https://wodolei.ru/catalog/unitazy/Gustavsberg/artic/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Это забота о другом человеке больше, чем о себе самом, это самопожертвование ради другого и взаимная поддержка друг друга. Любовь – это понимание его жизни и желание сделать ее легче и приятней, а он должен так же поступать по отношению к тебе. Это и совместная радость в детях, и гордость за них, когда они добиваются успехов. А когда дети болеют, это значит, что вы вместе помогаете им выздороветь. Любовь очень сложная вещь, и я сомневаюсь, чтобы кому-то удалось до конца понять, что это такое: первые чувства симпатии и влюбленность – только основа любви. Любовь – это длинный путь, Пич, и чтобы пройти его, тебе потребуется понимание и сострадание.
– Бабушка, это звучит так, словно слова льются из твоей души, – прошептала Пич. – Ты так любила Месье?
– Я любила Месье больше, чем кого-либо в моей жизни. Я любила его более Страстно, чем Руперта – мою первую любовь, и гораздо сильнее, чем Джима – мою последнюю. Но с ним не было так весело, как с Джимом, и не так наивно, как с Рупертом. Заглядывая в прошлое, я теперь понимаю, что человек, которого я считала таким сильным и непобедимым, был так же уязвим, как любой из нас. У каждого мужчины есть своя ахиллесова пята, Пич, и, быть может, если бы я понимала Месье лучше, если бы я меньше была занята собой и своими собственными чувствами, я бы узнала, почему он был таким, и тогда бы и поступки мои были другими. Месье нуждался в моем понимании так же сильно, как и в моей любви, а я так и не смогла дать ему это.
Вздохнув, Леони провела дрожащей рукой по лбу.
– Насколько иной могла бы быть наша жизнь, если бы я смогла, – сказала она.
– О, бабушка! – прошептала Пич, неуверенная, что поняла все сказанное, но чувствуя глубокое волнение Леони. – Мне так жаль.
– Все это в прошлом, девочка, а ты смотришь в будущее. Ноэль по-своему так же сложен, как и Месье. Он прячет свои чувства от людей так, как это делал Месье. Однажды ему может понадобиться твое понимание, сострадание и твои силы. И если так случится, то я хочу, чтобы ты запомнила, моя дорогая, что любовь – единственное, что имеет значение.
Пич серьезно смотрела на Леони, немного испуганная ее словами.
– Я запомню, – пообещала она.
Когда Леони нагнулась, чтобы поцеловать ее, Пич обняла ее, чувствуя теплоту губ бабушки и хрупкие косточки под нежной кожей.
– Тогда спокойной ночи, моя дорогая Пич, – прошептала Леони, нежно улыбаясь, – будь счастлива с твоим Ноэлем. Знаешь, – добавила она, – ты всегда была для меня больше дочерью, чем внучкой. Мне повезло вдвойне, что ты у меня есть.
Маленькая коричневая кошка ждала за дверью спальни, и Пич видела, как она последовала за Леони по темному коридору в ее комнату. Пич задумчиво повернулась к своему столику.
Лоис не видела никого, кто выглядел бы прекрасней Пич в день свадьбы. Пич была восхитительна в кремовом платье из шелковой тафты, которое выбрали из обширных запасов Леони, хранившихся еще с начала века. Ее гладкие золотистые плечи окаймляли воланы из тончайшего кружева кремового цвета, а широкая юбка, пышно присобранная сзади крошечным эдвардианским тюрнюром, подчеркивала тонкую талию, которую, казалось, можно переломить пополам. С уложенными в высокую прическу каштановыми волосами, украшенными живыми цветами, Пич выглядела классической невестой, каких рисуют на картинках. Ее глаза, полные любви, когда она смотрела на Ноэля, и искрящиеся счастьем, превращали ее в ослепительную по красоте новобрачную. Лоис держала букет Пич, когда та давала клятву любить и уважать Ноэля, и вспомнила «младшую сестренку», своего постоянного спутника, ждущую позволения сопровождать ее или сидящую на белом ковре в спальне и надевающую кольца Лоис на свои пальцы, так же, как сейчас Ноэль надевал золотое обручальное кольцо на руку Пич. Лоис увидела перед собой больную маленькую девочку, метавшуюся в жару, и заново пережила ту боль и потрясение при виде детских ножек, сжатых железными подпорками. И если она смогла спасти жизнь Пич, заслонив ее собой от Крюгера, то Лоис знала, что сделала бы то же самое опять. Но все это осталось в прошлом, а сейчас Пич повернулась, чтобы поцеловать Ноэля. Глядя в эту минуту на сестру, Лоис почувствовала, что наконец она стала взрослой.
Было очевидно с самого начала, что брак с Гарри обречен, но, по крайней мере, хорошо, что появился Вил. Лоис никогда не завидовала, что у Пич такие сильные длинные ноги, но испытывала зависть к тому, что у нее есть сын. Не было смысла и мечтать о том, чтобы у них с Ферди появился ребенок. Они были вместе, они жили друг для друга в своем собственном мире и были счастливы.
Мельчайшие пылинки кружились в теплых лучах солнечного света, проникающего сквозь окна маленькой белой церквушки в Ницце, золотя гладкие светлые волосы Леоноры. Она подняла руку и поправила сбившуюся прядь волос, улыбаясь матери, встретившись с ней глазами.
– Пич так счастлива, – шепнула она.
Эмилия кивнула. Она не знала, плакать ей или улыбаться. Пич выглядела такой красивой и счастливой. Из-за ее побега с Гарри не было ни свадебной церемонии, ни праздника, поэтому Эмилия очень настаивала на «надлежащей свадебной церемонии» – ради себя и Леони.
– Чтобы твоя бабушка смогла, наконец, увидеть одну из своих внучек выходящей замуж.
Леони сидела выпрямившись, с поднятым подбородком, и казалась задумчивой в очаровательной затейливой шляпке из вуали и цветов, падающих ей на бровь. Пич была сегодня необыкновенна, но, глядя на четкий профиль своей матери, Эмилия подумала, что никто не мог сравниться по красоте с Леони. Перегнувшись через Вила, она дотронулась до руки матери.
– Ты счастлива за нее, мама? – прошептала она.
Зажатый между их сомкнутыми руками, Вил переводил взгляд с одного лица на другое.
– Я только что вспоминала ее маленькой девочкой, – тихо проговорила Леони. – Я как-то привыкла думать, что Пич никогда не станет взрослой, а сейчас она меня удивляет.
– Она удивляет меня все время, – прошептал торжественно Вил.
Его бабушка и прабабушка улыбнулись друг другу через его голову.
На приеме в отеле «Ля Роз дю Кап» Жерар, гордый отец невесты, произнес первый тост, а Пол Лоренс, президент «Ю.С.Авто» и шафер Ноэля, выступил с ответным тостом. Он и миссис Лоренс были единственными гостями в церкви со стороны Ноэля, но Ноэль и Пич пригласили на прием все высшее руководство компании де Курмонов с женами, а также новых сотрудников, прибывших с Ноэлем из Детройта для работы в «Курмон». Присутствовало также около десяти человек из старых служащих завода де Курмонов и несколько уже ушедших на пенсию пожилых сотрудников, которые знали еще Месье и помнили его достаточно хорошо, чтобы подметить сходство с ним его правнука. В узких темно-синих костюмах, они осушали бокалы с шампанским и говорили об автомобилях, а их пухленькие жены в цветастых воскресных шелковых платьях торопились попробовать необыкновенную еду и просили у повара рецепты. Кружась по залу в объятиях своего отца, танцуя свой первый вальс, Пич радостно улыбалась Жерару.
– Разве это не самая замечательная свадьба? – воскликнула она. – Здесь все, кто что-то значит для нашей семьи. Жерар с любопытством посмотрел на нее.
– А где семья Ноэля? Пич рассмеялась.
– Сюда пришли те, кто близок Ноэлю. Это люди с его работы. И здесь есть я. А Ноэлю больше никто не нужен, чтобы чувствовать себя счастливым.
Глядя в светящееся от счастья лицо своей очаровательной дочери, Жерар молил Бога, чтобы Пич на этот раз оказалась права.
64
Леони сидела в кровати и чувствовала себя усталой. Ночь была теплой и влажной, темнота так плотно окружала ее, что, казалось, она может дотронуться до нее рукой. Она проснулась от боли и дожидалась, когда утихнет пульсирующая боль в голове, наступит утро, и она почувствует себя лучше. При первых признаках бледного рассвета на небе за открытым окном она вышла на террасу, радуясь, что Джим в Париже, – она бы только помешала ему спать, ворочаясь в постели. Сегодня она благословляла свое одиночество.
Кот Шоколад, вынырнувший из теплого уголка ее постели, мягко ступая, последовал за своей хозяйкой, когда та медленно пошла по террасе, придерживая рукой тонкий халат, а прохладный ветерок раннего утра прогонял остатки ночи с ясного неба. Леони глубоко вдохнула наполненный свежестью воздух и обвела бухту взглядом человека, который знал каждый оттенок голубой воды и подмечал малейшее изменение в настроении моря. Сегодня оно было спокойным, и его лазурная вода постепенно превращалась в бледные прозрачные волны, лениво набегающие на гладкий берег. Она подумала, что никогда раньше море не было таким прекрасным.
Опустившись в глубокое мягкое кресло, Леони поджала под себя голые ноги, радуясь, что в это утро не испытала привычной скованности в теле. Сегодня тело было гибким, как у восемнадцатилетней девушки. Она смогла бы прошагать мили по холмам, как когда-то любила… но она опять замечталась. Она просто старая женщина, живущая своим прошлым. Будущее было с Пич и Ноэлем, с Вилом и их детьми.
Тепло солнечных лучей ласкало ее, пульсирующая боль постепенно стихала, прячась где-то в голове, и Леони снова задремала в мягком кресле с кошкой на коленях. Она вспомнила, как Джим говорил ей, что единственное, во что он верит в легенде о Сехмет, это то, что она сделала ее молодой навсегда, но Леони знала, что только его глаза видели ее такой. Дорогой, чудный Джим. Она помнила их первую встречу, словно это было вчера, и как впервые отдалась ему в Нью-Йорке, и как безумно влюблены и счастливы они были. Потом она убежала от него и вернулась во Францию, к своим обязанностям, но Джим разыскал ее и отдал ей самого себя и свою любовь.
Леони продремала все утро, проснувшись, чтобы выпить чаю, который новая экономка, Марианна, принесла ей, но ничего не ела. Старая мадам Френар умерла много лет назад, а Марианна прослужила у нее по меньшей мере десять лет, но она до сих пор думает о Марианне, как о «новой» экономке – возраст иногда позволял Леони довольно свободно обращаться со временем, удлиняя его или делая короче, в зависимости от настроения. Не звали ли владелицу магазина нижнего белья Серра тоже Марианной? Леони работала там, когда ей только исполнилось семнадцать, а та обвинила ее в краже красных шелковых чулок и уволила, обозвав воровкой. Она ведь заплатила за те чулки, и Марианна знала это, но она просто завидовала ей – хотя тогда трудно было понять почему. Леони хотела купить те чулки, чтобы пойти на вечеринку к Каро, она была именно в них, когда познакомилась с Рупертом… «Я увидел самые длинные ноги в красных шелковых чулках, – потом вспоминал он, – на ступенях прямо передо мной и понял, что должен встретить их владелицу». Ее платье было, конечно, ужасно коротким – ну и вид, наверное, был у нее! И сейчас, когда Леони думала об этом, она вспомнила, что засунула пять франков в верхнюю часть своей единственной пары чулок, впервые отправляясь в казино в Монте-Карло, – на случай, если проиграет. Так оно и случилось… И тогда она встретила Месье. Он давно заметил ее, понял, что она играет, чтобы выжить, и, зная, что неминуемо проиграет, ждал, когда наступит его очередь. Ясно, что Месье не нужно было играть, – он и так знал, что завоюет ее. А позже на ней были, кажется, кремовые чулки, когда она выходила за Джима? Они подходили под ее великолепный костюм с плиссированной юбкой, на ней была очаровательная шляпка с большими полями, украшенная цветами… Леони даже почувствовала залах цветов в церкви, она так хорошо его запомнила… или это запах цветов на свадьбе Пич? Да, так оно и есть… память опять подшучивает над ней. Однако странно, что шелковые чулки сыграли такую роль в ее жизни: красные – для Руперта, черные – для Месье и чисто кремовые – для Джима. Леони улыбнулась во сне.
– Мадам! Мадам Леони!
Леони проснулась, когда Марианна потрясла ее за плечо.
– Да? Что случилось, Марианна?
– Вы очень долго спите, уже почти четыре часа дня. Вы должны поесть, мадам.
Леони села и потянулась. Она чувствовала себя отдохнувшей.
– Знаешь» что я хотела бы больше всего на свете сейчас, Марианна? – спросила Леони. – Я бы хотела бокал шампанского, ну и, может, одно-два розовых бисквитных печенья, которые мне прислали из магазина, где мы покупали шампанское. Да, Марианна, – это будет великолепно.
Ворча, что питаться нужно правильно, Марианна пошла на кухню, а Леони растерянно посмотрела на себя. Босоногая, в халате – в четыре часа дня. Никуда не годится! Встав, она еще разок потянулась и почувствовала с удивлением и удовлетворением, как гибко прогнулся ее позвоночник. Она замечательно чувствовала себя, совсем как раньше. Леони решила принять ванну и надеть что-нибудь необыкновенное. Устроить небольшой праздник – возвращение новой, молодой Леони.
На вилле имелась специальная комната, где хранилась вся одежда Леони последних семидесяти лет, включая ее любимые вечерние платья, а также вся ее легендарная сценическая одежда. Как и Каро, она никогда ничего не выбрасывала, и именно здесь Пич нашла себе подвенечное платье. Леони хотела найти платье из тонкой золотой ткани, заплиссированное и обтягивающее фигуру как вторая кожа. Его сшил Фортуни. В этом платье она впервые вышла на сцену. Боже, какой испуганной была она в тот вечер, с какой неохотой вышла, чувствуя на себе горящие любопытством глаза зрителей, которые пришли посмотреть пресловутую возлюбленную герцога де Курмона! Молодая черная пантера на длинной золотой цепочке тоже дрожала от страха, и они обе не могли освободиться от него, пока Леони не вышла на сцену, освещенную прожекторами, и не запела. Она до сих пор ощущает пот, который струился по спине, и слышит глухое рычание животного, когда кончила петь, а прожектора погасили, скрыв в темноте зрительный зал, откуда в течение томительно бесконечных секунд не было слышно ни звука и который взорвался неожиданно громом аплодисментов. Все это было так давно – но платье как раз подходило под сегодняшнее настроение. То самое, в котором пьют шампанское.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62


А-П

П-Я