А «мировое правительство» ограничится пятистами персонами!..
Я вдруг поймал себя на скверной мысли: но ведь если с таким энтузиазмом грузить публику идейками о избранности, то можно разбудить ни одного Усана бен Ладена, а тысячу ему подобных. Отсутствие скромности – это страшный грех. А если к тому добавить еще и изуверский вождизм, то обязательно найдутся люди, понимающие, что для победы необходимо противопоставить ему вождизм еще более махровый, изощренный, решительный, бескомпромиссный – например, идущий от исламского радикализма!..
Все эти тезисы Олег читал уже сидя в машине. То были кусочки из моей новой книги, прихваченные другом в путь дорогу. Мы отправлялись в путешествие для встречи с отечественным Законом и с теми, кто гордо называл себя «носителями Закона»… Владимир вез нас на своей машине в 127 отделение милиции. Нас ждала неизвестность, а мы дурили себе голову «мировыми проблемами», забывая что остановить или изменить их развитие мог только сам Господь Бог. «Господи, Боже наш! Как величественно имя Твое по всей земле!» (Псалом 8: 10).
3.1
Машина бежала быстро и ровно – Владимир был мастером своего дела. Ему удавалось избегать потрясений от контакта колес автомобиля с мостовыми Санкт-Петербурга, давно не леченными по простой причине: народные деньги прямым потоком утекали в карманы бессовестной администрации. Там, где служил Владимир, видимо, всему учили основательно: учили таи и терпению. Но полагаю, что и там завелись масоны рыцарского достоинства, и в нужный момент у тех ребят палец плотно ляжет на спусковой курок нужной снайперской винтовки и рука не дрогнет!..
На ходу мы мысленно, с большим удовольствием еще раз уточнили свою позицию: нет слов, вовремя возвели в президенты человека из разведки. В данном случае, «клановость» только поможет привести горлопанов разных партий и метущийся народ в чувство. Подъезжая к переулку Крылова, Владимир по мобильнику связался, как мы поняли из короткого разговора, с Колесниковым Павлом Олеговичем и попросил его выйти к парадному подъезду и принять «груз № 1». С удовольствием отметил, что наши головы не были названы «грузом № 5». Володя с достаточно выраженным нажимом добавил, что уверен в возвращении «груза» в целости и сохранности…
«Вот парадный подъезд. По торжественным дням, одержимый холопским недугом, целый город с каким-то испугом подъезжает к заветным дверям..» Некрасова я недолюбливал просто потому, что не считал его ни поэтом, ни гражданином. Он оставался для меня картежником, альфонсом и пропащим алкоголиком. Но в данном случае Николай Алексеевич, – царство ему небесное, пусть земля ему будет по прежнему пухом! – не ошибся. Только сейчас не было «торжественного дня» и не «целый город», а только два маргинала, загнанных в угол, явились на допрос…
Двери распахнулись, управляемые решительным жестом майора милиции (сегодня он почему-то был в форме): Павел Олегович широко улыбался, даже не пытаясь скрыть секрет той улыбки – оскал акулы, готовый сожрать подследственного с потрохами. Но такова была природа этого человека – то была визитная карточка профессиональной хватки следователя. Опять я, в который уже раз в жизни, проникся удивлением тому, как из здоровых и решительных парней, снабженных табельным безотказным огнестрельным оружием вербуются агенты милиции, а не наоборот – изощренные уголовники. Ведь сама жизнь вроде бы их подвигает к тому: где еще можно научиться переступать Закон, как только не в милиции.
Олег внимательно посмотрел на начальника следственным отделом, но вместо испуга или сопереживания у моего друга возникла реакция протеста. Ему вдруг моментально обрыдло общение с «отцами сыска», их основным методом – провокацией… Олег стал куражиться: он не поздоровался с майором, не одарил его доброжелательной улыбкой, а как бы продолжил со мной начатый разговор.
– Саша, все еще нахожусь под впечатлением прочитанного и начинаю выковыривать примеры, подтверждающие твои тезисы, из окружающей действительности.
Олег углубился в переживания, совершенно не обращая внимание на то, что Владимир уже вышел из машины и, дабы сгладить напряженность вдруг возникших негативных отношений, о чем-то, понизив голос, говорит с майором. Мой друг продолжил перекличку времен.
– Мне кажется, что я иначе взглянул теперь на привычные события. Мне удалось раскопать их корни. Посмотри, приезжает парень из Бурятии… Там таких зовут «джидинцы» – по месту рождения и проживания. Имя парень унаследовал от родителей – Давлет Лазаревич. Употребляя твою терминологию, судя по имени и отчеству, парень тот происходит из хазарских евреев: истинная культура от рождения на ноле, не исправило положение и то, что высшее юридическое образование Давлет Лазаревич получил в Москве. Какой еврей не мечтает быть юристом или гинекологом: Давлет выбрал юриспруденцию, но душа у него до сих пор просит кумыса.
Олега начинал забирать кураж: сейчас он примется цитировать с маленькими отступлениями что-нибудь рассказанное мною, но все будет выдано за собственные откровения. Этот стиль мне давно знаком, и я привык к нему. Интересно другое, какие выводы Олег сделает из всего сказанного? Олег, кажется, забыл еще одну маленькую деталь: Гордиевский позже сменит имя Давлет на Эдуард. Так, ему казалось, все выглядит более импозантно…
– Там в столице «соискатель» куртуазной жизни подцепит себе в жены «богатенькую хохлушку» – прибегнув к браку по расчету, как говорится. Родную фамилию он сменит при бракосочетании: по супруге станет прозываться Гордиевским. Что-то и польское застряло в генофонде супруги, суффикс «ский» наводил на такую мысль. Это «что-то» будет выправлять раскосые азиатские глаза у новорожденного племени «Лазаревичей». Но нет ничего хуже того, что произойдет смешение религий: толи буддизма, или ислама, или иудаизма. Кощунственный микст поведет детишек прочь от Православия. А такие походы в тьму тараканью уже чреваты серьезным Божьим наказанием…
Олег застыл, как бы примеряя возможную кару и на себе тоже. Потом он проникновенно взглянул сперва на майора, а потом на меня – проницательно. Владимир и начальник следственного отдела подключились к слушателям поучительного рассказа, явно имеющего какой-то тайный смысл. У меня екнуло сердце: мне показалось, что Олежек застрял на великорусском шовинизме. Но спасение пришло неожиданно и быстро от Александра Блока: строки из «Скифов» явились с поклоном от 1918 года, как раз в то время в нашей стране проходил очередной бунт безмозглых народов. «Да, скифы – мы Да, азиаты – мы, с раскосыми и жадными очами!» А Олег все больше и активнее «распалял котлы» русофобии, в них «не сдержать больше пару». Осталось только допеть со слезой: «На палубу вышел, а палубы нет: в глазах у него помутилось»…
– Вот теперь хазарский еврей приехал покорять Санкт-Петербург. Пришлось продать богатую юрту в Бурятии, а заодно и стадо баранов, доставшееся в наследство по материнской линии. Коммерческая смекалка помогла обзавестись квартирой в северной столице. Но въехал он в нее со стороны Москвы, где сперва осилил высшее образование по весьма ходовой специальности. На этом иссяк природой данный интеллектуальный ресурс.
Олежек явно смаковал сцену обличения, кадык ходил под кожей на горле ходуном…
– Далее была продана старинная «Тора», – почти раритет музейного уровня, доставшийся от прадеда по отцовской линии. А в этом случае душа уже закладывалась на потребу Дьяволу. Зато на вырученные «грязные деньги» удалось приобрести автомобиль. Экипировка «делового человека» новой формации закончена: небольшим трамплином явилась система КРУ, где можно было брать взятки, но их никто не спешил давать новичку. Тогда-то и пришла мысль пристроиться в смешном фонде обязательного медицинского грабежа.
Теперь Верещагин почмокал губами, как бы примеряясь помочь «кочевнику» приободрить лошадь, несущую лихого седока вперед по бескрайним просторам глупой России. Он-то знал, что из маленькой стайки самых богатых людей мира семь человек – выходцы из России. То были в большинстве своем в недалеком прошлом занюханные евреи – сефарды, ашкенази, хазарцы. Кто-то же позволил им прибрать к рукам огромные ломти «народной собственности» и совершенно неожиданно, за несколько лет экономической вакханалии разбогатеть до невероятных пределов. Олега знал фамилию того русского дурака, меченного дьявольской мастью еще в раннем детстве. Моего друга это злило настолько, что он собирался посвятить остаток жизни «политическим раскопкам», дабы докопаться до виновников грабежа общественной собственности.
Я уже неоднократно пытался его усмирить объяснениями, что при большевиках в России и не было истинной общественной собственности, в стране процветал, так называемый, «государственный капитализм». Теперь простым росчерком пера какого-нибудь рыжего Чубатого и президента-первооткрывателя недвижимость огромными кусками отошла в собственность «могучей кучки». И пусть будет так: собственность должна управляться теми, кто умеет это делать. Отдай русским дуроломам несметные богатства: они их пропьют, промотают, переведут заграницу, где и будут жирные бока греть на цивильных пляжах!.. Не стоило Верещагину злиться на подлецов давно и прочно обосновавшихся в России: такова ее участь, историческое предназначение. Но подлецы-то и проходимцы нужны обществу: без противопоставления «черного» и «белого» не возможна социальная динамика, развитие общества, плохие примеры нам тоже нужны хотя бы для повышения толерантности…
Но сейчас речь шла о делах жалких, творимых птицами мелкого полета: ничего кроме акта неожиданной дефекации серые воробушки и не могли произвести. Олег нехотя вернулся к теме разговора, но на каком-то вираже мысли, я обогнал его репликой:
– Здесь, в ФОМГ, был край непуганых идиотов, во главе с исполнительным директором – такой же деревенщиной, «ломающим Ваньку», полагая, впрочем, что его потуги на рисовку образа университетского сноба выглядят вполне элегантным действом. Самое забавное, что никто из функционеров фонда не владел даже самыми примитивными представлениями о медицине. Гордиевский после КРУ великолепно вписался в свору местных дворовых собачек, ничего кроме бестолкового тявканья и не умеющих делать…
Олег морщился от моих слов, поскольку и он сам был университетским снобом, только генетическая закваска в нем была иная, чем в директоре ФОМГ. Однако сдавалось мне, что мой руг уже нисколечко не щадил «Лазаревича». Мысленно он чесал ему бока навозными вилами, совершенно не заботясь о последствиях. То была не щекотка, а сдирание кожи с живого хряка-хазарца. Я удивлялся тому, как быстро растерял мой друг интернационализм и любовь к малым народам: может быть, и верно то, что «своя рубашка ближе к телу»? Олег не замечал моих вопрошающих взглядов, он наматывал крепче и крепче узду на руку: еще немного и прирожденный «кочевник» задохнется от негодования, от еврейской гордыни, основательно придавленной копытом хазарской степной кобылицы…
– Но времена доминирования каганата прошли: теперь процесс ассимиляции бывших повелителей потребует осеменения и трансформации генофонда через несколько совершенно иных пар поколений. Но главное, какими они войдут в новый социум.
Олег продолжал развивать атаку на несметные полчища степняков, достаточно помучивших древнюю Русь. Но не «историческая правда» бушевала в его сердце: просто сейчас Верещагин вдруг ясно и четко осознал, что «собака зарыта» не на поле национализма, а спрятана в кустах чертополоха, имеющего универсальное название: поведенческая психология. Это ведь только у нас на Руси так много льют слез и патоки по поводу «самоопределения наций». А цивилизованные государства все определяют иначе: они оценивают «качества гражданина» у каждого из проживающих в их стране. Если ты не встаешь при звуках гимна твоего государства, не вытягиваешься в струнку перед государственным флагом, при появлении президента страны – то ты и есть говно, а не гражданин и твоя национальность здесь ни при чем. Проще говоря: не национальность красит человека, а его личностные качества. Подлец – при любом цвете кожи только подлец!.. Но Олегу очень хотелось пофилософствовать, потому что была у него такая врожденная черта характера – рассудительность…
– Их необходимо сплести биологически и поведенчески с коренными петербуржцами. Но ждать «кочевнику» некогда, и тут уже без авантюр не обойтись: подлог и шельмование в юридической практике – это криминал или просто поведение плохо воспитанного человека?
Олег и не собирается ждать моего ответа, он сам правит бал – уже готовые тезы и антитезы пачками трусятся из него. Александр Блок принялся помогать и ему: «Мы любим плоть – и вкус ее, и цвет и душный, смертный плоти запах»…
– Но с помощью вранья можно победить только недоумков, потому деятельность новоявленного «кочевника» обязательно потерпит крах. А, возможно, жестокая пуля нащупает лоб этого кретина.
Опять вмешался Блок с известными стихами: «Для вас – века, для нас – единый час. Мы, как послушные холопы, держали щит меж двух враждебных рас Монголов и Европы!» Олег приблизил губы к моему уху и приглушенным голосом заявил:
– Я полагаю, что масоны-петербуржцы должны стоять на страже чистоты своих рядов.
– Судите сами, господа, – теперь уже Олег обращался ко всему сообществу слушателей броской инвективы, – разве мы могли в юности явиться в чужой двор, скажем, на Петроградской стороне или Васильевском острове, и затеять там свару, приняться права качать среди проживающих там подростков? Такой чудак сразу же получил бы по соплям, на всю жизнь запомнил бы «кулак воспитания»…
Нависло гробовое молчание, но Блок делал свое дело: «Не сдвинемся, когда свирепый гунн в карманах трупов будет шарить, жечь города, и в церковь гнать табун, и мясо белых братьев жарить!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77