!
– Отдай одежду! – рявкнул я Мальку. Не сдержался.
И узел тут же оказался у меня в руках.
Блин, какой исполнительный пацан!
Это дело я бы с радостью передоверил кому другому, но, похоже, самому придется общаться с «демоном-мстителем». Или демонессой.
Малек исчез. Вроде бы рядом стоял, никуда не отходил, а нету. Тень он и есть тень. А тень редко кто замечает. Иногда ему и со мной такой фокус удается проделать. Не только с другими. Но малец растет, учится. Если и дальше подобные успехи у него будут, придется у Кранта помощи просить. Типа «отыщи-ка, любезнейший, моего слугу…» Или придется учиться видеть тени.
– Держи. – Я протянул узел женщине.
Она по-прежнему стояла у колеса и, казалось, дремала. Глаза полузакрыты, дыхание редкое и неглубокое. Вроде как ни до чего ей нет дела. Как тому луришу, что греется на солнце. Перед обедом.
– Положи-и-и.
Меня опять зазнобило от ее голоса. Вот у кого надо учиться убедительному шепоту. Всего одно слово – и даже мысли не возникло спорить или ослушаться.
– Куда положить?
– На ка-амень.
Ближайший камень – это полуразваленная стена, к которой приставлено колесо. Ширины ее хватит, чтобы вещи не свалились в грязь. Интересно, у кого Малек их взял? И где он, вообще, все достает? Постоянно забываю спросить об этом. Но с голоду он не пухнет и голым не ходит. Меня, кстати, тоже очень нормально кормит. Конечно, я даю ему на хозяйство. Иногда. Когда вспоминаю. Но Крант мне раз намекнул, что деньги Мальку нужны, как воробью вертолет. Не удивлюсь, если пацан хранит все мои монеты до особого распоряжения.
– Вот, положил.
Сообщаю. Сама она увидеть не может. Трудно это с закрытыми глазами.
– Чего ты хочеш-шь от меня-а-а? – спросила как сквозь зубы. А может, и без «как».
– Ничего не хочу.
– Ух-ходи тогда.
Вот так сразу и уходить? Я в общем-то с радостью. Но не хотелось бы, чтоб эта радость стала уж слишком заметной.
– А может, тебе еще чего-то надо?..
Тяну время. Заботливый вроде как.
– У меня вс-се ес-сть.
И вот я опять смотрю в ее глаза и понимаю, что какое-то время мне лучше не разговаривать: голос подведет.
– Я з-запомню-у тебя-а, ларт без хозяина. – Это мне уже в спину сказали. И я с трудом сдержался, чтобы не бежать.
Я тоже тебя не скоро забуду, женщина с глазами-амбразурами.
Интересно, что сквозь них смотрело на меня?..


23

В лужах блестят осколки солнца. Смотреть на них так же больно, как и на само светило. Над головой серое небо, грязно-серые тучи и белесый диск солнца. Настолько яркий, что стоит мельком глянуть на него, и перед глазами поплывут красные, а потом черные круги. Пейзаж внизу почти полностью повторяет верхний. Серый песок и темно-серые камни, положенные в продуманном беспорядке. А между ними ни травинки, ни деревца. Только камни и песок. Второй день идем по этой местности, и второй день мне кажется, что мы крадемся куда-то. И двигаемся среди чего-то очень опасного. Точно вот-вот заявится хозяин «сада камней», вежливо сообщит, что мы нарушили границу частной собственности, а потом так же невозмутимо устроит всем нам принудительное харакири.
Никто, кажется, не давал команду «молчать!», а тишина вокруг противоестественная. Словно все наши звери обули мягкие тапки, а все люди решили не разговаривать, не шуметь и даже дышать через раз.
Привалы устраивались прямо на Дороге, подальше от странных луж, похожих на застывшие стеклянные кляксы. Ни один поал не захотел напиться из такой. Даже ступить в нее не рискнул. Раньше я не замечал, чтоб они относились к воде с кошачьей брезгливостью, а тут… Никто, конечно, не тряс задними лапами, но и передних пока никто не замочил.
Еще один прикол: Дорогу после себя принято оставлять чистой. Ну более или менее. Без фанатизма, но по мере возможности. За состоянием окружающей среды следят не санитары Дороги, а последний поаловод. И его же поал несет мешки с мусором, который закапывается во время стоянок. А подсохшее поалье дерьмо используется вместо топлива. В тех местах, где деревья большая редкость.
Так вот, Дорога за нами оставалась как вылизанная! Но уже второй день мы все свое несем с собой. И с Дороги не сходим. Даже на привале. Или по надобности. Ни разу и никто. Меня тоже не тянет гулять по серому песочку, который и на песок не очень-то похож. Да и пейзаж не располагает к прогулкам. Еще и привалы сократили до минимума. Куда уж тут гулять – успеть бы все необходимое сделать!
Я не сразу сообразил, где видел похожий пейзаж. А потом вспомнил-таки одно местечко: без звуков, без запахов, без движения. Там даже время превратилось в лед. Кстати, раскрашивали его тоже серым. Думаю, долго смотреть на такую «красоту» вредно для здоровья. Может, только для моего собственного, а может, и для всех живых одинаково. С самого утра в башке крутится мысль, что не идем мы никуда, просто перебираем ногами, как на беговой дорожке. А сами на одном месте остаемся. Или еще «веселее»: мы давным-давно вмерзли в Реку Застывшего Времени и видим сон про бесконечную Дорогу и серую пустыню. Один на всех сон. Кстати, когда я закрываю глаза, Дорога и песок продолжают мне мерещиться.
Блин, еще немного – и я озверею от такого «разнообразия»!
– Как эта фигня называется и когда она закончится? – не выдержал я на второй день.
Первоидущий вздрогнул и вылупился на меня так, будто мне вообще не положено разговаривать. Никогда. Ни за что. И вдруг свершилось! Чудо или несчастье – неизвестно, но чего-то необычное – это уж точно.
– Окраинные горы. Скоро, – шепнул караванщик и замолчал.
Он не в первый раз подъезжал ко мне. И всегда во время остановок. Коротких. Что случались между привалами. Посидит караванщик возле меня, задумчиво-сонное выражение на морду нацепит, потом опять на свое рабочее место вернется.
Вот и сейчас: сказал чего-то, словно телеграмму отбил, и быстро убрался на свое место. Наверно, за гения меня принял. За того, кто, прочитав: «пятидесятирублируй», тут же мчится на почту и высылает полтинник. Польстил мне Первоидущий, и очень сильно польстил. Я только минуты через две сообразил, что не сам-один на этой Дороге и что мне есть у кого еще спросить.
– Крант, ты слышал?..
– Что, нутер?
– То, чего ляпнул мне Первоидущий?
– Я слышал, нутер.
– И понял?
– Да, нутер.
– Тогда мне переведи.
– Что?
– Блин, да то, чего понял! Ты по утрам тормозную жидкость пьешь или родился тормозом?!
Пришлось мне придержать Солнечного. Надоело шею выворачивать. Так и до несчастного случая недалеко. Мало того что нортор морду свою замотал, только щели для глаз оставил, так еще говорит тихо. Поди разбери, чего он там шепчет. Кстати, многие бабы в караване тоже лица под повязками спрятали. А некоторые, как и Крант, в плащи завернулись и перчатки надели. Пока я соображал, к чему бы это, неслабый загар получил. И всего за полдня. Повезло еще, что я не обгораю на солнце. Да и Первоидущий не прячется от него. Ну с такой кожей мужику все нипочем. Я рядом с ним Белоснежкой смотрюсь.
– Мы скоро выйдем из Окраинных гор, – тихо сообщает Крант.
Я тупо пялюсь на него. Точнее, на тюк тряпья, что колыхается на Крантсшом поале. Кажется, оберегатель нацепил на себя два плаща и попону в придачу. Мерзнет он, что ли?.. Вчера не так все запущено было.
– Крант, ты заболел?
Качает головой. Нет, мол.
Ладно, может, модно среди норторов так. Или гардероб он свой решил проветрить. Меня не просит кутаться, и за то «спасибо».
– Так мы в горах, получается?
Кивает. Молча.
Кручу башкой. Глазею по сторонам. Камни, песок, небо, облака. Между ними Дорога.
Или с моими гляделками чего-то не то случилось, или я не понимаю местных приколов.
– Ну и где горы?
Крант показывает на ближайший камень, потом на соседний, а потом делает округлый жест, будто гребет к себе чего-то от самого горизонта.
Типа все, на что ты смотришь, Лёха, это горы. Ну а чего ты вместо них видишь, я прям даже и не знаю.
– И это тоже гора?
Показываю на камень метрах в двух от Дороги.
Крант кивает. Молча.
А камень меньше футбольного мяча будет.
Получается, стояли себе горы, никого не трогали, а потом кто-то взял и песочком их засыпал. До самых верхушек. Это сколько же песка понадобилось?..
Спросил.
– Это пепел.
Я едва расслышал Кранта.
– Пепел?!
Молчаливый кивок и явное нежелание общаться дальше.
Ну я поискал и нашел другой объект для общения. Марлу. И на привале получил еще кусочек информации. Маленький такой. Обгрызенный со всех сторон.
Окраинные горы в натуре, засыпаны пеплом. Воевали здесь кирлы и дарсматы. Никто уже не помнит, из-за чего они сцепились. Не поделили чего-то по-соседски. Летучими они были. Одни над морем жили и в самом море, другие над горами и в горах. Потом, наверно, решили, что им тесно в одном мире, ну и устроили войнушку. До победного. И до полного истребления соседей.
Победили все. Проигравших не осталось.
Даже тех, кто бы помнил, как они выглядели. Только смутные упоминания в полузабытых легендах и древних песнях.
– А ведь этих горе-вояк было до хрена и больше. Это сколько же пепла надо, чтоб засыпать горы!..
– Я слышала старую песню… – Марла пару секунд молчала, потом заговорила уже другим голосом и с другим ритмом: – «… Поднялись в небо зеленокрылые дарсматы, и полдня не видела земля солнца. На день закрыли землю от солнца синекрылые. Три дня дрожала земля во тьме, пока сражались с черными крыланами краснокрылые. А когда пал последний защитник и враг уже торжествовал победу, взмахнула Великая Мать крылами, открыла свой карающий глаз, и закричало небо страшным криком, и стало небо огнем. Застонала вода в море и тоже стала огнем. Все враги сгорели в этом огне. Но нет больше жизни в Море Улхи. И над морем жизни нет. И возле моря никто не живет…»
Марла вдруг замолчала, посмотрела на меня, словно только проснулась, и быстро-быстро стала жевать.
– А Море Улхи – это где? – спросил я, когда она собралась уходить.
Взмах левой рукой – и Лапушка убежала.
Блин, все вели себя так, будто за каждое лишнее слово тут давали год строгого режима. Без права переписки.
Я потом глянул несколько раз в сторону моря, но моря там не увидел. Больше всего это напоминало тяжелые грозовые тучи у горизонта. Или далекие горы в тумане. И тоже у горизонта А в последний раз эти тучи-горы сложились в горбатую старуху. Она сидела, подтянув колени к груди, покачивалась взад-вперед. Смотрела закрытыми глазами в небо и шептала, шептала…
– Господин… – Малек подергал меня за локоть, и я отвернулся от старой карги.
– Чего тебе?
– Господин, что случилось с твоими детьми?
– Малек, у меня нет детей!
– Но ты говоришь: «деточки мои, деточки…»
– Тебе послышалось! Понял?
– Да, господин. Но ты плачешь…
Я мазнул ладонями по щекам. Мокрые, блин.
– Это мне в глаз чего-то попало. – Размазал сырость шейным платком и опять рыкнул на Малька, будто он в чем-то виноват: – И вообще, я спать хочу, а ты…
– Нельзя здесь спать, господин, – зашептал пацан, склоняясь ко мне и озираясь. – Вот выйдем из опасного места, тогда и… Я сам слышал, как Первоидущий говорил: настоящий привал и сон, когда закончатся Окраинные горы.
– Ну и когда они закончатся?..
– Скоро. Совсем скоро.
– Это тебе тоже караванщик сказал?
– Не мне. Но я услышал.
– А он тебя видел?
– Не знаю, господин.
– Ну и какого хрена ты возле него отирался?
Пацан отвел глаза и стал активно копошиться под плащом.
– Вот, господин. – Мне в руки сунули маленький кувшинчик. – Это тифура.
– А я не засну от него?
– От красного сразу не засыпают.
– А потом?
– Потом горы закончатся.
– Ладно. – Открыл, хлебнул: вкусно! – Спасибо, Малек.
Он кивнул и отъехал. Потом вернулся, тронул за локоть.
– Ну?..
– Господин, не надо смотреть в ту сторону. Не смотри больше…
Я уставился на пацана во все глаза. Даже вино проглотить забыл.
– У тебя лицо тогда странное становится, господин. Страшное.
Чем дольше я смотрел, тем сильнее Малек сжимался и втягивал шею.
– Ладно, свободен.
Ничего умнее мне в голову не пришло. Двое суток без сна как никак. Да еще в седле.
Тифуру я допил. В ту сторону больше не смотрел. Пустую тару отдал пацану. Этот придумает, чего с ней сделать. Спать мне не перехотелось, но терпеть можно было.
Дотерпел до утра. И до настоящего привала. Среди камней и зеленых кустиков. А перед сном еще и с Первоидущим поговорил. Он больше не шарахался от меня. Наоборот. Сам пришел и тифуру принес. Кувшин у него куда больше, чем у Малька, оказался. Ну оно и понятно: я ведь не сам-один пить буду.
Караванщик пришел поблагодарить меня. За то, что провел его по Верхней Тропе.
Я решил, что мужик переутомился, спутал меня с кем-то. Ну как я мог кого-то куда-то вести, если сам на этой тропе первый раз. Да и то в середине строя отирался. И почему обязательно по Верхней, что, Нижнюю Тропу на техосмотр закрыли?
Думал, отделаюсь шуткой. Поймет ее караванщик или нет, мне по фигу. Но свалит он по своим караванным делам, а я смогу отоспаться.
Ага, прям так и сразу!..
Мужик пришел плотно пожевать и пообщаться. Намолчался, похоже, за двое суток, вот и решил оттянуться по полной программе. А мое согласие и активное участие ему для этого не требовались.
Так я узнал, что Верхней Тропой пользуются чаще, чем Нижней. Потому что Верхняя ведет в Урламбу, а Нижняя – в Другую Землю. Там Первоидущий никогда не был. И что это за Земля такая – не ведает. Знает только, что лежит она за морем и за проливом. Сначала Море Улхи, потом Гремящий Пролив. А Нижняя Тропа потому и называется нижней, что ведет под морем и под проливом. Можно в Другую Землю попасть и на корабле, но придется идти без поалов. А Первоидущий – не купец, его дело караваны водить, а не с товарами по морям болтаться. Нет, в Море Улхи корабли не заходят. Там нет воды. А что там вместо воды, никто не знает. Потому что никто не смог вернуться и рассказать.
Верхняя Тропа на вершинах гор проложена, вот ее и называют так. Боги построили ее. Давно. Теперь так строить не умеют. Даже Повелители Врат. Хоть говорят, что они все могут. А Тропа не каждому покорится. Без проводника по ней можно бродить до самой смерти, но так и не выйти из Окраинных гор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77