Но прежде чем уйти, он заметил, что платье девочки было расстегнуто на талии. Ноэль чувствовал и неловкость, и странное возбуждение, но он решительно направился собирать яйца, громко насвистывая, чтобы скрыть неожиданную нервозность, и разогнал кур. Позже он рассказал об этом Люку и тот рассмеялся.
– Счастливчик Мэт, – это все, что он сказал, и в ответ на вопросительный взгляд Ноэля добавил: – Ты еще не совсем взрослый, когда-нибудь поймешь, в чем дело.
Иногда Ноэль с восхищением думал, что Люку по крайней мере уже двенадцать лет.
Это случилось спустя две недели после загадочного посещения Люком кабинета миссис Гренфелл. Люка забрали с урока. На него смотрели с завистью, так как он пропускал математику, и в то же время сочувственно, потому что никто не знал, зачем его вызвали.
Через час Люк вернулся, раскрасневшийся и улыбающийся. Старшие мальчики столпились вокруг, задавая вопросы, смеясь и громко разговаривая. Ноэль был за пределом этого волшебного круга, улавливая лишь обрывки возбужденного разговора. «Что они из себя представляют? Они богаты? Где они живут? Какая машина? Где? Когда? Когда ты уезжаешь?..» Прислонившись к стене, с побелевшим лицом, Ноэль ждал. Его руки были засунуты глубоко в карманы, он кусал дрожавшие губы, ощущая соленый вкус крови во рту.
– Не только это. – Голос Люка звонко доносился из круга мальчиков. – Они сказали, что было бы несправедливо разлучать меня с друзьями. Они решили, что хотят готовую семью. – Он замолчал, чтобы придать значительность тому, что собирался сказать. – И я возьму с собой, кого захочу.
Ноэль перестал дышать. Он ждал, слыша, как кровь стучит в висках.
– Ты! Да? – Кто-то недоверчиво кашлянул.
– Ну, конечно, они должны одобрить, я имею в виду, что он должен понравиться им… Но я могу сказать, кто…
Ноэль глубоко вздохнул, подошел к возбужденному кружку. Встав на цыпочки, он смог увидеть лицо Люка.
– Когда? – спросил он. – Когда, Люк?
Их глаза встретились.
– В субботу, – ответил Люк, показав поднятый большой палец Ноэлю в знак того, что все в порядке.
Ноэль медленно шел от компании ребят по длинному коридору, покрытому линолеумом, прошел столовую с рядами коричневых деревянных стульев и непокрытыми столами. Казенно пахло лаком, резкие запахи дезинфицирующих средств перемешивались с запахом овощей и постоянно присутствующим запахом подливки. Он вошел в зал, куда было запрещено входить. Резко распахнув дверь, посмотрел вниз на потертые ступеньки, на усыпанную гравием дорожку для автомобилей и большие ворота, за которыми была свобода.
В Мэддокском приюте был свой порядок присвоения имен детям. В случае, если от детей отказывались, им давали простые, самые распространенные фамилии – Смит, Джонс, Браун, Робинсон. Имена обычно давались в честь апостолов или святых – Мэтью, Марк, Люк, Пол, Питер… или Сесилия, Мэри, Джоан – для девочек. Но подброшенным младенцам всегда давали фамилию Мэддокс, в честь названия приюта. Миссис Гренфелл говорила детям, что это – большая привилегия – быть названным в честь приюта с такой прекрасной репутацией. Ноэль был одним из двенадцати приютских Мэддоксов, хотя знал, что сотни других Мэддоксов до него покинули приют и теперь свободно жили за его стенами.
– Куда бы вы ни поехали, – гордо говорила миссис Гренфелл, – все будут знать, что вы были воспитанниками Мэддокса.
– Как фамилия семьи? – спросил Ноэль вечером, когда чистил ботинки Люку, плюя на кожу и энергично натирая их.
– Мэлоун, – усмехнулся Люк. – Ирландцы. Вот почему им понравился я – рыжие волосы и все прочее.
– Мэлоун. – Ноэль смаковал имя. Оно звучало солидно. Настоящее имя, которое переходило от отца к сыну. И он снова принялся начищать ботинки, пока в сияющей коже не увидел свое отражение.
– Что будет в субботу? – спросил Ноэль, отложив щетки.
– Они приезжают в четыре часа. На кофе и торт. Мы все вместе встретимся, чтобы узнать друг друга лучше. Потом мы уедем. Конечно, если им не понравится тот, кого я выберу, то ничего хорошего, тогда им придется уехать одним. Но, я думаю, все будет в порядке. – Он опять усмехнулся.
В субботу днем всем детям велели надеть праздничную одежду и хорошо себя вести, знакомясь с мистером и миссис Мэлоун. А потом им объявят, кого выбрал Люк.
На возвышении, в конце маленького зала, стоял стол, украшенный цветами, а шесть деревянных стульев поставили в ряд. Миссис Гренфелл поднялась на возвышение, рассаживая гостей, торопливо подвигая стулья улыбавшимся молодым родителям. Раскрасневшийся, возбужденный Люк сел рядом с миссис Мэлоун, которая похлопала его по руке. Ноэль считал ее красивой. А мистер Мэлоун был высокий, стройный, в прекрасном твидовом костюме. Ноэль увидел кончик трубки, торчащий из верхнего кармана пиджака. Мужчина выглядел спокойным и общительным, так, как должен выглядеть настоящий отец.
– Мы очень счастливы, – начала миссис Гренфелл высоким голосом, чтобы ее лучше слышали, – что мистер и миссис Мэлоун пришли к нам и берут в семью, в дом, двух наших детей. Конечно, – поверх очков она оглядела ряды чистеньких детских лиц, с аккуратно сложенными на коленках руками, – мы будем скучать без них, они – одни из лучших наших детей, и я уверена, что они сделают все, чтобы их новая семья была счастлива.
Мистер Мэлоун неловко поерзал на стуле и встретился взглядом с женой. Миссис Мэлоун слегка приподняла брови, а затем отвернулась. Ноэль ждал, что еще скажет миссис Гренфелл. «И это не важно, если они подумают, что я некрасивый или что-нибудь еще, я докажу им, что умный и быстрый, скоро подрасту, и Люк поможет мне в спорте, так что я их не разочарую». Заблудившись в мечтах, Ноэль не слышал, что еще сказала миссис Гренфелл. Ноэль увидел, как Сесилия Браун, сидевшая через два ряда от него, поднялась и пошла к возвышению. Она поднялась по ступенькам и под аплодисменты подошла к Люку. Двенадцатилетняя Сесилия Браун была самой хорошенькой девочкой в Мэддоксе. С тех пор как ее родители восемь лет назад погибли в автомобильной катастрофе в Сент-Луисе, она жила здесь. Ее тетя, сестра отца, сорок лет наслаждавшаяся одинокой жизнью старой девы, не собиралась брать дочку брата. Она никогда не приезжала, никогда не писала. Сесилия Браун заслужила передышку. Ласковая миссис Мэлоун обняла свою приемную дочь, и Сесилия робко улыбнулась и взяла Люка за руку. Ледяной холод заполнил тело Ноэля, пробираясь к сердцу, замораживая разум.
– Пойдем, – прошипел его сосед, – двигайся. Они хотят, чтобы мы вышли на улицу и попрощались.
Ноэль осторожно пошел вниз, по запретным ступенькам парадной лестницы, тихо встал за толпой ребят. Мистер и миссис Мэлоун сели в яркую, блестящую, красную машину. Сесилия, обняв друзей с нежной улыбкой, уселась в машину на заднее сиденье. Два маленьких новых чемодана были уложены в багажник, и он захлопнулся звонко, со щелчком. Это была очень красивая машина.
– Ноэль! Ноэль! – Люк прокладывая себе дорогу сквозь толпу завистливо смотревших ребятишек. Он схватил Ноэля за руку. – Всего хорошего, малыш. Я напишу. Когда смогу. Я думаю, что теперь буду ужасно занят. – Он повернулся и пошел в сторону Машины, высокий, рыжеволосый, уверенный. – Кстати, – позвал он, – я кое-что оставил для тебя на кровати. Подарок. – Помахав на прощанье рукой, он сел в машину рядом с Сесилией. Ее улыбка, казалось, озарила все вокруг, как заходящее солнце, когда по шуршащему гравию машина уезжала на свободу.
Ноэль лег на кровать, рядом с ним лежал завернутый подарок. Розовая салфетка замаслилась от крема, которым был покрыт торт. Улыбка Сесилии смутно витала в его воображении. И Люк, такой сильный, высокий, свободный, сидящий уверенно рядом с ней. Ноэль не сомневался, что в доме Мэлоунов была большая, теплая кухня, где были молоко и кекс, были мягкие кровати, толстые ковры, блестящая красная машина и красивая девочка рядом с Люком. Люк Робинсон – нет, Люк Мэлоун – был победителем! Ноэль взял кусок торта, смял в кулаке. Потом, с сухими глазами, окаменевший, отчаянно одинокий, пошел в туалет и выкинул прощальный подарок Люка.
5
Пятилетняя Пич помнила, как смотрела снизу на Лоис, стараясь поймать ее нетерпеливый взгляд, пытаясь обхватить своей маленькой ручкой холодную руку Лоис, всегда мечтая быть с ней, идти туда, где была Лоис. Сейчас, когда она стала старше, ей разрешалось сидеть на белом ковре в комнате Лоис, наблюдая, как сестричка собиралась на какую-нибудь вечеринку. Пич держала для нее красивые сережки, нанизывала сверкающие кольца на белые пальцы Лоис, дотрагиваясь до ее белых ногтей, покрытых лаком, надувала губки, как это делала Лоис, когда красила губы чудесной сияющей алой помадой.
За два дня до отплытия во Францию Эмилия упала и сломала бедро. Лоис была вне себя от злости, что путешествие не состоится; это была ее первая поездка в Париж с тех пор, как Леони привезла ее домой пять лет назад «с позором». Но не злость Лоис заставила смягчиться родителей, а то, что Леони очень расстроилась.
– Очень хорошо, – сказал Жерар Лоис, в то время как Пич болталась где-то сзади. – Но ты будешь отвечать за свою маленькую сестренку. Мы доверяем Пич твоим заботам на время путешествия.
– Не волнуйся, Жерар, – ответила Лоис, выходя из комнаты легкой походкой, – с Пич все будет в порядке, я позабочусь о ней.
Пич стремительно бросилась к детской, по пути раскидывая игрушки – плюшевых зверей, кукол и маленькую собачку на колесах, отчаянно стараясь что-то найти. Наконец-то! Это было запрятано в шкафу для игрушек. Эмилия, рассердившись на Лоис за покупку такого совершенно ненужного подарка, убрала его подальше. Это все еще лежало в элегантной коробочке густого красного цвета, и восхищенная Пич провела пальчиком по золотым буквам: «Картье». Подняв крышку, она отодвинула тонкую шелковистую бумагу. Это был очень красивый несессер для взрослых, сделанный из гладкой кожи цвета красного вина, с крошечным золотым замком и ключиком, а на крышке – ее инициалы: «М.И.Л. де К.», и внизу золотом – «Пич».
Улыбаясь, она повернула маленький ключик и с любопытством заглянула внутрь. Там были маленькие отделения, предназначенные для безделушек и украшений, хрустальные кувшинчики с эмалевыми крышками для настоек и пудры и чудесные золотые, украшенные эмалью, щетка и расческа. Это подарок Лоис на крестины Пич. Маленький несессер был как раз той вещью, которая понадобится ей для путешествия.
Папа проводил их в Нью-Йорк. Пристань была заполнена отъезжающими, провожающими и друзьями. Оркестр весело играл, и ожидающий лайнер казался Пич таким же огромным, как их отель во Флориде.
Папа нес Пич по сходням, а Пич прижимала к себе свой чудесный несессер. Их апартаменты были полны цветов, и она возбужденно болтала, недоумевая, как это может быть кораблем, когда все выглядит как настоящая комната. В это время Жерар спокойно беседовал с Лоис, которая казалась очень серьезной. А затем были поцелуи и прощанье, и они махали папе на пристани, бросали цветные пароходики, и оркестр играл слишком громко, и Пич неожиданно захотелось плакать.
– О, нет, не плачь, – жестко сказала Лоис, – никаких слез, когда ты со мной. – И Пич, тяжело сглотнув, слизала единственную слезинку, которая скатилась в уголок губ.
В первый вечер в море Лоис одела ее в самое хорошенькое платье – белое органди с красным шелковым поясом-лентой я маленькие красные босоножки, а затем ей нужно было сидеть смирно, чтобы не помять платье, пока Лоис делала вечерний макияж. Платье Лоис было пурпурным – в цвет пояса Пич, прямого силуэта, пенящееся вокруг колен, как шлейф волн, оставляемых кораблем. Во время обеда они сидели за столом с другими людьми, и огромный мужчина в дорогом пиджаке, обильно вышитом золотом, улыбался Пич и говорил ей, как чудесно она выглядит. Потом мужчина с Лоис пошли танцевать, и Пич сидела на большом позолоченном стуле, прижимая к груди атласную сумочку сестры, чтобы та не потерялась, так как Лоис велела присматривать за ней. Скоро Пич начала зевать. Глаза стали закрываться от дыма сигарет и усталости. Было так шумно, и Лоис нигде не было видно. Какой-то мужчина с восхищением по-отечески погладил Пич по головке, а пожилая женщина застыла, увидев ее.
– Несомненно, ребенку следует быть в постели, – пробормотала она. – Кто ее мать?
– Она мне не мама, – сонно ответила Пич, – она моя сестра, Лоис.
– Безобразие, – возмутились они, – держать здесь ребенка!
Вернулась Лоис и сердито потащила ее спать.
– Суют нос в чужие дела, тупицы, – ворчала она, когда тащила Пич по бесконечным длинным коридорам, слегка пошатываясь, так как лайнер кренился то в одну, то в другую сторону. – Ты ведь не хочешь спать, нет?
– Нет, о, нет, – отвечала Пич, стараясь идти в ногу с широко шагающей Лоис. Все, что она хотела, это быть с Лоис. Лоис отперла дверь каюты и втолкнула ее.
– Давай, уложу тебя.
Она торопливо стянула с Пич красивое белое платье. Пич сидела на краю кровати, снимая маленькие красные босоножки.
– А как же чистить зубы? – спросила она.
– Утром, – уже от двери ответила Лоис.
– Но, Лоис, куда ты идешь? – озадаченно спросила Пич. Она все еще была в нижней сорочке, панталонах, носках. Не было ни ночной рубашки, ни стакана молока, всего, к чему она привыкла.
– А где же Тедди? – Лоис поколебалась, затем поспешно вернулась, вытащила медвежонка из-под вороха одежды.
– Вот, – сказала она. – Теперь спи.
Пич устало вытянулась под одеялом.
– Да, – пробормотала она, зевая, – но, Лоис, куда же ты?
– Танцевать, – сказала Лоис, закрывая дверь.
Все путешествие через Атлантический океан Лоис танцевала ночи напролет, отсыпаясь днем. Пич устроили в детской вместе с другими детьми, и игры, песни, игрушки доставляли ей много радости. Но она была одинока и скучала по маме и Лоис. Обычно Пич каждый вечер сидела и наблюдала, как Лоис готовится к вечеру, но теперь у нее был ранний ужин с другими детьми, и она отправлялась спать до того, как Лоис уходила обедать.
Корабль ровно плыл, погружаясь в волны, что убаюкивало Пич, как кресло-качалка, и только иногда она просыпалась, когда приходила Лоис, а иногда ей казалось, что она слышит смех сестры в соседней комнате.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62