https://wodolei.ru/catalog/vanni/Radomir/
Профессионал, как правило, чувствует охоту за собой: вот она и решила на всякий случай попрощаться с вами…
В моей голове образовалась каша: мысли, домыслы, обрывки интуиции, рефлексия, эмоции – все смешалось! Никакой «прямой линии» не получалось: Лейбниц, Кант плакали вместе со мной… Видимо, старею: слезы ползли сами собой по щекам и никак не хотели останавливаться. Я почему-то забыл, где находится тот краник «мужской мужественности», способный по «команде из центра» перекрывать водопровод переживаний. Я раскис, словно простая деревенская баба и никак не хотел выходить из этого состояния. Оно невольно передалось и моему другу Олегу Верещагину: он тоже начинал «прокисать». У него-то все сводилось к простой формуле: «Оружие у нас есть – пойдем перестреляем всю ту сволочь!» Но кого стрелять? Где найти этих уродов, считающих себя в праве распоряжаться чужой жизнью – судьбой тех, кого они и одного утреннего вздоха не стоят?..
Я попробовал откопать хоть минимум деталей из последних дней жизни Беаты:
– Володя, но я никогда не замечал за ней каких-либо «розыскных действий». Тайны никакой не было в наших отношениях, понимаешь… Все как у нормальных людей – сумасшедшее влечение друг к другу и только… Я даже толком и не раскапывал ее личную жизнь, ничего не знал о ее прошлом. Встретились мы с ней неожиданно: я забрел в цивильный кабак на площади перед городской ратушей, до этого основательно обшарив полки одного из центральных книжных магазинов. Я искал там Фридриха Ницше на немецком языке, хотелось ощутить красоту его слога в подлиннике, а не в русском переводе… Она работала барменом, но вышла из-за стойки обслужить меня, потому что все официанты были заняты: тогда она приняла меня за немца, приехавшего в «Vaterland» издалека. У меня был великолепный загар после посещения Бразилии – мы там кувыркались на местных пароходных линиях почти месяц – вот она и приняла меня за немца из «южноамериканских колоний», куда после войны сбежали многие военные от правосудия, там дали потомство, завели собственное дело. Чем-то моя рожа ей приглянулась…
– Я-то полагаю, что все было несколько иначе. – поправил меня Владимир. – Вас, Александр Георгиевич, почему-то «пасли» компетентные органы международного сыска. Ваша «будущая любовь» была приманкой – она великолепно выполнила свою миссию «крючка». Но Беата не устояла перед очевидными достоинствами кавалера из загадочной и далекой России, на бескрайних просторах которой, возможно, погибли и ее родственники во Второй мировой войне… Тут произошло «прекрасное стечение обстоятельств». Но вы в то время трясли ушами, как африканский слон, впервые увидевший в джунглях слониху в интригующе короткой юбке…
Вечно этот Владимир все опошлит и принизит. Никакого пафоса и поэзии у солдата нет за душой. Умеют же в нашей разведке уничтожить в человеке все лирическое и прекрасное… Но, может быть, он и прав?.. Ведь тогда на контакт Беата шла даже более активно, чем я. К тому же странная история: после нашего знакомства она уже не работала в ресторане – словно задача поменялась. Я вообще не помню такого случая, чтобы она ссылалась на работу, на занятость, когда я появлялся в Гамбурге… Это, конечно, знатный символ, тайный шифр…
– Владимир, пусть ты прав. Но, скажи, с какой радости «Интерпол» меня «пас», как склонную к заблуждению коровку?.. Объяснись, если уж ты взялся выдвигать столь авантюрные и обидные версии…
– Тут-то как раз все очень просто. – начал Владимир меня строить. – Вы, Александр Георгиевич, в течение тех лет, что служили в славном Балтийском морском пароходстве, если говорить на чистоту, никогда не отличались «скромностью чувств». В любой стране, особенно южно-американской, вы успевали завести шашни, не так ли?..
Я предпочел повременить с ответом – стоит ли включаться в хамские беседы, кто имеет право внедряться в мою многостороннюю и многотрудную личную жизнь… А Владимир тем временем наращивал обороты…
– Вас, оказывается, «пасли» еще с первого появления в Панаме, затем кое-что подтвердили в Чили…
Я не выдержал и прервал этот неуместный торг агрессивным выпадом:
– Что, собственно говоря, мне инкриминировали? Что особенного я сделал такого в тех солнечных странах?..
– Да не о «солнце» тогда шла речь. – опять взял в руки основную нить разговора Владимир. – Вы почему-то заводили знакомства с теми дамочками, которых вам «подставляли» именно определенные структуры наркобизнеса, действующие в тех странах…
– Так я что виноват в том, что у них «кадры» были более аппетитные, чем дешевые портовые проститутки, обслуживающие моряков всех стран, в том числе и России. Я просто боролся за качество, как мог!..
– Вот, вот, – добавил Владимир, – эта «борьба за качество» и составила вам особую рекламу. Ушлые дельцы искали «каналы» для транспортировки «зелья», а вы, по их разумению, сами клевали на «подставу»… Какое-то время вас «изучали», устанавливали ваши возможности, искали более основательный «крючок», чтобы затем подвесить вас основательно…
– Кто смел, тот и съел! – попробовал я хоть как-то оправдаться.
Но Владимир только наградил меня долгим испытующим взглядом и никак не стал комментировать мою реплику.
– Александр Георгиевич, эти люди прекрасно понимали возможности врача для провоза наркотиков – в вашем же подчинении масса помещений, целый госпиталь, куча медикаментов, среди которых легко спрятать, что угодно. Скажите, разве не было случая, чтобы ваши случайные пассии не делали вам прозрачных намеков на возможности улучшения вашего материального положения?..
Я задумался и, естественно, вспомнил такие случаи, но не стал погружаться в неприятные воспоминания. В таких случаях я моментально отшивал «соблазнительных дамочек», предварительно расплатившись с ними по принятому тарифу… Володя, между тем, продолжал корить меня по черному:
– Да, конечно, вы – «ловкач», но это могло стоить вам головы! Когда не по вашей вине, а исключительно из-за совпадения, их «сеть» начала гореть, то службы безопасности наркобизнеса принялись сопоставлять факты. Тогда и нависла над вашей персоной опасность! Теперь идет рикошет – ведь те ребята шутить не любят, денег у них достаточно, чтобы купить киллера в любой стране.
– Пусть так, но тогда при чем же здесь Беата? – попробовал уточнить я…
– Беата – как раз при том!.. К тому времени вами уже заинтересовались и компетентные органы, работавшие по другую сторону баррикад. Слишком уж вы активно прожигали жизнь за границей… Наверное, ваша «разработка» и была поручена Беате. Ну, а далее все сложилось так, как сложилось…
Я ничего не понял в той галиматье, но стало окончательно ясно только одно: Беату больше я никогда не увижу!.. Снова навернулись слезы – русская сентиментальность поползла по щеке…
Разговор мы прекратили и отправились по своим комнатам. Олег сопровождал меня, как заслуженного инвалида – кавалера французского ордена «Почетного легионера». Хорошо, что он не догадался взять меня под руку, не утирал мне слезы и не приставал с разговорами…
Я завалился на койку и улетел в воспоминания: почему-то привиделась одна из последних наших совместных ночей с Беатой. Дело было все в том же Гамбурге… Конечно, в такие ночи мы не тратили много времени на сон, а заполняли время другим способом. Однако в короткие перерывы, когда дремота, а затем и глубокий «провал» одолевал нашу плоть, мы успевали познакомиться и с мистическими видениями. В один из таких моментов, я проснулся оттого, что почувствовал капли слез Беаты у себя на лице, ее тело сильно прижималось ко мне… Она дрожала, но, скорее, не от страха – этого я за ней никогда не замечал – ее колотило волнение!..
Беата пересказала мне только что посетивший ее сон: «Что-то разбудило меня и я вышла на кухню. Там на столе, в серебряном блюде стояла твоя голова, но почему-то у тебя были шикарные вьющиеся волосы, как у Иисуса Христа! Глаза открыты и пристально, нежно смотрели на меня… Я поняла твой немой разговор – мы, конечно, прощались навсегда! Я плакала и гладила твои шелковистые волосы, уговаривая тебя не покидать меня»…
Да, в действительной жизни, в реальности все получилось наоборот: ушла Беата, и это я теперь мысленно глажу ее шикарные волосы. Однако ее мистическое проникновение было очевидным, значит можно надеяться и на то, что она издалека продолжает наблюдать за моей жизнью и, может быть, вмешиваться в нее, в мои мысли…
Кант в книге «Трансцендентальная эстетика» пишет почти что по тому же поводу: «Время не есть эмпирическое понятие, выводимое из какого-нибудь опыта. Различные времена есть суть лишь части одного и того же времени. Но представление, которое может быть дано лишь одним предметом, есть созерцание. В самом деле, время не может быть определением внешних явлений: оно не принадлежит ни к внешнему виду, ни к положению»…
Нет слов, все сформулировано Беатой было точно: моя голова будет теперь принадлежать ей. А «длинные шелковые волосы» – это только модель тех ощущений, исходящих, хотелось надеяться, именно от меня. Их она унесла с собой во Вселенную, в иную жизнь!.. Ведь тело человека умирает – в том нет сомнения – но чувства, как и душа, уносятся в Космос, во Вселенское Информационное Поле. Они принадлежат Вечности, то есть Непрерывному Времени – непрерывной линии!.. Иным человеческим поколениям остается в наследство Созерцание!.. Пользуйтесь люди счастьем, дарованным вам Богом!…
Но тут я вспомнил некоторые масонские шифры: «серебряное блюдо», «облик Иисуса», «вьющиеся волоса», «отрубленная голова». История Англии подарила нам память о Карле I – обезглавленном, приданному забвению в течение одиннадцати лет жизни этой великой страны без монархии. Затем все вернулось на круги своя – Карл I вновь будет боготворим народом…
Перед глазами замелькала надпись: «Двойная смерть!»… Конечно, так и должно все быть: Беата видела след не только своей будущей смерти, но она оплакивала и мою кручинную головушку!.. Где-то уже притаился «поганец Кромвель» и по мою душу… Но чему быть – тому не миновать!.. Мне необходимо приготовиться!..
К утру я оклемался и, встав с спозаранку, со страшной злостью пошел стрелять: я впечатывал пули из своего «ТТ» точно в цель, словно это были головы тех выродков, что угробили мою белокурую красавицу. О себе тогда я не думал, как никто не думает о возможной смерти заранее. Я прекрасно понимал, что этот неотвратимый момент когда-то обязательно придет, и его надо будет принимать с достоинством и почитанием, как и все то, что приходит от сверхъестественных сил.
Вечером воспоминания опять навалились на меня. Но теперь пришли картины из другого музея: первым портом остановки и разгрузки в Бразилии был Ильеус. Это был скорее курортный городишко. Там наше судно прижали к какому-то допотопному пирсу рядом с небольшими каботажными суденышками местного значения. Разгружались собственными судовыми кранами, ставя палубные контейнеры прямо на прицепы автомобилей. Волынка тянулась медленно, и я успел сходить в город: прошелся по пляжу, но на нем не было отдыхающих – сезон отдыха еще не начался, была ранняя весна, по здешним меркам пора холодная. Однако я мокнулся в водах океана просто из-за любопытства, чем вызвал удивление у местных жителей и одобрение у стаек мальчишек, бездельничающих с утра до поздней ночи в ожидании начала курортного сезона.
Немного пообсохнув, я двинул к центру городка: зашел в костел, посидел на скамье до начала службы, но когда почувствовал ощущение неуютности, то быстро удалился. Направился в глубину жилых построек – это были одно-двухэтажные особнячки с маленькими огороженными палисадниками. Пройдясь по параллельной пляжу улице, наткнулся на «Универсам» и забрел в него. Медленно прохаживал между рядами товаров, удивляясь тому, какое разнообразие продуктов и ширпотребы здесь было выставлено. Надолго застрял у стеллажа с винными бутылками: вина были на любой вкус и выбор, но больше, конечно, вин из Южной Америки. Тут-то меня оторвало от наблюдений странное обращение. Женщина пожилых лет на испанском уточнила: не желаю ли я поразвлечься с игривой особой, склонной к свободной любви. Маленький курортный городишко не внушал мне доверия, и я прекратил беседу со сводницей простым способом: бросил ей на английском – «I don't understand you!»… «Я вас не понимаю!» – это знаковая фраза, она воспринимается человеком, говорящим на любом языке, как отповедь агрессору. Она просто отшвыривает «назойливую муху» на страшно далекое расстояние, и возврата не может быть…
Видимо, чрезвычайная экспрессия ответа охолонила сводницу. Может быть, она и не поняла моего английского, но отстала, отдавая себе отчет в том, что оторвала сильно занятого мужчину от очень важного дела – от изучения невообразимого разнообразия сухих виноградных вин, прибывших сюда из разных стран. Скорее всего, и в Южной Америке понимают, что профессионалы никогда не смешивают женщину с вином. К вину я прикупил фруктов – то был картонный ящик, набитый спелыми плодами манго, бананов, ананасов – и вернулся на судно во вполне благодушном настроении. Отплывали ночью, и за вином я даже не заметил, как буксиры выволокли нас на рейд – в открытые воды. Дальше судно два раза вставало под разгрузку и погрузку – в Витории, Кампусе. Затем, с контейнерами набитыми в трюмы и размещенными на верхней палубе под завязку, судно поволоклось вдоль берега. Скоро мы воткнулись на рейд Рио-де-Жанейро, здесь – добавление груза. Позже была еще остановка в Сантусе. Но там была не погрузка, а тоже «перевал мелочевки». Снова наш маршрут выстелился дорогой в столицу Бразилии…
Подхватив нас на подходе к Рио-де-Жанейро, буксиры поволокли судно к контейнерному терминалу уже в сумерках. Меня всегда поражало величие огромной статуи Иисуса Христа. Он раскинул руки, словно желая обнять весь мир обездоленных, правых и не правых, грешных и безгрешных, только для того, чтобы отпустить грехи, приобщить всех к Богу, убедить следовать Высшим Заповедям.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
В моей голове образовалась каша: мысли, домыслы, обрывки интуиции, рефлексия, эмоции – все смешалось! Никакой «прямой линии» не получалось: Лейбниц, Кант плакали вместе со мной… Видимо, старею: слезы ползли сами собой по щекам и никак не хотели останавливаться. Я почему-то забыл, где находится тот краник «мужской мужественности», способный по «команде из центра» перекрывать водопровод переживаний. Я раскис, словно простая деревенская баба и никак не хотел выходить из этого состояния. Оно невольно передалось и моему другу Олегу Верещагину: он тоже начинал «прокисать». У него-то все сводилось к простой формуле: «Оружие у нас есть – пойдем перестреляем всю ту сволочь!» Но кого стрелять? Где найти этих уродов, считающих себя в праве распоряжаться чужой жизнью – судьбой тех, кого они и одного утреннего вздоха не стоят?..
Я попробовал откопать хоть минимум деталей из последних дней жизни Беаты:
– Володя, но я никогда не замечал за ней каких-либо «розыскных действий». Тайны никакой не было в наших отношениях, понимаешь… Все как у нормальных людей – сумасшедшее влечение друг к другу и только… Я даже толком и не раскапывал ее личную жизнь, ничего не знал о ее прошлом. Встретились мы с ней неожиданно: я забрел в цивильный кабак на площади перед городской ратушей, до этого основательно обшарив полки одного из центральных книжных магазинов. Я искал там Фридриха Ницше на немецком языке, хотелось ощутить красоту его слога в подлиннике, а не в русском переводе… Она работала барменом, но вышла из-за стойки обслужить меня, потому что все официанты были заняты: тогда она приняла меня за немца, приехавшего в «Vaterland» издалека. У меня был великолепный загар после посещения Бразилии – мы там кувыркались на местных пароходных линиях почти месяц – вот она и приняла меня за немца из «южноамериканских колоний», куда после войны сбежали многие военные от правосудия, там дали потомство, завели собственное дело. Чем-то моя рожа ей приглянулась…
– Я-то полагаю, что все было несколько иначе. – поправил меня Владимир. – Вас, Александр Георгиевич, почему-то «пасли» компетентные органы международного сыска. Ваша «будущая любовь» была приманкой – она великолепно выполнила свою миссию «крючка». Но Беата не устояла перед очевидными достоинствами кавалера из загадочной и далекой России, на бескрайних просторах которой, возможно, погибли и ее родственники во Второй мировой войне… Тут произошло «прекрасное стечение обстоятельств». Но вы в то время трясли ушами, как африканский слон, впервые увидевший в джунглях слониху в интригующе короткой юбке…
Вечно этот Владимир все опошлит и принизит. Никакого пафоса и поэзии у солдата нет за душой. Умеют же в нашей разведке уничтожить в человеке все лирическое и прекрасное… Но, может быть, он и прав?.. Ведь тогда на контакт Беата шла даже более активно, чем я. К тому же странная история: после нашего знакомства она уже не работала в ресторане – словно задача поменялась. Я вообще не помню такого случая, чтобы она ссылалась на работу, на занятость, когда я появлялся в Гамбурге… Это, конечно, знатный символ, тайный шифр…
– Владимир, пусть ты прав. Но, скажи, с какой радости «Интерпол» меня «пас», как склонную к заблуждению коровку?.. Объяснись, если уж ты взялся выдвигать столь авантюрные и обидные версии…
– Тут-то как раз все очень просто. – начал Владимир меня строить. – Вы, Александр Георгиевич, в течение тех лет, что служили в славном Балтийском морском пароходстве, если говорить на чистоту, никогда не отличались «скромностью чувств». В любой стране, особенно южно-американской, вы успевали завести шашни, не так ли?..
Я предпочел повременить с ответом – стоит ли включаться в хамские беседы, кто имеет право внедряться в мою многостороннюю и многотрудную личную жизнь… А Владимир тем временем наращивал обороты…
– Вас, оказывается, «пасли» еще с первого появления в Панаме, затем кое-что подтвердили в Чили…
Я не выдержал и прервал этот неуместный торг агрессивным выпадом:
– Что, собственно говоря, мне инкриминировали? Что особенного я сделал такого в тех солнечных странах?..
– Да не о «солнце» тогда шла речь. – опять взял в руки основную нить разговора Владимир. – Вы почему-то заводили знакомства с теми дамочками, которых вам «подставляли» именно определенные структуры наркобизнеса, действующие в тех странах…
– Так я что виноват в том, что у них «кадры» были более аппетитные, чем дешевые портовые проститутки, обслуживающие моряков всех стран, в том числе и России. Я просто боролся за качество, как мог!..
– Вот, вот, – добавил Владимир, – эта «борьба за качество» и составила вам особую рекламу. Ушлые дельцы искали «каналы» для транспортировки «зелья», а вы, по их разумению, сами клевали на «подставу»… Какое-то время вас «изучали», устанавливали ваши возможности, искали более основательный «крючок», чтобы затем подвесить вас основательно…
– Кто смел, тот и съел! – попробовал я хоть как-то оправдаться.
Но Владимир только наградил меня долгим испытующим взглядом и никак не стал комментировать мою реплику.
– Александр Георгиевич, эти люди прекрасно понимали возможности врача для провоза наркотиков – в вашем же подчинении масса помещений, целый госпиталь, куча медикаментов, среди которых легко спрятать, что угодно. Скажите, разве не было случая, чтобы ваши случайные пассии не делали вам прозрачных намеков на возможности улучшения вашего материального положения?..
Я задумался и, естественно, вспомнил такие случаи, но не стал погружаться в неприятные воспоминания. В таких случаях я моментально отшивал «соблазнительных дамочек», предварительно расплатившись с ними по принятому тарифу… Володя, между тем, продолжал корить меня по черному:
– Да, конечно, вы – «ловкач», но это могло стоить вам головы! Когда не по вашей вине, а исключительно из-за совпадения, их «сеть» начала гореть, то службы безопасности наркобизнеса принялись сопоставлять факты. Тогда и нависла над вашей персоной опасность! Теперь идет рикошет – ведь те ребята шутить не любят, денег у них достаточно, чтобы купить киллера в любой стране.
– Пусть так, но тогда при чем же здесь Беата? – попробовал уточнить я…
– Беата – как раз при том!.. К тому времени вами уже заинтересовались и компетентные органы, работавшие по другую сторону баррикад. Слишком уж вы активно прожигали жизнь за границей… Наверное, ваша «разработка» и была поручена Беате. Ну, а далее все сложилось так, как сложилось…
Я ничего не понял в той галиматье, но стало окончательно ясно только одно: Беату больше я никогда не увижу!.. Снова навернулись слезы – русская сентиментальность поползла по щеке…
Разговор мы прекратили и отправились по своим комнатам. Олег сопровождал меня, как заслуженного инвалида – кавалера французского ордена «Почетного легионера». Хорошо, что он не догадался взять меня под руку, не утирал мне слезы и не приставал с разговорами…
Я завалился на койку и улетел в воспоминания: почему-то привиделась одна из последних наших совместных ночей с Беатой. Дело было все в том же Гамбурге… Конечно, в такие ночи мы не тратили много времени на сон, а заполняли время другим способом. Однако в короткие перерывы, когда дремота, а затем и глубокий «провал» одолевал нашу плоть, мы успевали познакомиться и с мистическими видениями. В один из таких моментов, я проснулся оттого, что почувствовал капли слез Беаты у себя на лице, ее тело сильно прижималось ко мне… Она дрожала, но, скорее, не от страха – этого я за ней никогда не замечал – ее колотило волнение!..
Беата пересказала мне только что посетивший ее сон: «Что-то разбудило меня и я вышла на кухню. Там на столе, в серебряном блюде стояла твоя голова, но почему-то у тебя были шикарные вьющиеся волосы, как у Иисуса Христа! Глаза открыты и пристально, нежно смотрели на меня… Я поняла твой немой разговор – мы, конечно, прощались навсегда! Я плакала и гладила твои шелковистые волосы, уговаривая тебя не покидать меня»…
Да, в действительной жизни, в реальности все получилось наоборот: ушла Беата, и это я теперь мысленно глажу ее шикарные волосы. Однако ее мистическое проникновение было очевидным, значит можно надеяться и на то, что она издалека продолжает наблюдать за моей жизнью и, может быть, вмешиваться в нее, в мои мысли…
Кант в книге «Трансцендентальная эстетика» пишет почти что по тому же поводу: «Время не есть эмпирическое понятие, выводимое из какого-нибудь опыта. Различные времена есть суть лишь части одного и того же времени. Но представление, которое может быть дано лишь одним предметом, есть созерцание. В самом деле, время не может быть определением внешних явлений: оно не принадлежит ни к внешнему виду, ни к положению»…
Нет слов, все сформулировано Беатой было точно: моя голова будет теперь принадлежать ей. А «длинные шелковые волосы» – это только модель тех ощущений, исходящих, хотелось надеяться, именно от меня. Их она унесла с собой во Вселенную, в иную жизнь!.. Ведь тело человека умирает – в том нет сомнения – но чувства, как и душа, уносятся в Космос, во Вселенское Информационное Поле. Они принадлежат Вечности, то есть Непрерывному Времени – непрерывной линии!.. Иным человеческим поколениям остается в наследство Созерцание!.. Пользуйтесь люди счастьем, дарованным вам Богом!…
Но тут я вспомнил некоторые масонские шифры: «серебряное блюдо», «облик Иисуса», «вьющиеся волоса», «отрубленная голова». История Англии подарила нам память о Карле I – обезглавленном, приданному забвению в течение одиннадцати лет жизни этой великой страны без монархии. Затем все вернулось на круги своя – Карл I вновь будет боготворим народом…
Перед глазами замелькала надпись: «Двойная смерть!»… Конечно, так и должно все быть: Беата видела след не только своей будущей смерти, но она оплакивала и мою кручинную головушку!.. Где-то уже притаился «поганец Кромвель» и по мою душу… Но чему быть – тому не миновать!.. Мне необходимо приготовиться!..
К утру я оклемался и, встав с спозаранку, со страшной злостью пошел стрелять: я впечатывал пули из своего «ТТ» точно в цель, словно это были головы тех выродков, что угробили мою белокурую красавицу. О себе тогда я не думал, как никто не думает о возможной смерти заранее. Я прекрасно понимал, что этот неотвратимый момент когда-то обязательно придет, и его надо будет принимать с достоинством и почитанием, как и все то, что приходит от сверхъестественных сил.
Вечером воспоминания опять навалились на меня. Но теперь пришли картины из другого музея: первым портом остановки и разгрузки в Бразилии был Ильеус. Это был скорее курортный городишко. Там наше судно прижали к какому-то допотопному пирсу рядом с небольшими каботажными суденышками местного значения. Разгружались собственными судовыми кранами, ставя палубные контейнеры прямо на прицепы автомобилей. Волынка тянулась медленно, и я успел сходить в город: прошелся по пляжу, но на нем не было отдыхающих – сезон отдыха еще не начался, была ранняя весна, по здешним меркам пора холодная. Однако я мокнулся в водах океана просто из-за любопытства, чем вызвал удивление у местных жителей и одобрение у стаек мальчишек, бездельничающих с утра до поздней ночи в ожидании начала курортного сезона.
Немного пообсохнув, я двинул к центру городка: зашел в костел, посидел на скамье до начала службы, но когда почувствовал ощущение неуютности, то быстро удалился. Направился в глубину жилых построек – это были одно-двухэтажные особнячки с маленькими огороженными палисадниками. Пройдясь по параллельной пляжу улице, наткнулся на «Универсам» и забрел в него. Медленно прохаживал между рядами товаров, удивляясь тому, какое разнообразие продуктов и ширпотребы здесь было выставлено. Надолго застрял у стеллажа с винными бутылками: вина были на любой вкус и выбор, но больше, конечно, вин из Южной Америки. Тут-то меня оторвало от наблюдений странное обращение. Женщина пожилых лет на испанском уточнила: не желаю ли я поразвлечься с игривой особой, склонной к свободной любви. Маленький курортный городишко не внушал мне доверия, и я прекратил беседу со сводницей простым способом: бросил ей на английском – «I don't understand you!»… «Я вас не понимаю!» – это знаковая фраза, она воспринимается человеком, говорящим на любом языке, как отповедь агрессору. Она просто отшвыривает «назойливую муху» на страшно далекое расстояние, и возврата не может быть…
Видимо, чрезвычайная экспрессия ответа охолонила сводницу. Может быть, она и не поняла моего английского, но отстала, отдавая себе отчет в том, что оторвала сильно занятого мужчину от очень важного дела – от изучения невообразимого разнообразия сухих виноградных вин, прибывших сюда из разных стран. Скорее всего, и в Южной Америке понимают, что профессионалы никогда не смешивают женщину с вином. К вину я прикупил фруктов – то был картонный ящик, набитый спелыми плодами манго, бананов, ананасов – и вернулся на судно во вполне благодушном настроении. Отплывали ночью, и за вином я даже не заметил, как буксиры выволокли нас на рейд – в открытые воды. Дальше судно два раза вставало под разгрузку и погрузку – в Витории, Кампусе. Затем, с контейнерами набитыми в трюмы и размещенными на верхней палубе под завязку, судно поволоклось вдоль берега. Скоро мы воткнулись на рейд Рио-де-Жанейро, здесь – добавление груза. Позже была еще остановка в Сантусе. Но там была не погрузка, а тоже «перевал мелочевки». Снова наш маршрут выстелился дорогой в столицу Бразилии…
Подхватив нас на подходе к Рио-де-Жанейро, буксиры поволокли судно к контейнерному терминалу уже в сумерках. Меня всегда поражало величие огромной статуи Иисуса Христа. Он раскинул руки, словно желая обнять весь мир обездоленных, правых и не правых, грешных и безгрешных, только для того, чтобы отпустить грехи, приобщить всех к Богу, убедить следовать Высшим Заповедям.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77