Она была открыта, и в ней стоял Лежон.
Он стоял с револьвером в руке - совершенно один - и внимательно осматривал все койки… Кого он собирался застрелить? Я почувствовал, что это начало конца и инстинктивно приподнялся на локте. Он сразу заметил меня, приложил палец к губам, а потом поманил меня к себе. Ничего не понимая, я не двигался. Он свирепо нахмурился и снова позвал меня быстрым и повелительным движением руки.
В чем дело? Чего он хочет? Убить меня на дворе или заставить вызвать Майкла? Что мне делать: просто отказаться повиноваться или попытаться наброситься на него, вырвать у него револьвер и убить?.. Но привычка к повиновению взяла свое, и, не успев додумать своих мыслей, я натянул штаны и рубашку и на цыпочках подошел к двери.
- Следуй за мной, - сказал Лежон и повел меня в свою комнату. Закрыв дверь и усевшись на стол в своей голой и неуютной каморке, он долго, испытующе смотрел на меня. Его глаза были такими свирепыми, какими я их еще никогда не видал.
- Послушай, прохвост, хочешь остаться в живых? - внезапно зарычал он.
- Вообще говоря, да, господин сержант-мажор, - ответил я, пытаясь не говорить раболепным голосом.
- Вообще говоря? - усмехнулся Лежон и опять замолчал. - Ладно, если ты, вообще говоря, хочешь сохранить свою шкуру, то слушай внимательно то, что я тебе скажу, потому что только я один могу тебя спасти. Понял?
- Так точно, господин сержант, - ответил я.
- Так вот, гнусь, - продолжал он, - среди вашей сволочи поговаривают о каком-то бриллианте, который ваша шайка стащила в Лондоне. Кроме того, среди них существует заговор убить меня, похитить этот бриллиант и бежать с ним в пустыню.
- В самом деле, господин сержант? - сказал я, когда он остановился.
- Как ты смеешь мне возражать, гадина! - заорал он. - Да, в самом деле, - продолжал он, подражая моему голосу. - И я все это знаю! Знаю, потому что мне известно все, что делают, говорят и думают в этом форту. Понимаешь, я знаю все, что здесь думают… Мне наплевать, стащили вы что-нибудь или нет. Мне совершенно безразлично, что сделается с вами, ворами, но я не желаю, чтобы у меня, в моем отряде устраивали какие-то заговоры и сочиняли всякие планы убийства. Понимаешь?.. Отвечай!
- Так точно, господин сержант.
- Отлично! - зарычал он несколько тише. - Так вот, я этих прохвостов проучу. Я научу их интересоваться не бриллиантами, а службой. Клянусь, что научу! Для этого я назначаю тебя и твоего брата и еще нескольких, скажем, легионеров - Сент-Андре, Кордье и Мари - в караул. Я сам буду командовать этим караулом и арестую вожаков. Ваш отряд будет находиться под моей личной командой, и вы будете стрелять по всякому, по кому я прикажу стрелять. Бунтовщиков надо расстрелять, как бешеных собак. Слышишь, что я тебе говорю, кретин? Отвечай!
- Так точно, господин сержант.
- Хорошо! Так слушай, идиот! Для того чтобы прекратить все эти дурацкие заговоры, твой брат передаст этот бриллиант мне. Я помещу его в такое место, где он не сможет вызвать каких-либо новых осложнений… Черт бы вас подрал с вашими бриллиантами! Разрушаете мне дисциплину! Устраиваете бунты! Вас надо бы на двадцать лет на каторгу сослать, обоих прохвостов… понимаешь, мерзавец ты этакий, отвечай?
- Так точно, господин сержант.
- Так. Ты и твой брат, а также все остальные получите патроны. Тебя или твоего брата, а может быть, обоих я поставлю на караул к оружейному складу. Вы будете стрелять по всякому, кто попытается к нему приблизиться. Кто бы он ни был: простой легионер или унтер-офицер… Один я имею право подходить к складу… Я этих свиней проучу! Я их проучу!.. Я, собственно говоря, хотел вызвать твоего брата и спрятать его бриллиант в ротной кассе, а потом начать действовать, но все равно, слушай меня внимательно: ползи назад, разбуди, кого я тебе сказал, прикажи им выбраться потихоньку из казармы и забрать винтовки. Я буду стоять в дверях с револьвером и застрелю любого, кто сделает малейшее движение против меня… Ступай!
Я отдал честь и повернулся кругом. Значит, время пришло, и Лежон начал действовать. Он, по-видимому, руководился указаниями Болидара по поводу того, что мы пятеро отказались присоединиться к мятежникам, и хотел заставить нас ликвидировать бунт. Он имел право расстрелять любого мятежника, и мы обязаны были ему повиноваться… Но что будет с Майклом, когда он заявит, что никакого бриллианта у него нет? Что сделает с ним Лежон после подавления восстания? Ведь одного слова Лежона было бы достаточно, чтобы отправить Майкла к остальным мятежникам: на тот свет или, что, может быть, еще хуже, в штрафную роту…
- Если ты пикнешь, то будешь первым из многих, кого я отправлю в преисподнюю, - рычал сзади меня Лежон, когда мы шли по узкому проходу между толстыми глиняными стенами. Я почувствовал дуло револьвера, прижатое к моей спине, и кровь ударила мне в голову. Мне пришлось напрячь все силы, чтобы не повернуться и не броситься на него. Только полсекунды, чтобы ударить его в подбородок, - больше мне не нужно было. Но этой половины секунды он мне не дал бы, и едва ли я был бы полезен Майклу с позвоночником, перебитым разрывной револьверной пулей. Лежону пристрелить меня было так же просто, как раздавить сапогом скорпиона… И потом, даже если бы мне удалось его победить, то шайка Болдини все равно с нами бы расправилась… Мы дошли до двери, Лежон остановился, поднял револьвер и прошептал:
- Живо!
Я пополз к кровати Майкла. Что будет, если Майкл вскочит и крикнет? Сможет ли Лежон запугать всех легионеров, и хватит ли у них храбрости броситься на него с пустыми руками? Вероятно, не хватит.
Я начал шептать в ухо Майклу:
- Майк, старик, это я, Джон… тихо… Майк, старик, вставай… тихо, слышишь…
Он проснулся и без звука поднялся с кровати.
- Одевайся, бери винтовку и выходи. Лежон начал действовать. Возьми штык.
Он увидел стоявшего в дверях Лежона и встал. Я пополз к Сент-Андре и разбудил его таким же образом.
- Лежон нас вызвал, - прошептал я, - он стоит в дверях.
- Отлично, - сказал Сент-Андре, - давно пора.
Мари тоже проснулся без шума и быстро понял, что от него требовалось. К тому времени, когда я разбудил Кордье, Майкл выходил из казармы с винтовкой в руках. Я увидел, как Лежон дал ему несколько патронов, которые он вынул из оттопырившихся карманов своего кителя. Я выполз, взял винтовку и штык, и Лежон дал мне десять патронов.
- Выйди на двор, заряди винтовку, - прошептал он, - а потом стреляй по каждому, кто после предупреждения спустит ноги на пол.
Мы зарядили винтовки и, взяв их наизготовку, встали позади Лежона. Сент-Андре, Мари и Кордье сделали то же самое. Ни один из спавших не пошевелился.
- Сент-Андре и Кордье останутся в дверях до смены, - прошептал Лежон, - Если кто-нибудь проснется, прикажите молчать и стреляйте, если будут вставать. Если не будете стрелять, я вас прикончу… Идите за мной, - сказал он трем оставшимся и повел нас в свою комнату.
- Охраняй дверь, - сказал он Мари. - Стреляй во всякого, кто к ней приблизится. Во всякого, понял? - Ну, живо, - сказал он, закрывая дверь, - давайте сюда этот чертов бриллиант, из-за которого заварилась вся каша… Из-за вас, паршивых воров, весь гарнизон взбунтовался… Теперь я позабочусь об этом бриллианте, а потом позабочусь о тех, кто в моем отряде устраивает всякие заговоры… Живо, каторжники! Если только вы не хотите, чтоб вам перегрызли горло эти бешеные псы… Они назначили на завтрашнее утро свой бунт. Завтра же утром вас ликвидируют, - я все знаю… Живо, собаки!
Майкл смотрел на него с видом полнейшего недоумения:
- Бриллиант, господин сержант? - пробормотал он.
Черное лицо Лежона было искажено, глаза его горели и вылезали из своих орбит.
- Если ты попробуешь мне врать, то я прострелю твою идиотскую голову, - заревел он и схватил лежавший на столе револьвер. - Давай сюда твой бриллиант, и я сохраню его, пока не узнаю, кому он принадлежит. Неужели ты думаешь, что я позволю из-за каких-то вонючих воров устраивать у себя восстания?.. Давай его сюда, висельник!
- У меня нет никаких бриллиантов, господин сержант, - спокойно ответил Майкл.
- Я хотел вам сказать, господин сержант, - вставил я, - что это ошибка…
Лежон потерял дар речи. Я думал (и надеялся), что с ним сейчас случится апоплексический удар. Он оскалил зубы и поднял револьвер. Я хотел направить на него винтовку, но вовремя вспомнил, что он дважды успеет выстрелить раньше, чем я пошевелюсь. Майкл остался совершенно неподвижным, и я понял, что он был прав. Малейшее движение было бы нашей смертью.
Конечно, Лежон тут же пристрелил бы нас обоих, если бы мы не были нужны ему для подавления мятежа. Но в любой момент могла послышаться стрельба из казарм, и в любой момент мы могли увидеть мятежников. Лежон полагал, что Сент-Андре, Кордье и Мари не изменят, но, конечно, не мог этого гарантировать. Он был очень храбр. Несмотря на то, что жизнь его висела на волоске, он все-таки начал с того, что занялся бриллиантом. Он отвернулся от Майкла и уставился своим горящим взором на меня.
- Ты хотел мне сказать? - заявил он совершенно спокойным и сдержанным голосом. - Ладно, тебе не придется много мне рассказывать… Может, хочешь помолиться, прежде чем я тебя пристрелю? И он навел на меня револьвер.
Потом он опять навел револьвер на Майкла и начал дико ругаться. Его брань была совершенно чудовищной, невероятно грязной и бешеной. На губах его появилась пена. Потом он положил револьвер и схватился за волосы. Я вспомнил о туземцах Конго, над которыми его власть была беспредельна и которых он мог убивать как хотел. Единственным ограничением его убийств было то, что, убивая, он терпел убыток в рабочей силе. И тут вдруг мне пришла в голову успокоительная мысль, Лежон, конечно, ничего нам не сделает до подавления мятежа. Он не может рисковать выступить против мятежников с тремя людьми. Он не станет перед решительным боем убивать две пятых своей армии. Это было бы абсурдно.
И тут я сделал то, что было бы самым храбрым поступком в моей жизни, если бы я не сознавал своей безопасности.
- Послушайте, Лежон, - сказал я хладнокровно, тоном студента Оксфорда, разговаривающего с провинившимся лакеем, - послушайте, Лежон, не валяйте дурака. Разве вы не понимаете, что через две минуты вас могут пригвоздить к стене штыками и так и оставить пригвожденным к стене в горящем форту? А может быть, вас свяжут и положат под солнце - лицом кверху на крыше форта. Вы осел, у нас нет никакого бриллианта. Перестаньте болтать глупости и лучше поблагодарите нас за то, что мы остались верны своему долгу.
- Молодчага, - пробормотал Майкл по-английски. - Награждаешься орденом святого Майкла.
Что случилось бы, если бы последний раб во дворе абиссинского негуса пришел бы к негусу и дал ему пощечину? Я не знаю. Лежон тоже не знал, иначе он поступил бы так, как в подобном случае поступают оскорбленные негусы. Он задохся и выглядел так, будто собирается упасть в обморок. Потом он вскочил на ноги и испустил нечто среднее между ревом и воплем. В это самый момент левая рука Майкла проскользнула под его рукой и смела на пол его револьвер. Одновременно я приставил штык к его груди.
- Если двинешься, буду стрелять, - прошипел я, чувствуя некоторую неловкость и ощущая себя киноактером. Майкл поднял револьвер.
- Значит, вы тоже мятежники, вы, которые распинались в своей добродетели… вы, свиньи полосатые, - задыхался Лежон.
- Совсем нет, - спокойно ответил Майкл. - Мы честные солдаты и хотим выполнить свой долг. Мы только не хотим болтать о бриллиантах за две минуты до начала мятежа… Разве вы не соображаете, что форт будет сожжен, гарнизон дезертирует и вас убьют через час, если только вы будете заниматься глупостями?
Лежон произнес длинное проклятие и, задыхаясь, пообещал нам расправиться с нами после мятежа.
- В благодарность за то, что мы спасем вашу ценную жизнь, - сказал Майкл.
- Это вы сделаете, исполняя свой долг, мой милый. Вы очень любите болтать о своем долге, вы «честные солдаты» так, что ли?.. Ладно, я дам вам возможность заняться выполнением этого вашего долга, а потом посмотрим, заговорите вы или нет о бриллиантах, когда я свяжу вас кольцом и набью рот песком с солью. Может быть, вы продадите ваши бриллианты за несколько капель воды. Посмотрим… Он повернулся ко мне: - А ты говорил что-то по поводу того, как распинают на стенках? Подожди, пока я тебя не засунул в карцер, от которого ключ будет только у меня. Может быть, тогда ты заговоришь иначе…
- Хватит разговаривать, Лежон, - сказал я устало. - Вы мне надоели. Давайте заниматься делом.
Лежон взял себя в руки. По-видимому, этот человек обладал невероятной волей: он вдруг сделался совершенно спокойным.
- Идем, - сказал он с достоинством. - Наш дальнейший разговор откладывается на некоторое время. Сперва мы переговорим еще кое с кем, а потом увидим… Положите револьвер на стол.
- Открой дверь, Джон, - сказал Майкл. Я опустил винтовку и открыл дверь. Стоявший на часах Мари вопросительно на меня взглянул. Вероятно, он слышал бешеный рев Лежона. Лежон взял револьвер и вышел.
- Следуйте за мной, - сказал он и повел нас в казарму. Он знал, что мы не выстрелим ему в спину, и был твердо уверен, что может на нас положиться в смысле выполнения его приказаний. У дверей нас встретили стоявшие на карауле Сент-Андре и Кордье.
- Как дела? - спросил Лежон.
- Никто не двигался, господин сержант, - ответил Сент-Андре.
- Положите свои винтовки, - сказал Лежон, обращаясь к нам троим, - и выносите все винтовки из пирамиды. Тихо и без шума. Вы двое будете стрелять по всякому, кто попробует вылезть из кровати.
И мы начали выносить винтовки, а потом обходить койки и снимать штыки, висевшие в головах. Над одной из коек, снимая штык, я зацепил за жестяную кружку. Спавший на койке человек поднялся. Это был Вогэ.
- Взять на прицел, - сказал Лежон, и две винтовки повернулись в сторону Вогэ.
- Ложись, - прошептал я. Вогэ взглянул на дверь и мгновенно лег с закрытыми глазами. Удивительно, до чего быстро он уснул. Когда я в последний раз обходил комнату с полными руками штыков, один из них выскользнул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40