Сканирование, распознавание и вычитка - Никольский О.
«Похороны викинга. Рекорд приключений. Пограничный легион»: Свенас; Киев; 1992
ISBN 5-85722-020-3
Аннотация
Увлекательный авантюрно-приключенческий роман Персиваля Рена.
Тайна форта Зиндернеф. Загадочное исчезновение сапфира «Голубая Вода». Казарменная «скука» и боевые действия Иностранного легиона в Алжире.
Персиваль Рен
Похороны викинга


Рассказ майора Анри де Божоле
Джордж Лоуренс, чиновник колониальной службы, инспектор одного из округов Борну, возвращался в Англию. Его путь лежал через красный город Кано и помойную яму, именуемую порт Лагос, в бухте Бенин на проклятом западном берегу Африки. Там предстоя­ла посадка на корабль «Аннам». После этого можно будет со вздохом облегчения растянуться в парусиновом кресле.
Самая трудная часть пути была пройдена. Позади остались тревога, зной, малярия, пыль, невыносимое однообразие и одиночество. Страшнее всего было одиночество.
В Кано, таинственном и древнем городе Центральной Африки, с его одиннадцатимильной стеной и населением в сто тысяч туземцев и двадцать белых, есть железнодорожная станция. На платформе этой невероятной станции Джордж Лоуренс неожиданно встретил своего старого друга, майора конницы спаги, Анри де Божоле. Они вместе учились в Итоне и потом случайно встречались на Северо-Нигерской железной дороге, на пароходах Африканской компании, на скачках в Отейле и Лонгшане и иногда в доме их общего друга - леди Брендон, в старинном имении Брендон-Аббас в Девоншире.
Несмотря на свою типичную французскую внешность, Божоле не бросился на шею Лоуренсу и не расцеловал его в обе щеки. Они просто крепко пожали друг другу руки, и только по их глазам было видно, как оба рады этой встрече. Лежа на койках купе, они переговорили о своих планах на время отпуска. Боль­ше Лоуренсу говорить не пришлось. Его друг все время порывался рассказать ему невероятную и таинственную историю, которую он должен был либо рассказать, либо умереть.
Когда поезд вышел со станции Кано, француз начал свой рассказ. Джордж Лоуренс слушал рассеянно и иногда откровению храпел. Но после Абеокуты поведение Лоуренса резко изменилось. Оттуда - до Лагоса и дальше, на палубе «Аннама» среди сверкающей Атлантики он, не отрываясь, слушал, потому что рассказ Божоле внезапно коснулся той женщины, которую он любил.
После того как они расстались в Лондоне, Лоуренс узнал начало и конец этой истории, а потом рассказал их Божоле.
Вот что рассказал майор Анри де Божоле.
- Говорю, вам дорогой Джордж, что это самое необъяснимое и необычайное происшествие. Я не успокоюсь, пока не разрешу этой тайны, и вы должны мне помочь. Вы, с вашим тренированным мозгом администратора и вашим великобританским хладнокровием. Да, вы будете моим Шерлоком Холмсом, а я вашим восторженным Ватсоном. Пожалуйста, называйте меня «дорогой Ватсон». Когда вы услышите мой рассказ, то в течение ближайших трех недель вы едва ли что будете слышать, кроме этого рассказа, и произнесете свое безошибочное суждение.
- Так! - ответил Лоуренс. - Но, может быть, мы начнем с фактов?
- Это произошло так, дорогой Холмс… Как вам известно, мое гнусное место службы называется Токоту. Там я заживо похоронен в дыре, по сравнению с которой любая алжирская деревня покажется Сиди-Бель-Аббесом, Сиди-Бель-Аббес - Алжиром, Алжир - Парижем, а Париж - царством небесным. Я оторван от моего дорогого полка, от бульваров, от всего, ради чего стоит жить. Я похоронен…
- Знаю! - без всякого сочувствия прервал Лоуренс. - Разворачивайте вашу страшную тайну.
- Что я вижу? Я вижу восход и заход солнца. Сверху небо, а снизу пустыня. Я вижу горсточку моих одуревших от пустыни людей. Черных и белых, живущих в слепленном из грязи форту. Что еще я вижу?..
- Я сейчас заплачу от жалости, - пробормотал Лоуренс. - Продолжайте про тайну.
- Иногда я вижу коршуна, шакала или ящерицу. Если повезет, я увижу караван работорговцев с озера Чад. Я благословляю эту банду туарегов за привносимое ею разнообразие, когда командую открыть огонь.
- Роковая загадка, по-видимому, была даром небес, - улыбнулся Лоуренс.
- Воистину! - ответил француз. - Этот дар был ниспослан, чтобы спасти меня от сумасшествия. Но все же цена ему была слишком высока. Он стоил жизни стольким храбрецам. Один из них был убит предательски… Это был унтер-офицер, убитый одним из своих солдат после блестящей и страшной победы… Но почему? Из-за чего? Этот вопрос я задаю себе в который раз, а теперь я задаю этот вопрос и вам, дорогой Холмс.
Знаете форт Зиндернеф? Один из наших маленьких постов. Далеко на север в стране Аир. Севернее вашей Нигерии. Не знаете? Так вот там и разыгралась эта непонятная трагедия.
В одно дьявольски жаркое утро я сидел в пижаме и зевал над чашкой кофе. В казарме легионерам играли побудку. Бедняги начинали новый день в аду. Я закуривал папиросу, когда мой ординарец вбежал, лепеча что-то об умирающем от усталости арабе на умирающем верблюде, который кричит, что он прибыл из форта Зиндернеф и что там избиение и осада, бой, разгром и внезапная смерть. Все убиты или ожидают смерти и так далее…
- Неужели умирающий верблюд кричит такие вещи? - спросил я.
- Нет, мосье, это говорит умирающий араб. Умирающий от усталости на умирающем верблюде.
- Скажи ему, чтоб он не смел умирать, пока я его не допрошу, иначе я его пристрелю, - ответил я, заряжая револьвер. - Заодно скажи сержанту, чтобы авангардный отряд Иностранного легиона в полном походном снаряжении выступил через девять минут. Остальные на мулах.
У ворот я узнал от араба, продолжающего умирать на умирающем верблюде, что два дня тому назад большой отряд туарегов был замечен с вышки форта Зиндернеф. Немедленно мудрый унтер-офицер, исполнявший после горестной смерти капитана Ренуфа обязанности коменданта, выслал этого араба на его быстром верблюде мехари из форта. Он велел ему не ждать, пока его изловят, а гнать за помощью. Если же он увидит, что туареги настроены несерьезно, ради спорта немного постреляют по форту и двинутся дальше, - проследить за ними и выяснить, какую чертовщину они задумали.
С песчаного холма араб увидел, как туареги окружили форт, вырыли в песке окопы, полезли на пальмы и открыли по форту сильный огонь. Он насчитал десять тысяч нападавших (это значит, что их было около пятисот человек). Тогда он повернул своего мехари и скакал день и ночь. Я обещал ему много наград, в том числе спустить с него шкуру, если узнаю, что он недостаточно торопился, и повел свой отряд форсированным маршем.
Я был впереди с отрядом всадников на мехари. За нами шел эскадрон на мулах и рота сенегальцев. Она должна была идти пешком по пятидесяти километров в день, пока не дойдет до Зиндернефа. Мы сделали рекордный марш и с вершины песчаного хребта увидели форт и маленький оазис. Ни следа туарегов, никакой битвы, никаких усеянных трупами развалин. Форт выглядел совершенно нормально: квадрат тяжелых серых стен, плоская крыша, бойницы и башни. Наверху стройная вышка и надо всем - трехцветный флаг.
Все в порядке, честь Франции спасена, и я от радости стал махать кепи. Я начал сочинять реляцию о своем блестящем марше и раз шесть выстрелил из револьвера в воздух. Пусть в форту знают, что где бы ни прятались туареги, опасности больше нет, потому что я, Анри де Божоле, привел помощь. Я тогда я заметил странную вещь: высокая наблюдательная вышка была пуста.
Странно! Очень странно! Непонятно, как можно, зная, что туареги шныряют вокруг и одна из их банд только что была отбита от форта, забыть выставить часового на вышку? В любой момент они могут вернуться. Я выскажу коменданту соответственный комплимент по этому поводу.
Хорошенькое положение вещей, нечего сказать! Я подхожу к форту средь бела дня, стреляю из револьвера, и никто не обращает на это ни малейшего внимания. Вместо меня с таким же успехом могли прийти все туареги Африки или вся германская армия.
Нет, несмотря на флаг, что-то было не в порядке. Я вынул бинокль. Может быть, я что-нибудь упустил невооруженным глазом. Может быть это засада: туареги взяли форт, перебили его защитников, привели все в порядок, надели форму, оставили флаг и ждут ничего не подозревающий спасательный отряд, чтобы перестрелять его у стен. Нет, слишком непохоже на наших друзей туарегов. Мы знаем, что они устраивают, когда берут форты. Нет… в бинокль я вижу в амбразурах лица европейцев: смуглые, бородатые, но определенно не похожие на туарегов.
Опять-таки странно: в каждой амбразуре лицо солдата, большинство целится из винтовок, иные прямо в меня. Почему? Во всей пустыне нет ни одного туарега. Почему они не спят сном утомленных победителей в своей казарме, выставив двойной караул на вышке? Почему на вышке никого нет, а все амбразуры заполнены людьми? Почему никто не двинулся с места и не пошел доложить коменданту о нашем приближении?
Как бы то ни было, защитникам повезло, и туареги плохо стреляли, иначе у них не осталось бы достаточного количества людей, способных стоять в амбразурах.
Когда я опустил бинокль, я понял, что нас ждали и что комендант позволил себе маленькую, вполне простительную шутку. Он хотел показать мне форт таким, каким его увидели туареги. Так и есть, нас заметили: со стены было сделано два выстрела. Дурень на радостях выстрелил почти прямо в меня.
«Я ему покажу», - думал я, проезжая через оазис и улыбаясь. После этого я довольно долго не улыбался.
Под пальмами были пятна высохшей крови. Добрые винтовки Лебеля собрали свою дань с нападавших… Я выехал из оазиса и подъехал к воротам.
Человек шесть стояли на стене над воротами. Ближе всех ко мне стоял великан с седыми косматыми усами, из-под которых торчала короткая деревянная трубка. Его кепи было лихо заломлено на бок и закрывало один глаз, другим, прищуренным, он лукаво смотрел на меня, держа винтовку наведенной на мою голову. Это был настоящий старый легионер, а вовсе не туарег.
- Поздравляю, ребята, - крикнул я. - Франция и я гордимся вами! - Я снял кепи, отдавая честь их победе. Никто из них не шевельнулся. Никакого ответа. Мне это не понравилось. Шутка становилась неуместной.
- Чему вас учили в Иностранном легионе? Вызовите коменданта. Живо! - Никто не шевельнул пальцем.
Тогда я обратился к седоусому легионеру: «Эй, ты, доложи коменданту, что майор де Божоле прибыл из Токоту с подкреплением. Вынь свою трубку и пошевеливайся. Слышишь?»
И тогда, друг мой, мне стало не по себе, хотя невероятная истина мне и не мерещилась. Почему этот старик был неподвижен, как египетский Бог? Почему все они были, как каменные статуи? Почему в форту стояла такая абсолютная тишина и ничто не двигалось в ослепительном солнечном свете?
Где часовые и комендант? Почему никто не отпирает мне ворот? Почему не слышно ни голосов, ни звука шагов? Почему на меня обращают так же мало внимания, как на жука, ползающего в песке?..
Как во сне, я объехал вокруг форта и видел все больше и больше этих неподвижных людей. Один из них стоял без кепи, и на его лбу я заметил маленькую круглую дырку. Он был убит. Убит на своем посту. Он продолжал держать свою винтовку, будто собирался стрелять. Я близорук, вы это знаете. Но тут я понял: они все были мертвы. Все.
- Почему они не спят сном утомленных победителей? - спрашивал я себя несколько минут тому назад. - Они спят этим сном. Все! «Пали на поле чести».
Я проехал обратно к тому месту, где стоял на своем последнем посту седоусый старик. Я снял кепи и извинился перед ним. У меня на глазах выступили слезы, и я, Анри де Божоле, майор спаги, не стыжусь в этом признаться.
Я сказал:
- Прости меня, друг. Что сказали б вы, англичанин?
- Как вы насчет чая? - произнес мистер Джордж Лоуренс и вытащил из-под койки корзину с припасами.
Майор де Божоле наскоро проглотил свой хрустящий от песочной пыли завтрак и продолжал рассказывать. Джордж Лоуренс лежа на спине, выпускал кольца дыма и внимательно за ним следил.
- Я, разумеется, понял, что кто-то должен был остаться в живых. Ведь кто-то стрелял, когда я подъезжал к форту. Эти трупы не могли сами встать в такие невероятно жизненные позы. Тот, кто их расставил, должен быть живым.
В девяти случаях из десяти люди падают назад, когда их убивают стоящими. Кроме того, где же раненые? Во всяком бою их бывает больше, чем убитых. Кто-то должен был остаться там, в казарме. Но почему нет часового на вышке? Даже самый последний рядовой второго разряда понимает, что это необходимо.
«Так или иначе, я скоро разрешу загадку», - думал я, смотря на мой приближающийся отряд. Мой сержант, очевидно, как и я, опасался ловушки. Отряд подходил рассыпанным строем.
Я приказал трубачу сыграть тревогу, потом полковой сигнал.
После каждого сигнала я ждал, что кто-нибудь появится на крыше, что ворота откроются… Ни звука… никакого ответа. Опять сигнал, и опять никакого ответа.
Наверное, последние оставшиеся в живых тяжело ранены. Тот, кто расставлял караул мертвых, был при этом ранен и лежит у их ног или внизу на своей койке. Я велел трубачу прекратить и приказал сержанту изготовить длинную веревку из верблюжьих пут, из поводьев, из чего угодно и забросить на стену. Потом велел сержанту привести Растиньяка. Растиньяк был пьяницей, бандитом и бездельником. По нем давно скучал штрафной батальон, знаменитый батальон «весельчаков».
- Разрешите мне полезть? - спрашивает трубач и отдает честь.
- Молчать! - прикрикнул я на него и, повернувшись к Растиньяку велел ему со спины верблюда лезть на стенку.
- Никак нет, - отвечает Растиньяк. - Разрешите мне в ад отправиться мертвым, а не живым. Можете меня пристрелить.
- Это я могу, - ответил я и вынул револьвер. - Подъезжай на своем верблюде под водосточный желоб. Встань на спину верблюда и прыгай на желоб. Перелезешь через стену и откроешь изнутри ворота.
- Никак нет, - снова сказал Растиньяк. Я поднял револьвер, а сержант выхватил у него винтовку.
- Кафар? - спросил я. Так мы называем безумие, охватывающее европейцев, особенно любителей абсента, на этом краю света.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40