Отлично - сайт Wodolei
Аналогия рождалась в моей голове сама собой. Я давно научился уважать такие «пришествия»: нельзя ничего отбрасывать, все нужно постигать максимально глубинно! Для того приходится прибегать и к контрастам. Вот он – мой метод, дарованный Богом.
Теперь «аналогия» швырнула меня в объятия «поэтической аллегории»: на этом поприще шпаги скрестили Бунин и Набоков – оба замечательные поэты, изгнанники, мученики! Именно у корифеев русской поэзии мой совершенно анархический вымысел заставил память искать помощи. От Бунина пришли строки: «Настанет день – исчезну я, а в этой комнате пустой все то же будет: стол, скамья да образ, древний и простой. И так же будет залетать цветная бабочка в шелку – порхать, шуршать и трепетать по голубому потолку». Набоков, всегда топтавшийся по следу Бунина, предложил свой вариант: «И немой, в лучистой одежде, я рванусь и в чаще найду прежний дом мой земной, и как прежде дверь заплачет, когда я войду. Одуванчик тучки апрельской в голубом окошке моем, да диван из березы карельской, да семья мотыльков под стеклом». Я-то видел почти органическую связь двух вариантов поэтических аллегорий, раскрывающих душевные муки поэтов. Мне казалось, что они вскрывали универсальные переживания человека, живущего в любую эпоху, в любой стране. А вот что делать с читателем? Как он будет выпутываться из лабиринтов фантазии, нагороженных автором? Захочет ли он принимать на себя муки творчества, учитывать особенности его индивидуального метода?.. Может быть, читатель отмахнется рукой от всей этой галиматьи, а автора постарается признать сумасшедшим…
Я махнул рукой на твердолобого читателя и вновь соскользнул в историческую тьму – в тьму тараканью… "Не было никаких оснований для подозрений короля Франции Филиппа IV в несправедливом отношении к Ордену Тамплиеров. Главные резиденции ордена были разбросаны по всей стране. Еще 12 октября 1307 года мастер тамплиеров Жак де Моле был удостоен чести приглашения самим королем на торжественные похороны принцессы Катерины. Она была женой брата Филиппа IV, Карла Валуа.
На следующий день Гийом де Ногаре – доверенное лицо короля и большой мастер по тайным акциям – приступил к основной фазе выполнения коварного плана. Основой для разгрома тамплиеров было ложное обвинение в том, что рыцари «плевали на святой крест» и были подвержены содомии, ереси – «похабным поцелуям» новичков, принимаемых в орден. Членов братства арестовывали по всей Франции одномоментно, неожиданно и массово – «стригли под одну гребенку» весь состав ордена. Папа Климент V направил королю свой формальный протест, ибо только церковь имела право заниматься разбором прегрешений своих непосредственных подданных – членов монашеских орденов. Но у короля Франции были собственные резоны. Такие резоны стоило расшифровать повнимательнее, именно для того я и нырнул в историю Франции глубже.
Около 700 года золотые деньги исчезают, правильнее сказать, их последовательно заменяют серебряными. Оборот денежной массы быстро пошел счетом на миллионы. Нельзя забывать, что города и села Франции был набиты втугую рынками и лавочками. Больше всего торговали крестьяне: власти вынуждены были издать специальную грамоту. В ней говорилось: «Должно в городах и городках следить за крестьянами, что несут на рынок печеный хлеб, мясо или вино. Должно помешать им обманывать покупателя». Я даже вспомнил картину Лепренса из Лувра – «Рынок скота в Онфлере» Такой рынок даже в 1823 году привлекал многочисленное число крестьян из края Ож и верхней Нормандии. Полотно – живописное, дающее определенное представление о порядках в здешних местах. Конечно, фигурами весьма колоритными были потомственные купцы, но евреи по-прежнему действуют активно, их колонии можно встретить в Арле или Ниме, в Майнце, Вердене. Во времена рыцарства Филиппа на таких рынках вовсю торговали рабами-пленными, много среди них было выходцев из славянских краев. Наших собратьев потом вывозили в мусульманскую Испанию, значит и там дал рост славянский генофонд. Византийская империя для торговцев-евреев была практически полностью закрыта, но они двигались с товаром, огибая ее через Египет, Сирию и достигали даже Индии и Китая. Набирали силу и купцы итальянские, скандинавские. Примечательно, что не в Европе, а именно в России и Скандинавии сохранилось до нынешних времен более 200 тысяч мусульманских монет. Они прочерчивают известный «пунктир» торговых путей и застревают именно там, где была плохо налажена чеканка собственной золотой и серебряной монеты. У французских тамплиеров были большие запасы золота, серебра, драгоценностей"…
Я невольно ойкнул от возникающих понятийных ассоциаций: «миром, как ни крути, правит металл». И эта «зараза» завелась, оказывается, очень давно. «Металлу» подвластны и короли, и крестьяне, и купцы различных национальностей. Я встал, влекомый желанием взглянуть из окна во двор: «потертого мужика» там не было, но зато двор битком был набит дорогими иномарками – а это уже повод для раздора, классовой агрессии, простолюдинского мщения… И я вернулся к своим прежним размышлениям, несколько изменив общую социальную ориентацию. Мне мерещилась в виде яркой, мерцающей кровавой сущностью кривая – «инверсия биологических циклов», давно доказанная учеными. К 850 году был достигнута «вершина» такого графика. С 950 по 1350 годы – обозначился медленный подъем кривой и стремительный спад – вниз через две ступени с 1350 по 1450 годы. Короли Франции, наверняка, чувствовали эти процессы не только карманом, но и печенью. Но власть пытались бороться с ними каждая по своему. Действовало и веление биологического начала – собственный индивидуальный и национальный генофонд…
Ко мне приперлось новое видение!.. "Тьма была непроглядная, но еще страшнее и мучительнее действовала вонь, исходящая от потока нечистот, сливавшихся по каменному желобу в «гальский мешок». Так называли особую камеру – зарешеченную каменную яму, куда сажали особо важных преступников. Сюда по открытому желобу транзитом стекали экскременты, моча, рвотные массы, отработанная вода со всей тюрьмы. В «мешке» томилось несколько рыцарей-тамплиеров, уже давно арестованных и теперь – с 13 октября по 22 ноября 1307 года – подвергаемых страшным пыткам. Тюремщики поставили цель – любыми методами вырвать подтверждающие свою версию признания. Многие из мучеников, многократно рисковавшие жизнями на полях сражений, прошли через «гальский мешок». Другие висели прикованные на цепях вдоль подземелья, не имевшего окон, освещения, притока свежего воздуха. Доброкачественная пища была недоступна узникам. Все они в результате искусно спланированной акции в одну ночь были вырваны из рядов самой мощной в Европе религиозно-военной организации, обладавшей огромными материальными ресурсами и отборными рыцарскими подразделениями. Не делалось различие ни для самих рыцарей, ни для их оруженосцев, священников, слуг, наемных служащих. Невероятным было то, что как члены духовного ордена они не подлежали аресту и пыткам, но об этом инквизиторы на время забыли. Исключение было сделано только для Жака де Моле – Великого Мастера Тамплиеров.
Вся «некрасивая операция» была задумана королем Франции Филиппом IV по прозвищу именно «Красивый». У власти уже был опыт проведения подобных акций: в порядке тренировки, 22 июля 1306 года по приказу короля были арестованы все евреи, проживавших во Франции. Тогда в угоду королю из них вытрясли золото, а затем выслали из страны. Слава Богу, что «избранный Богом народ» никто не мучил пыточными клещами.
Сейчас в подземелье раздавались леденящие душу крики пытаемых без всяких ограничений. Дыбы были расставлены в середине подземелья, сюда добавили освещения, чтобы и остальные, дожидающиеся своей очереди, могли «любоваться» творчеством палачей. Мучеников приковывали к специальным решеткам или прямо растягивали на дыбе. Главным приемом, подвигающим к «откровенной беседе», оставалось тюремное «ноухау»: смазывали ноги маслом и обкладывали углями – кожа, мясо и кости сгорали. Когда кости отваливались, то палачи шутили: «Прихвати их с собой на память, рыцарь»! Раскаленными щипцами палач вырывал любой участок плоти, в том числе и половые органы…
Обвинения были абсурдными – палачи утверждали: «В Ордене отрицали Бога, Христа, Деву Марию, совершали „поцелуи бесстыдства“, лобызали губы, пупок, пенис, ягодицы приора, мочились, плевали на святой крест». Камнем преткновения стали обвинения в поголовном мужеложстве членов рыцарского ордена. Тот, кто не признавался, относился в разряд «неисправимых». Пятьдесят тамплиеров было сожжено в Париже только в один день как «неисправимые еретики».
Все должно было завершиться публичным признанием Великого Мастера. Действо наметили на 14 мая 1314 года возле собора Нотр-Дам, куда пригласили аристократов Франции, высших прелатов Церкви и именитых граждан. Перед собором высилась большая трибуна, на нее под руки ввели Великого Мастера, следом взошли сопровождающие – прецептор тамплиеров Нормандии Жофруа де Шарни и еще два высших функционера Ордена. Вокруг толпилась масса народа, плотным, удушающим кольцом вокруг помоста сгрудилось воинство короля.
С края помоста Великий Мастер взглянул на яркое, ласковое весеннее солнце, способное разбудить в душе только чистые чувства. Скорее всего, в душе шевельнулись самые рельефные для любого человека воспоминания детства – «те радости и муки без причин, та сладостная боль соприкасанья душой со всем живущим»… Де Моле вспомнил свой славный путь неустрашимого воина. Где-то вдалеке, на искрящихся проникновенной голубизной небесах рыцарь увидел отблески лиц уже убиенных товарищей, доверивших ему свои жизни. Он, вероятно, подумал: «Настанет день – исчезну я»… Потом, наверняка, вспыхнул яркий свет перед глазами: «И немой, в лучистой одежде, я рванусь и в чаще найду прежний дом мой земной»… После недолгого замешательства рыцарь обратился с краткой, но проникновенной речью, неожиданной для заказчиков и организаторов позорного судилища… «Полагаю, что до того как моя жизнь будет скоро оборвана, необходимо сказать правду. Содеян великий обман! Перед Богом признаюсь, что на мне лежит величайшая греховная вина. Моя греховность состоит в том, что страшась пыток, я согласился признать лживые обвинения… Я заявляю, что Орден ни в чем не виноват! Его чистота и святость неоспоримы! Все рыцари, что отказались от своих признаний сожжены заживо, но смерть не так страшна, как признание в страшных грехах, каких никогда не совершал! Мне даруется жизнь, но ценой бесчестия: жизнь не стоит такой цены!.. Я без сожаления ухожу из жизни, если эта жизнь покупается ценой нагромождения одной лжи на другую!»
Поднялась страшная и позорная суматоха: все тамплиеры, находящиеся на помосте тоже успели прокричать свое отрицание вины, утверждая чистоту Ордена. Их быстро стащили с помоста, но им уже было на все наплевать: «Здравствуй, смерть! – и спутник крылатый, объясняя, в рай уведет»… Королю надлежало готовить новую – теперь уже заключительную акцию – казнь. Она состоялась скоро – на маленьком острове посреди реки Сены, пронизывающей Париж, унося из пределов столицы Франции массу человеческих нечистот. К месту несправедливой казни люди доплывали на лодках, чтобы на весь остаток жизни запечатлеть святость тамплиеров и трусливое вероломство светской власти, идущей рука об руку с продажной верхушкой католической церкви!..
Костер был сложен из сухих дров, дыбы казнимые подольше мучились в огне, не успев быстро задохнуться от дыма. Де Молье и Шарни до последнего мгновения сознания выкрикивали проклятия королю Франции. Коварный лжец был проклят до четырнадцатого колена – скорая смерть предрекалась и папе – Клименту V.
Скорее всего, Бог услышал те страшные возгласы страдальцев за истину: Климент V умер в апреле следующего года, Филипп IV – в ноябре. «Господь отверзает очи слепым, Господь восставляет согбенных; Господь любит праведных».
Передо мной прошли печальные картины преследования тамплиеров во Франции в течение шести с половиной лет. В других странах такого не было, там были заложены основы для формирования тайного общества взаимопомощи и выручки – одной из будущих сильнейших ветвей системы международного масонства
Теперь требовалось проштудировать события, захватившие другие страны: стрелы моих чувств, спотыкающейся фантазии повлекла суровая Англия и Шотландия. Здесь по отношению к тамплиерам все было иначе!…
Молодой король Эдуард II взял бразды правления в свои руки, но управлял подданными не очень резво и мудро. С юных лет он питал порочную страсть – тянулся к однополой любви. Его любовники по существу и управляли Англией вместо слабовольного короля. Он рад был смерти отца, потому что она развязала ему руки: он мог выплеснуть в полной мере свою любовь на молодого человека Пьера Гавестона.
К счастью, у Эдуард II хватило ума и решительности не пойти на поводу у папы римского Климента V и не начать громить тамплиеров. На фоне памяти о собственном посвящении в рыцари, происшедшем в храме тамплиеров, получение папской буллы «Pastoralis Preeminentae» 15 декабря 1307 года не тронуло короля глубоко. Эдуард II не спешил выполнять предписания папы и не стал суматошно арестовывать рыцарей-тамплиеров. Им была дана возможность скрыться и увезти свои богатства, сжечь секретные бумаги. Удалось арестовать только несколько человек, но многим из них тут же устроили побег из тюрьмы. Король, сославшись на то, что в английском судопроизводстве не используются пытки, отказался прибегнуть к «допросу с пристрастием» арестованных тамплиеров. И даже когда папа прислал своих маститых «пытальщиков», их усердие было ограничено строго регламентированными допросами с тремя степенями физического воздействия на заключенного. Впоследствии такие степени испытания вошли в практику масонской обрядности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
Теперь «аналогия» швырнула меня в объятия «поэтической аллегории»: на этом поприще шпаги скрестили Бунин и Набоков – оба замечательные поэты, изгнанники, мученики! Именно у корифеев русской поэзии мой совершенно анархический вымысел заставил память искать помощи. От Бунина пришли строки: «Настанет день – исчезну я, а в этой комнате пустой все то же будет: стол, скамья да образ, древний и простой. И так же будет залетать цветная бабочка в шелку – порхать, шуршать и трепетать по голубому потолку». Набоков, всегда топтавшийся по следу Бунина, предложил свой вариант: «И немой, в лучистой одежде, я рванусь и в чаще найду прежний дом мой земной, и как прежде дверь заплачет, когда я войду. Одуванчик тучки апрельской в голубом окошке моем, да диван из березы карельской, да семья мотыльков под стеклом». Я-то видел почти органическую связь двух вариантов поэтических аллегорий, раскрывающих душевные муки поэтов. Мне казалось, что они вскрывали универсальные переживания человека, живущего в любую эпоху, в любой стране. А вот что делать с читателем? Как он будет выпутываться из лабиринтов фантазии, нагороженных автором? Захочет ли он принимать на себя муки творчества, учитывать особенности его индивидуального метода?.. Может быть, читатель отмахнется рукой от всей этой галиматьи, а автора постарается признать сумасшедшим…
Я махнул рукой на твердолобого читателя и вновь соскользнул в историческую тьму – в тьму тараканью… "Не было никаких оснований для подозрений короля Франции Филиппа IV в несправедливом отношении к Ордену Тамплиеров. Главные резиденции ордена были разбросаны по всей стране. Еще 12 октября 1307 года мастер тамплиеров Жак де Моле был удостоен чести приглашения самим королем на торжественные похороны принцессы Катерины. Она была женой брата Филиппа IV, Карла Валуа.
На следующий день Гийом де Ногаре – доверенное лицо короля и большой мастер по тайным акциям – приступил к основной фазе выполнения коварного плана. Основой для разгрома тамплиеров было ложное обвинение в том, что рыцари «плевали на святой крест» и были подвержены содомии, ереси – «похабным поцелуям» новичков, принимаемых в орден. Членов братства арестовывали по всей Франции одномоментно, неожиданно и массово – «стригли под одну гребенку» весь состав ордена. Папа Климент V направил королю свой формальный протест, ибо только церковь имела право заниматься разбором прегрешений своих непосредственных подданных – членов монашеских орденов. Но у короля Франции были собственные резоны. Такие резоны стоило расшифровать повнимательнее, именно для того я и нырнул в историю Франции глубже.
Около 700 года золотые деньги исчезают, правильнее сказать, их последовательно заменяют серебряными. Оборот денежной массы быстро пошел счетом на миллионы. Нельзя забывать, что города и села Франции был набиты втугую рынками и лавочками. Больше всего торговали крестьяне: власти вынуждены были издать специальную грамоту. В ней говорилось: «Должно в городах и городках следить за крестьянами, что несут на рынок печеный хлеб, мясо или вино. Должно помешать им обманывать покупателя». Я даже вспомнил картину Лепренса из Лувра – «Рынок скота в Онфлере» Такой рынок даже в 1823 году привлекал многочисленное число крестьян из края Ож и верхней Нормандии. Полотно – живописное, дающее определенное представление о порядках в здешних местах. Конечно, фигурами весьма колоритными были потомственные купцы, но евреи по-прежнему действуют активно, их колонии можно встретить в Арле или Ниме, в Майнце, Вердене. Во времена рыцарства Филиппа на таких рынках вовсю торговали рабами-пленными, много среди них было выходцев из славянских краев. Наших собратьев потом вывозили в мусульманскую Испанию, значит и там дал рост славянский генофонд. Византийская империя для торговцев-евреев была практически полностью закрыта, но они двигались с товаром, огибая ее через Египет, Сирию и достигали даже Индии и Китая. Набирали силу и купцы итальянские, скандинавские. Примечательно, что не в Европе, а именно в России и Скандинавии сохранилось до нынешних времен более 200 тысяч мусульманских монет. Они прочерчивают известный «пунктир» торговых путей и застревают именно там, где была плохо налажена чеканка собственной золотой и серебряной монеты. У французских тамплиеров были большие запасы золота, серебра, драгоценностей"…
Я невольно ойкнул от возникающих понятийных ассоциаций: «миром, как ни крути, правит металл». И эта «зараза» завелась, оказывается, очень давно. «Металлу» подвластны и короли, и крестьяне, и купцы различных национальностей. Я встал, влекомый желанием взглянуть из окна во двор: «потертого мужика» там не было, но зато двор битком был набит дорогими иномарками – а это уже повод для раздора, классовой агрессии, простолюдинского мщения… И я вернулся к своим прежним размышлениям, несколько изменив общую социальную ориентацию. Мне мерещилась в виде яркой, мерцающей кровавой сущностью кривая – «инверсия биологических циклов», давно доказанная учеными. К 850 году был достигнута «вершина» такого графика. С 950 по 1350 годы – обозначился медленный подъем кривой и стремительный спад – вниз через две ступени с 1350 по 1450 годы. Короли Франции, наверняка, чувствовали эти процессы не только карманом, но и печенью. Но власть пытались бороться с ними каждая по своему. Действовало и веление биологического начала – собственный индивидуальный и национальный генофонд…
Ко мне приперлось новое видение!.. "Тьма была непроглядная, но еще страшнее и мучительнее действовала вонь, исходящая от потока нечистот, сливавшихся по каменному желобу в «гальский мешок». Так называли особую камеру – зарешеченную каменную яму, куда сажали особо важных преступников. Сюда по открытому желобу транзитом стекали экскременты, моча, рвотные массы, отработанная вода со всей тюрьмы. В «мешке» томилось несколько рыцарей-тамплиеров, уже давно арестованных и теперь – с 13 октября по 22 ноября 1307 года – подвергаемых страшным пыткам. Тюремщики поставили цель – любыми методами вырвать подтверждающие свою версию признания. Многие из мучеников, многократно рисковавшие жизнями на полях сражений, прошли через «гальский мешок». Другие висели прикованные на цепях вдоль подземелья, не имевшего окон, освещения, притока свежего воздуха. Доброкачественная пища была недоступна узникам. Все они в результате искусно спланированной акции в одну ночь были вырваны из рядов самой мощной в Европе религиозно-военной организации, обладавшей огромными материальными ресурсами и отборными рыцарскими подразделениями. Не делалось различие ни для самих рыцарей, ни для их оруженосцев, священников, слуг, наемных служащих. Невероятным было то, что как члены духовного ордена они не подлежали аресту и пыткам, но об этом инквизиторы на время забыли. Исключение было сделано только для Жака де Моле – Великого Мастера Тамплиеров.
Вся «некрасивая операция» была задумана королем Франции Филиппом IV по прозвищу именно «Красивый». У власти уже был опыт проведения подобных акций: в порядке тренировки, 22 июля 1306 года по приказу короля были арестованы все евреи, проживавших во Франции. Тогда в угоду королю из них вытрясли золото, а затем выслали из страны. Слава Богу, что «избранный Богом народ» никто не мучил пыточными клещами.
Сейчас в подземелье раздавались леденящие душу крики пытаемых без всяких ограничений. Дыбы были расставлены в середине подземелья, сюда добавили освещения, чтобы и остальные, дожидающиеся своей очереди, могли «любоваться» творчеством палачей. Мучеников приковывали к специальным решеткам или прямо растягивали на дыбе. Главным приемом, подвигающим к «откровенной беседе», оставалось тюремное «ноухау»: смазывали ноги маслом и обкладывали углями – кожа, мясо и кости сгорали. Когда кости отваливались, то палачи шутили: «Прихвати их с собой на память, рыцарь»! Раскаленными щипцами палач вырывал любой участок плоти, в том числе и половые органы…
Обвинения были абсурдными – палачи утверждали: «В Ордене отрицали Бога, Христа, Деву Марию, совершали „поцелуи бесстыдства“, лобызали губы, пупок, пенис, ягодицы приора, мочились, плевали на святой крест». Камнем преткновения стали обвинения в поголовном мужеложстве членов рыцарского ордена. Тот, кто не признавался, относился в разряд «неисправимых». Пятьдесят тамплиеров было сожжено в Париже только в один день как «неисправимые еретики».
Все должно было завершиться публичным признанием Великого Мастера. Действо наметили на 14 мая 1314 года возле собора Нотр-Дам, куда пригласили аристократов Франции, высших прелатов Церкви и именитых граждан. Перед собором высилась большая трибуна, на нее под руки ввели Великого Мастера, следом взошли сопровождающие – прецептор тамплиеров Нормандии Жофруа де Шарни и еще два высших функционера Ордена. Вокруг толпилась масса народа, плотным, удушающим кольцом вокруг помоста сгрудилось воинство короля.
С края помоста Великий Мастер взглянул на яркое, ласковое весеннее солнце, способное разбудить в душе только чистые чувства. Скорее всего, в душе шевельнулись самые рельефные для любого человека воспоминания детства – «те радости и муки без причин, та сладостная боль соприкасанья душой со всем живущим»… Де Моле вспомнил свой славный путь неустрашимого воина. Где-то вдалеке, на искрящихся проникновенной голубизной небесах рыцарь увидел отблески лиц уже убиенных товарищей, доверивших ему свои жизни. Он, вероятно, подумал: «Настанет день – исчезну я»… Потом, наверняка, вспыхнул яркий свет перед глазами: «И немой, в лучистой одежде, я рванусь и в чаще найду прежний дом мой земной»… После недолгого замешательства рыцарь обратился с краткой, но проникновенной речью, неожиданной для заказчиков и организаторов позорного судилища… «Полагаю, что до того как моя жизнь будет скоро оборвана, необходимо сказать правду. Содеян великий обман! Перед Богом признаюсь, что на мне лежит величайшая греховная вина. Моя греховность состоит в том, что страшась пыток, я согласился признать лживые обвинения… Я заявляю, что Орден ни в чем не виноват! Его чистота и святость неоспоримы! Все рыцари, что отказались от своих признаний сожжены заживо, но смерть не так страшна, как признание в страшных грехах, каких никогда не совершал! Мне даруется жизнь, но ценой бесчестия: жизнь не стоит такой цены!.. Я без сожаления ухожу из жизни, если эта жизнь покупается ценой нагромождения одной лжи на другую!»
Поднялась страшная и позорная суматоха: все тамплиеры, находящиеся на помосте тоже успели прокричать свое отрицание вины, утверждая чистоту Ордена. Их быстро стащили с помоста, но им уже было на все наплевать: «Здравствуй, смерть! – и спутник крылатый, объясняя, в рай уведет»… Королю надлежало готовить новую – теперь уже заключительную акцию – казнь. Она состоялась скоро – на маленьком острове посреди реки Сены, пронизывающей Париж, унося из пределов столицы Франции массу человеческих нечистот. К месту несправедливой казни люди доплывали на лодках, чтобы на весь остаток жизни запечатлеть святость тамплиеров и трусливое вероломство светской власти, идущей рука об руку с продажной верхушкой католической церкви!..
Костер был сложен из сухих дров, дыбы казнимые подольше мучились в огне, не успев быстро задохнуться от дыма. Де Молье и Шарни до последнего мгновения сознания выкрикивали проклятия королю Франции. Коварный лжец был проклят до четырнадцатого колена – скорая смерть предрекалась и папе – Клименту V.
Скорее всего, Бог услышал те страшные возгласы страдальцев за истину: Климент V умер в апреле следующего года, Филипп IV – в ноябре. «Господь отверзает очи слепым, Господь восставляет согбенных; Господь любит праведных».
Передо мной прошли печальные картины преследования тамплиеров во Франции в течение шести с половиной лет. В других странах такого не было, там были заложены основы для формирования тайного общества взаимопомощи и выручки – одной из будущих сильнейших ветвей системы международного масонства
Теперь требовалось проштудировать события, захватившие другие страны: стрелы моих чувств, спотыкающейся фантазии повлекла суровая Англия и Шотландия. Здесь по отношению к тамплиерам все было иначе!…
Молодой король Эдуард II взял бразды правления в свои руки, но управлял подданными не очень резво и мудро. С юных лет он питал порочную страсть – тянулся к однополой любви. Его любовники по существу и управляли Англией вместо слабовольного короля. Он рад был смерти отца, потому что она развязала ему руки: он мог выплеснуть в полной мере свою любовь на молодого человека Пьера Гавестона.
К счастью, у Эдуард II хватило ума и решительности не пойти на поводу у папы римского Климента V и не начать громить тамплиеров. На фоне памяти о собственном посвящении в рыцари, происшедшем в храме тамплиеров, получение папской буллы «Pastoralis Preeminentae» 15 декабря 1307 года не тронуло короля глубоко. Эдуард II не спешил выполнять предписания папы и не стал суматошно арестовывать рыцарей-тамплиеров. Им была дана возможность скрыться и увезти свои богатства, сжечь секретные бумаги. Удалось арестовать только несколько человек, но многим из них тут же устроили побег из тюрьмы. Король, сославшись на то, что в английском судопроизводстве не используются пытки, отказался прибегнуть к «допросу с пристрастием» арестованных тамплиеров. И даже когда папа прислал своих маститых «пытальщиков», их усердие было ограничено строго регламентированными допросами с тремя степенями физического воздействия на заключенного. Впоследствии такие степени испытания вошли в практику масонской обрядности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77