Ц А где остальные?
Ц Идут за мной, Панама. Нет огня без библиотеки, понимаешь? Они маршируют
с факелами. Они поют «Песню огненных александрийцев». Теперь вы в любую м
инуту можете услышать музыку.
Ц Ты не услышишь, потому что ты мертв, Ц прошипел я со всей возможной жес
токостью.
Ц Черт возьми, Ц простонал он снова, его голос превратился в тонкий шеп
от: Ц Сделай мне одолжение, Панама, ради старых времен. Я всегда восхищалс
я крематориями Вегаса…
Ц Никаких одолжений! Ц возмутился я.
Ц Это несложно, Ц не согласился Панама, Ц Если мы оставим его снаружи н
а стоянке, санитары подберут и кремируют его. Заплатит город.
Ц Зачем нам делать ему одолжение? Ц удивился я. Ц Он хочет разрушить вс
е, что ты построил. Он собирается сжечь «Миллениум»!
Ц Он просто делает свое дело, Ц возразил Панама. Ц Он александриец, так
ой же, как и я. Мы когда-то работали вместе.
Ц Как ты! Ц прохрипел Данте. Ц Нет огня без…
Оставшийся глаз остался открытым, челюсть отвалилась. Он повалился на бо
к, все еще согнутый, как кешью.
Панама потянулся за спреем.
Ц Нет-нет, Ц покачал я головой. Схватил баллончик и кинул в глубину вест
ибюля. Ц Он вызывает привыкание, поверь мне.
Панама закрыл один оставшийся глаз мертвеца, почти нежно. Выпрямил тело,
оно уже застывало. Тихо заскрипели кости и сухожилия.
Ц Данте всегда бредил пламенем. Как и все огненные александрийцы. Огонь
и смерть.
Я помог Ленни вытащить тело обратно на стоянку, для санитаров. Как только
мы вышли за дверь, я понял,
что они имели в виду под особым временем в казино. Мне казалось, что прошло
несколько минут, однако уже стемнело и останки грузовика охладились. Я р
азгреб их и нашел урну. Она не пострадала, даже штрих-код остался. Я заполн
ил урну пеплом, который мог принадлежать и Бобу, закрыл маленькую крышку.

Ц «Миллениум» ящик иди, Ц подсказал Ленни. Он показывал на почтовый ящи
к на окраине стоянки. Я опустил урну в отверстие.
Пока, Боб.
Ленни хотел, чтобы я взял его на руки, что я и сделал. Он стал сильнее и явно
выучил пару новых слов, но не вырос ни на миллиметр со своего рождения. Вбл
изи я заметил, что Ленни больше похож на отца, чем на мать. Лысый и с маленьк
им хвостом, как у пони. И смокинг в придачу.
Ц Ленни готов, Ц заявил он.
Я тоже так думал. Но едва мы пошли к двери через стоянку, как позади раздал
ся телефонный звонок.
Я поставил Ленни на землю, он побежал (почти) назад и принес телефон из кар
мана Данте. Попытался вручить его мне, но я покачал головой: мне он не нуже
н.
Когда мы подошли к двери, Ленни вручил телефон, все еще трезвонивший, Пана
ме.
Панама раскрыл его и приложил к уху.
Ц Это старик, Ц пояснил он, передавая мне трубку. На сей раз я не сопротив
лялся. Только спросил:
Ц Какой старик?
Прежде чем Панама успел ответить, из телефона послышался странный низки
й, хриплый голос:
Ц Шапиро? Старьевщик?
Ц Да…
Ц Не могли бы вы подняться наверх? Гудок.
Я сложил телефон и отдал его Панаме.
Ц Какой старик? Что значит «наверх»?
Ц Думаю, вы сейчас поймете.
Ц О Боже! Ц воскликнул Ленни.
Он показывал вверх дальше по вестибюлю, на лифт, который уже ехал вниз, что
бы доставить меня наверх. Пустой, если не считать Гомер в тележке.

ГЛАВА СОРОК ВТОРАЯ

Первые тысяча двести произведений искусства, подлежащие уничтожению, и
ли удалению, включали только четырнадцать авторов, все еще читаемых, оди
ннадцать художников, чьи работы выставлялись в различных галереях и муз
еях, и двадцать одного музыканта, о которых хоть кто-нибудь да слышал (хот
я сейчас, конечно, никого из них не помнят). Страхи общественности рассеял
ись. Все (или почти все) вздохнули с облегчением: удаление начиналось с сор
няков на окраине сада искусств, не с плодов и деревьев. Что, естественно, н
е соответствовало истине; предполагалось обрезать сами ветви, но подрез
ание надлежало производить в течение очень длинного промежутка времен
и, чтобы оно прошло незаметно (по крайней мере вначале). Никто никогда не п
редполагал, что настоящее количество удаленных произведений станет кр
итическим, гораздо более важным казалось понимание, что власти обращали
сь к грандиозным резервам искусства как на глобальном, так и на локально
м уровнях. Опцию Удаления разработали для того, чтобы открыть отдушину, о
свободить таланты и энергию сотен тысяч художников? музыкантов, поэтов и
писателей. Правительство США интересовалось как качеством, так и количе
ством творений, которые затем стали главной частью валового национальн
ого продукта, или ВНП.
Систему налаживали в течение следующих двух лет, увеличивали количеств
о удалений на сотню в месяц, составляли список, который удаляли через год.
Существовало противоречие в сохранении имен удаленных деятелей искусс
тва в базах данных, доступных обществу, но данное положение изменять не п
озволялось, так как частные копии книг, видео, компакт-дисков и так далее
находились на чердаках и в чуланах, тогда как сами оригиналы стали цифро
выми. Служащие Отдела удаления (называемые в народе старьевщиками) понад
обились для сбора удаленных копий, дабы те не закончили свой век в частны
х коллекциях и на блошиных рынках, которые росли на междуштатных граница
х, чтобы избежать налогов на продажу, появившихся в ответ на отмену налог
ов на собственность и доход. Появление большого числа старьевщиков озна
чало необходимость открытия Академии для их обучения. А Принуждение озн
ачало необходимость новых денежных вливаний в систему законодательств
а и коррекции.
Искусство стало главной индустрией в смысле не только производства, но и
разрушения. К каталогизации, продажам, архивации, сохранению теперь при
соединились (или, по словам некоторых, появились как отражение) параллел
ьные мероприятия по раскаталогизации, разархивации и удалению, только п
оследнее из которых требовало целой армии персонала для сбора, принужде
ния, подсчета, оплаты, приема жалоб и предложений. Также появились некото
рые неожиданные приятные последствия. Обращений в «Банк искусств», кото
рый платил стипендию художникам за прекращение творчества, оказалось м
ножество, похожие программы тут же запустили в сфере музыки и литературы
. Популярность «Пустого музея» в Лос-Анджелесе росла не по дням, а по часа
м. Основанный с ироничным подтекстом, он вскоре превратился в главный ма
гнит для туристов, посетители со всего мира платили за возможность пройт
и по пустым залам, рассматривая голые стены. Летом 20… года он обошел по чис
лу посетителей музей Гетти. В следующем году подобные музеи появились в
Филадельфии и Сент-Луисе, Мехико, Дар-эс-Саламе и Варшаве. Не последней де
талью для привлечения туристов служило отсутствие металлодетекторов и
проверок.
Удаления породили и теневую экономику. Так как Генератор Удаления являл
ся генератором случайных имен, вроде устройств, использующихся в лотере
е, он развил процветающую игорную индустрию не только на рынках, где люди
покупали запрещенные (фактически) вещи, но и там, где ставки делали на сами
удаления. Каждый представитель искусства, даже те, кого вычеркивали, обн
аружил, что становится, пусть ненадолго, источником непрекращающегося п
отока доходов. И самое приятное, административные затраты новых програм
м оплачивало не правительство, а промышленность, которая сразу распозна
ла чудовищные размеры материальной выгоды, вытекающей из периодическо
го очищения каталога.
Первая цель удаления Ц стимулирование экономики и обеспечение рабочи
х мест (и во вторую очередь, конечно, укрепление искусства). Затем уменьшен
ие насилия, а значит, и уничтожение александрийского движения через прид
ание ему исторической неуместности. Последнее не требовало особых усил
ий, так как правительство начало выполнять за александрийцев их же работ
у, да еще и платить им за их усилия. Лже-александрийцы, или подражатели, исп
ользовавшие движение в качестве прикрытия собственной этнической горд
ости или ненависти, переключились на другие проекты. Подлинные александ
рийцы всегда представляли собой разнородную массу, сплоченную только е
диной тактикой. Большинство так и осталось неизвестными, незнакомыми да
же друг другу, организованными в маленькие группки или работающими в оди
ночку. Они наблюдали и выжидали. Другие, известные, Ц сидели в тюрьме, жда
ли приговора или его исполнения. Еще нескольких, конечно, уже предали сме
ртной казни. Заключенных отпустили по специальной амнистии (программа Ф
еникса) и предложили им работу в Бюро, хотя и с оговоркой Ц не предавать с
вое назначение огласке. Неизвестные присоединялись к сотоварищам медл
енно, однако, к 20… году почти четверть всех операций и половину администра
тивных дел Бюро проводили бывшие «Огненные александрийцы», названные в
честь пожара, а не библиотеки. Гениальное ли, непродуманное ли решение пр
инял секретарь Феникс Ц споры все еще идут. Но главное, что все остались д
овольны или согласны, по крайней мере на некоторое время. Раскол и новые, и
ли «библиотечные», александрийцы принесли новые споры о Бессмертных.

ГЛАВА СОРОК ТРЕТЬЯ

Динь!
Двадцать пять.
Дверь лифта-раковины открылась.
Запах ударил мне в нос. Сухой и немного сладкий, похожий на ковер Боба. Зап
ах смерти. Я слышал слабое, далекое завывание трубы муниципального конди
ционера, который работал на всю мощность на последнем этаже, атакуемом б
еспощадным солнцем Вегаса.
Ц Пахнет неправильно, Ц сказала Гомер.
Двигая за собой тележку, я вышел из лифта в темную комнату, судя по размера
м Ц люкс, с окнами в трех стенах (все шторы опущены) и лифтом в четвертой.
В центре стояла двуспальная кровать.
Посреди кровати лежал мужчина, на спине, глядя в потолок.
Я подошел ближе к кровати.
Динь!
Дверь лифта закрылась за мной. Мы с Гомер остались наедине с мертвецом. По
тому что именно им мужчина и являлся, как я понял, подойдя к кровати. Мертв
ее Боба и Данте. Мертвее мертвого.
Я обошел его вокруг и увидел сухую сморщенную кожу, туго натянутую на кос
ти. Он носил очки, но уже лишился носа, чтобы удерживать их на месте. И глаз т
оже не было. И губ, и ушей, а волосы лежали серой лужицей, как холодная подли
вка, вокруг головы на грязной подушке. Запах практически не ощущался. Я уж
е почти привык к нему. Мне даже не приходилось дышать ртом.
Неужели этот старик вызывал меня? Выглядело невероятно, но…
Ц Сюда, наверх.
Его голос, только доносящийся сверху.
Я поднял голову. И только тогда заметил дыру в потолке. Квадратная, три фут
а шириной, закрытая решеткой. А лестницы вначале не обнаружил. Она стояла
в чуланчике рядом с лифтом.
Ц Там есть ключ, Ц проговорил старик низким голосом. Ц В шкафу. Верхний
ящик слева.
Именно там он и оказался Ц большой, старинный металлический ключ. Я слыш
ал о подобных ключах и даже держал как-то в руках, в Академии.
Ц И принесите обложку.
Ц Обложку?
Ц Обложку от пластинки. Вильямса. Чтобы мы знали, что вы тот, за кого себя в
ыдаете.
Я не выдавал себя ни за кого, но не собирался на середине пути поворачиват
ь обратно. К тому же с обложкой все было просто. Она приехала со мной, в теле
жке под Гомер. Я поднял свою собаку как раз настолько, чтобы вытащить обло
жку, удивленный и немного встревоженный при виде того, какими маленькими
и худенькими стали лапы собаки и туловище в целом. Обложка оказалась теп
лой, как живая.
Чего я пока не мог сказать о старике. Что ожидает меня наверху?
Ц Жди здесь, Ц прошептал я Гомер. Мне показалось или она кивнула? С облож
кой под мышкой я полез по лестнице. Вставил ключ в замочную скважину с одн
ой стороны решетки, закрывающей отверстие.
Ничего не произошло.
Ц Придется повернуть, Ц раздался другой голос, женский.
Я повернул ключ. Ничего не произошло.
Ц Теперь надо толкнуть, Ц подсказал голос.
Я толкнул вверх, и решетка отлетела в сторону. Я просунул голову в комнату
. Скорее не в комнату, а на чердак или, как я потом узнал, в камеру. Четырехст
оронняя пластиковая пирамида со стороной около восьми футов. Стены сход
ятся внутрь, превращаясь в низкую острую крышу. Женщина в выцветшем оран
жевом комбинезоне лежала на спине на коврике на полу.
Ц Закройте за собой дверь, Ц приказала она.
Я положил стальную решетку обратно на пол. Тяжелая. Потом разогнулся, как
только смог, и огляделся. В самом центре я почти стоял. Пластиковые стены с
деланы под камень. Узкая кушетка, унитаз без крышки, крошечная раковина
Ц все из пластика. Свет попадал внутрь только сквозь четыре длинных узк
их горизонтальных отверстия, каждое по метру в длину, в каждой стене.
Наконец я заставил себя посмотреть на нее (теперь уже, вне всяких сомнени
й, нее). Короткие серые волосы и бледная серая кожа. Даже глаза серые. Женщи
на казалась старой, но насколько, так сразу не определишь.
Я, естественно, узнал ее.
Ц Вы Дамарис, Ц заявил я. Видел ее фотографии в Академии. Ц Мне казалось
, вы в тюрьме.
Ц Я и есть в тюрьме.
Ц А мужчина… там, внизу?
Ц Мистер Билл, Ц ответила она низким, грубым голосом. Потом улыбнулась (
холодно и тонко) и переключилась на свой собственный: Ц Уверена, до вас до
ходили слухи. Я бы предложила вам сесть, но, как видите, здесь нет стульев. Д
аже крышки на унитазе.
Действительно, слухи до меня доходили.
Ц Ничего страшного, Ц успокоил я ее и уселся на корточки.
Сквозь одно из отверстий виднелась крошечная полоска голубого неба в дю
йм шириной и сто миллионов световых лет глубиной.
Ц Вы, конечно же, знаете мою историю, Ц уверенна начала Дамарис. Ц Или б
ольшую часть по крайней мере.: Вы ее изучаете в Академии, если не ошибаюсь.

Ц Нам не разрешено разговаривать о программе Академии, Ц предупредил
я.
Ц Не смешите меня, Шапиро. Вы потеряли работу несколько месяцев назад, ко
гда пропустили учет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27