что вы всегда говорите, что вас раздражает стук машинки, особенно после совещания.
– О, ну ладно. Ладно. – Дуг вздохнул: она поймала его на слове. Впрочем, сцены, которые устраивала Марго, значили для него всё меньше и меньше. Трата времени – вот что его удручало.
– Что ж, дел у меня сейчас больше нет, – оживленно заговорил он. – Пожалуй, пойду завтракать.
– Ну и прекрасно.
Марго догадалась, что он хочет сбежать. Дуг понял это, и инстинкт подсказал ему, что надо уходить немедленно. Но вопреки внутреннему голосу он остановился у двери и шутливым тоном спросил:
– С каких пор в нашем маленьком хозяйстве появилась эта крошка?
– Мисс Норс? – Марго замялась, потом взглянула ему прямо в глаза.
Сердце Дуга замерло: черт его дернул задержаться. Он взялся было за ручку двери, но слова Марго заставили его остановиться.
– Я готовлю её взамен себя.
– О господи, ты опять собираешься уходить? – еле сдерживаясь, спросил он. Им вдруг овладело бешенство.
– Не беспокойся, – сказала Марго. – Это в последний раз.
– Ах, так? Отлично. Тогда пусть это произойдет сейчас же.
– Это произошло уже две недели назад, – ответила Марго. – С тех пор я не брала у вас ни цента.
Рука Дуга, лежавшая на ручке двери, бессильно упала. С чего он взял, что может хладнокровно относиться к таким сценам, смутно удивился он. Ничего на свете ему так не хотелось, как иметь силы послать её к черту и тут же уйти из комнаты, а заодно и из её жизни.
Он вспомнил тот день, когда впервые увидел Марго, и свое необъяснимое внутреннее сопротивление её обаянию. Чутье тогда подсказывало ему, что дело тут не кончится обычной связью, но у него, к сожалению, не хватило рассудка прислушаться к внутреннему голосу. Но как бы сильно Марго ни волновала его когда-то, теперь всё прошло – она ему надоела. Никогда он уже не услышит от неё ничего неожиданного, никогда её восхищение не будет радовать его, как прежде, и близость уже не принесет им новых радостей. Ни в душевных, ни в физических её свойствах – в её ласках, в её запахе, её уме – он не откроет для себя ничего нового. И всё же, будь оно всё проклято, он не может прогнать её или даже позволить ей уйти, пока эта давно минувшая буря не замрет совсем, перейдя в полный штиль.
– Чего ты хочешь от меня. Марго? – взмолился он. – Мне, наверно, полагается спросить «почему», или «что ещё случилось на этот раз», или «чем я провинился»? Черт, мне до смерти опротивели всякие извинения и оправдания. Да и к чему они? Я такой, как есть – хороший или дурной. Я поступаю так, как поступаю – хорошо или плохо. Я не могу перемениться, даже если б захотел.
– Я знаю, – спокойно сказала Марго, и он понял – его горячность ошеломила её до того, что она даже перестала злиться. – Я всё это знаю, Дуг. И потому я ухожу. Мне больше нечего тебе предложить. Даже на уловки я уже неспособна.
– Да никаких уловок и не было, Марго.
– Были, Дуг, – твердо сказала Марго, не глядя на него. Голос её звучал глухо. – Я могла довести тебя до бешенства, или завлечь тебя, или мучить так, что тебе на время начинало казаться, будто ты без меня жить не можешь. Мне всё это удавалось потому, что я достаточно хорошо тебя знаю. Я не оставляла тебя в покое… я хотела, чтобы ты женился на мне. Должно быть, такая мысль засела у меня в голове с самого начала. Разумеется, тогда я была влюблена в тебя, а ты в меня… Ведь когда-то ты был влюблен в меня, правда?
– Ты сама знаешь, что да. А теперь – я и сам не могу понять, но только…
– Я вовсе не собираюсь тебя осуждать, – искренно сказала Марго. – И если я злилась, то не на тебя. Просто я устала придумывать одну пошлую уловку за другой и уверять себя, что поскольку это делаю я, то никакой пошлости тут нет. Вот почему я вычеркнула себя из платежной ведомости, – добавила она и насмешливо улыбнулась. – Особа, которая столько раз грозилась уйти, не заслуживает уведомления за две недели вперёд.
– Ты получила телеграмму во время совещания, – вдруг вспомнил он. – Это как-нибудь связано с твоим решением?
– Никак. Я пришла к этому решению две недели назад, а телеграмма получена сегодня. Это от Кена и Дэви. Они давно ничего не получали от меня и беспокоятся, вот и всё. А дела у них идут отлично, просто отлично!
– Марго! – отчаянно выкрикнул он её имя в страшной тревоге, которая нападала на него каждый раз, когда кто-нибудь хотел уйти от него прежде, чем он сам предлагал расстаться. – Неужели нельзя ничего придумать, чтобы ты осталась со мной? Неужели из всех существующих способов ладить друг с другом для нас с тобой не годится ни один? Ведь ты мне нужна как помощница!
– Тебе никто не нужен. Дуг, – возразила Марго. – Обыкновенная картотека тебе вполне может заменить мои услуги. Тебе нужен только один человек – ты сам, и всегда и всюду он у тебя на первом плане.
– Марго! – предостерегающим тоном произнес Дуг. – Ты сказала, что не будешь меня осуждать.
– Я и не осуждаю. Ведь ты сам заявил, что не можешь быть иным. И всё-таки ты не такой, каким тебе хочется быть. По-моему, ты даже сам толком не знаешь, каким хочешь быть!
– Никаким. Меня устраивает то, что есть, – бросил Дуг. Он отошел к окну, но томительность ожидания, как невидимая ниточка, тянула его к Марго, – как будто он когда-то давно совершил тайное, до сих пор не раскрытое преступление и теперь убедился, что кому-то всё время было об этом известно. Что это было за преступление, он не знал и сам, но сейчас с трепетом ждал неведомой и страшной кары. Ему страстно хотелось услышать, что она ещё скажет: быть может, он поймет из её дальнейших слов, что эти намеки – только совпадение; и в то же время ему не менее сильно хотелось, чтобы этот шантажирующий его голос умолк навсегда. – Меня устраивает то, что есть, – повторил он.
– Ладно, – вяло произнесла Марго. – Пусть будет так.
Дуг стоял у окна и делал вид, будто смотрит на залитую солнцем улицу; наконец он почувствовал, что больше не может выдержать её молчания.
– Ну что ж, продолжай! – вдруг крикнул он, резко обернувшись к ней. – Или это ещё одна пошлая уловка, чтобы выбить у меня землю из-под ног?
Марго подняла голову и с искренним удивлением взглянула ему в лицо.
– О чём ты говоришь?
– О себе. Ты сказала…
– Но ты же не хотел слушать.
– Я хочу, чтобы ты всё сказала! – Он стукнул кулаком по спинке кресла.
– Говори, Марго! Говори!
Марго покачала головой, и он впервые увидел в её серых глазах неподдельное, безграничное сочувствие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86