Пич уже узнала, что для принятия решений по какому-либо вопросу необходимо иметь не только идею, но и четко составленный план, просчитанный от начала и до конца: расходы, доходы, результат. Тогда вопрос решался очень быстро. И это экономило ее время, А поскольку Пич стала главой рекламного отдела и добилась большого успеха в новой рекламной компании, совет директоров стал относиться к ней серьезно.
Она придумала и спланировала с дизайнером, как превратить особняк из мрачного семейного музея в элегантный парижский символ де Курмонов. Они убрали часть старой тяжелой мебели и освободили место для новых перспектив, так что оставшаяся прекрасная антикварная мебель заиграла по-новому. Они внесли дыхание ярких, свежих красок в комнаты, и сейчас, когда дом был полон цветов и освещен мерцающими канделябрами и мягкими приглушенными светильниками, он засиял новой теплотой.
Собственная комната нравилась Пич больше всего. Ее высокие окна, выходящие на реку, были украшены занавесями из светло-зеленой шелковистой тафты и подвязывались огромными бантами, на полу лежал красивый ковер ручной работы из Португалии в зеленых и персиковых тонах. Удобный белый диван стоял перед камином, рядом – низкий столик с книгами и бумагами, а тут и там расположились симпатичные лампы, отбрасывающие мягкий свет. Все в комнате было новым, включая и мужчину в ее постели.
Он не был первым, с кем Пич делила постель последние шесть лет, и, подобно прочим, был приятным и веселым, что на некоторое время ее полностью удовлетворяло. Семья Лорана Лессье владела знаменитым заводом шампанских вин в Эперно. Бабушка Пич до сих пор поддерживала связь с этими давними друзьями военных лет и каждый год приезжала в Эперно навестить их, там Пич встретила Лорана. Ему было тридцать пять лет, он был очень хорош собой и приятен в общении. Он возил ее на обеды и в гости в замок в Реймсе и в Эперно, а потом приезжал в Париж увидеться с ней, и так одно потянулось за другим… Я, как Гарри, думала Пич, потягивая кофе. Не могу устоять перед красивой внешностью. Но с Лораном все по-другому. Он был приятным и любил ее, а их любовь в постели была просто божественна. Почему же тогда, просыпаясь утром и лежа рядом с ним, она чувствовала себя такой беззащитной? Пич стала удачливой деловой женщиной, матерью урывками и случайной любовницей, но чувствовала себя такой же одинокой, как тогда, когда впервые покинула Гарри.
Со вздохом поставив чашку, Пич встала и прошла к письменному столу. Еженедельник был открыт, и поверх обычных записей дат, времени и мест, сделанных, как обычно, черными чернилами, крупными буквами она написала красной ручкой: «Крикет Вила, 2 часа, школа». Она хотела вернуться в Лондон накануне вечером, но неожиданно появился Лоран и пригласил ее на обед, а потом они вместе вернулись, и ей не пришлось упрашивать его остаться. Маленькие, покрытые зеленой эмалью часы работы Фаберже, обвитые жемчужными ландышами, которые принадлежали еще прабабушке Мари-Франс де Курмон, показывали ровно семь часов. Еще оставалось достаточно времени, чтобы успеть на девятичасовой рейс. Сначала Пич отправится в свой дом на Белгравии и проверит, приготовила ли приходящая прислуга комнату для Вила, купит молока и сока, а потом заедет в кондитерскую на Слоан-сквер за особым тортом, который любил Вил. Пич всегда чувствовала себя лучше, когда видела Вила, особенно когда могла забрать его из школы и провести с ним вдвоем день или два. Она и Гарри делили Вила на каникулах в большей степени из-за того, что так удобно было для Гарри, но в основном Вил всегда был с ней, потому что, когда Гарри писал, ему нужно было оставаться одному. Иногда Пич гостила в Лаунсетоне, но скоро и ей, и Вилу становилось скучно, и она увозила его в Лондон, а то и в Париж на несколько дней, им было весело вместе. Это была лучшая часть ее жизни. Самое странное, что Вил не похож на Гарри – не считая того, что хорошо играл в крикет. Глаза Вила так и остались, как в раннем детстве, темно-синими – такими же, как у нее и Месье. И отливающие черным волосы, и волевое лицо, и рот он наследовал от прадеда.
Скандал с Гарри по поводу школы был колоссальным, но Вилу школа очень понравилась. Он был доволен жизнью там и общением с другими мальчиками – самодовольный Гарри оказался прав. Пич знала, что Гарри брал Августу, одетую, как подобает английской леди, в школу навестить Вила. А когда приезжала Пич, то, конечно, ее туалеты соответствовали последнему писку моды – короткие юбки и маленькие плоские туфельки от Курреж или Живанши. Она уже не старалась выглядеть, как Августа, для Гарри. Была самой собой.
Пич приподняла занавеску и посмотрела на серое утреннее небо. Река была окутана мягкой дымкой. Туман! Господи, она надеялась, что из-за него не отменят авиарейсы… нельзя опоздать в такой большой для Вила день!
Аккуратно неся чашку с чаем для тети Августы, Вил думал о маме и совершенно не заметил, что пролил немного чая на блюдце. Мама обещала быть на матче, и он ждал ее с двенадцати часов, так как она собиралась приехать к обеду. Директор школы сказал ему о звонке матери. Она задерживалась в Париже из-за сильного тумана, и как только он пройдет, она вылетит первым же рейсом. Но настало уже время чая, а она до сих пор не появилась.
Он вежливо протянул тете Августе чашку и сел на траву с ними, все еще беспокоясь.
– На твоих белых брюках останутся пятна от травы, – сказала ему Августа, отхлебывая чай.
Вил послушно встал, но подумал, что мать никогда бы такого не сказала. Черт возьми! Он так надеялся пожить в лондонском доме! Мама должна была взять его в один из понравившихся ему ресторанчиков, которые не шли ни в какое Сравнение с теми душными огромными ресторанами, куда он ходил с отцом и Августой. Кроме того, он хотел бы познакомить ее со своими друзьями – все они считали, что Пич – «высший класс» и совсем не похожа на обычную маму, и рассказывали ему, что их отцы тоже считали ее очень красивой.
– У тебя здесь очень хорошая команда, мой мальчик, – сказал Гарри, гордясь сыном. – Сегодня появится второе после моего имя Лаунсетона на этом кубке. Я уверен в этом. Не спускай только глаз с мяча, а руки должны быть твердые, и ты добьешься победы. Удачи тебе, Вил.
Вил нервно пил лимонад, пока Гарри и Августа разговаривали с другими родителями. Ускользнув от толпы, он обошел широкую подъездную дорогу, покрытую гравием, и побежал к воротам, вглядываясь в даль, надеясь увидеть мать, но ее не было. Ему пришлось бежать весь обратный путь, и он едва успел к павильону, чтобы надеть крикетную шапочку и вступить в игру.
Было пять пятнадцать, когда Пич быстро въехала на машине в школьные ворота и так резко затормозила, что из-под колес полетел гравий. Торопливо приглаживая руками волосы, она выскочила из машины и побежала вокруг школьных зданий к спортивным площадкам. Господи, как жарко! Вот почему у них был туман. Она молила Бога, чтобы не пропустить Вила.
Все родители сидели на школьных скамьях и наблюдали за игрой. Взглянув на табло с очками, Пич заметила, что команда Вила имела сорок из трех воротец. Их противники – шестьдесят три, так что дела команды Вила шли хорошо. Облегченно вздохнув, Пич пошла к той части крикетного поля, которая находилась между линиями нападающих. Она видела, что Вил стоит в воротцах. Его очередь отбивать биту. Слава Богу, она не пропустила его!
Лицо Вила было нахмурено. В глаза ему падал солнечный свет, и он стоял против быстрого подающего. Тяжелый кожаный мяч летел на него, как пуля. Молниеносно среагировав, он сильно ударил по мячу и послал через поле к границам на отметку. Вил усмехнулся. Теперь у него было мерило, и он сможет справиться. Они выиграют этот матч. Ему было очень-очень жаль, что нет мамы, а ведь она обещала ему и ни разу не подводила раньше. Его глаза пробежались по толпе, ища ее, подающий в это время отходил назад вдоль линии подачи, а затем повернулся и побежал по направлению к нему, быстро посылая крученый мяч. Потянувшись за ним, Вил краем глаза увидел Пич, идущую по полю к павильону. Наконец она приехала. Тяжелый мяч вынырнул из травы, и Вил опоздал лишь на долю секунды, чтобы поймать его. Мяч ударил его в левый висок, и Вил, покачнувшись, упал.
Пич замерла на краю линии, а люди бросились к Вилу. Группа маленьких игроков взволнованно теснилась вокруг. Она видела, как спешил к нему Гарри. Затем кто-то принес носилки, и они подняли и положили Вила на них, он лежал, не шевелясь, а Гарри пошел рядом с носилками. С криком ужаса Пич бросилась к ним.
– Вил, – закричала она, – Вил!
Он был бледен и выглядел совершенно обычно, кроме темной царапины у виска. Но его глаза были закрыты и не открылись, когда она заговорила с ним. Пич взглянула на Гарри глазами, полными слез. Рядом появились Августа и директор, который что-то говорил о «скорой помощи», а Пич старалась справиться с нервами и понять, что он говорит.
Она взяла руку Вила в свою, крепко сжала ее, молясь, чтобы с ним все было хорошо.
– Может быть, это только сотрясение мозга, – предположил кто-то успокаивающе, пока они ждали «скорую помощь».
– Мне приходилось и раньше уже видеть такое.
В госпитале Вила взяли на рентген и анализы, а Пич сидела напротив Гарри с Августой, молча ожидая результатов. Чувство вины охватило ее, той же вины, которую она испытала, когда стреляли в Лоис. Опять она принесла несчастье. Если бы только она прилетела вчера, как и собиралась это сделать, она была бы здесь вовремя, но вместо этого провела ночь с Лореном. Она не думала, что будет туман. Пич поймала взгляд Вила в тот момент, когда мяч летел к нему. Она отвлекла его в самый ответственный момент.
– Это я виновата, – пробормотала она в тишине. – Если бы я приехала сюда вовремя, этого не случилось бы. О, Господи! Все произошло из-за меня!
Вила положили на белую больничную кровать, и он показался ей очень маленьким. Трубки тянулись из его рук и шеи, а аппарат контролировал биение его сердца и колебания мозга. Но глаза оставались закрытыми.
– Ты просто спишь, дорогой, – нежно сказала Пич, гладя рукой его темные волосы. – Ты просто немного отдыхаешь. Потом ты поправишься.
Гарри наблюдал за ними через комнату, ничего не говоря, а Августа тактично выскользнула за дверь, оставив их одних.
– Ты не заслуживаешь даже называться его матерью, – прорычал наконец Гарри. – Если Вил выкарабкается, Пич, если ему это только удастся, можешь считать, что тебе повезло. Но я позабочусь о том, чтобы ты никогда даже близко к нему не подошла.
56
Анна Раштон пришла на свое рабочее место в «Ю.С.Авто» рано, несмотря на то что у нее сегодня был день рождения. Она всегда любила приходить на работу заблаговременно, потому что мистер Мэддокс имел привычку приходить еще раньше и успевал просмотреть всю почту к ее приходу. Компания была всей ее жизнью, но она никогда не чувствовала себя такой счастливой, как эти последние шесть лет, которые она работала с мистером Мэддоксом. Пусть о нем говорят что хотят, в служебной столовой – она слышала от официанток, что многие жаловались на его высокомерие, – но работать с мистером Мэддоксом – просто чудо! Кроме того, он обладал волшебным даром общения с официальными представителями профсоюзов и рабочими. «Мэддокс – наш человек» – так называли его на заводе. Он был одним из них. Он, как и они, пришел с улицы, работал на конвейере и испытал на себе убийственную монотонность труда, прошел через те же разочарования – и, проделав весь путь, добрался до самого верха. Пол Лоренс все еще оставался на посту президента, Ноэль был вторым в этой цепочке, и Анна знала – как его личная секретарша, она знала все, что касалось Ноэля, – что другие компании уже засылали своих агентов, чтобы узнать, не хочет ли Ноэль сменить обстановку. Ноэль Мэддокс был блестящим работником, и если бы не его молодость – ему всего только тридцать девять лет, – он мог бы уже стать президентом одной из ведущих автомобильных корпораций.
Букет красных роз ждал ее на письменном столе, и так было каждый день ее рождения последние шесть лет, а рядом лежала маленькая коробочка, завернутая в красивую голубую бумагу и перевязанная серебряной ленточкой. Анна, улыбаясь, убрала свою сумку и причесалась. Взяв в руки цветы, она прочла записку: «Поздравляю с днем рождения – наилучшие пожелания – Ноэль Мэддокс». За все эти годы он никогда не говорил ей ничего личного – ни того, как хорошо выглядит она сегодня в новом костюме, ни того, чтобы она сменила прическу, – но мистер Мэддокс, казалось, всегда знал, когда Анна плохо себя чувствовала, и отсылал домой, требуя, чтобы она не появлялась на работе, пока совсем не поправится. А когда ее мать, единственный оставшийся в живых близкий человек, заболела, Ноэль лично приехал в больницу, чтобы удостовериться, что она под наблюдением докторов. Когда же мать скончалась, он уполномочил ответственного за кадры проследить за организацией похорон и спросил, не хочет ли Анна взять отпуск за свой счет на несколько недель. Однако она предпочла продолжать работать, потому что единственным способом оправиться от такого удара была напряженная работа, но была тронута его заботой и цветами, которые он прислал на похороны.
Анна поставила розы в вазу с водой на письменном столе. Улыбаясь, она отложила маленькую коробочку в сторону, «на потом», и начала сортировать почту мистера Мэддокса. Когда с этим было закончено, Анна сложила газеты – «Нью-Йорк Таймс», «Вашингтон Пост», «Лос-Анджелес Геральд Экзаминер», «Уолл-Стрит Джорнел», а также лондонские «Таймс» и «Файненшенел Таймс» с местными газетами Детройта – и отнесла их вместе с почтой ему в кабинет. Мистер Мэддокс любил быть в курсе последних политических и экономических новостей как в Америке, так и за рубежом.
Его письменный стол розового дерева был пуст, за исключением телефонов и селектора. Анна положила почту в центре стола, а газеты – слева. Она осмотрелась, проверяя, все ли в порядке. Большой лист ватмана был прикреплен к стальной чертежной доске, стоящей под наклоном у окна, и она взглянула на него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62