До мыслей ли было ему, чего бы они ни касались! Он был в огненных ножнах, шелковых, податливых и одновременно невероятно тесных. Он мог утратить контроль над собой в любую секунду!
Между тем Сэйбл разом потеряла интерес к происходящему. Острота боли быстро пошла на убыль, но тупая ноющая пульсация осталась, мешая воспринимать любые ощущения, кроме этого. А потом всякое движение прекратилось и появилась ласка, уже знакомая, но от этого не менее сладостная: Хантер дотронулся там, где их тела соприкасались. Это и его поцелуй, простой и жадный, заставили вернуться и жар внутри, и сладость, похожую на густой мед. Сэйбл шевельнулась, качнулась вперед-назад. Он был внутри, он был ее, он предоставлял ей полную свободу. И он был невероятно, неописуемо сладок там, внутри. Ничто — никакая другая ласка — не могло сравниться с тем, что она чувствовала сейчас.
Она забылась, потерялась в толчках и качаниях. В этом было что-то от езды верхом, от наслаждения всадницы властью над своим скакуном. Но сознание этого было всего лишь фундаментом, на котором строилось ослепительное здание, тянулась к солнцу вершина, готовясь коснуться живого опаляющего огня.
Сердце стучало в неистовом темпе, наполняя уши грохотом, подобным раскатам грома. Казалось, кровь вот-вот закипит во всем теле, и хотелось быть заполненной до отказа, до боли. Невидимые волны сталкивались вокруг и внутри, становились все горячее, ревели все громче.
— Еще, еще, еще! — слышала Сэйбл почти у самых губ, но не в силах была открыть стиснутые веки, чтобы увидеть лицо Хантера. — Моя ведьма… Моя дикая кошка…
Прохладный воздух речной поймы странно раскалился, его не хватало, и дыхание все чаще прерывалось в горле.
— Что со мной, Хантер? — прошептала она, чуть не плача. — Помоги мне!
Они были совсем рядом — звезды, — они метались вокруг разноцветным фейерверком, и казалось, их можно коснуться, протянув руку.
— Сделай что-нибудь, Хантер!
Звезды были рядом, но они ускользали. А потом руки сжали бедра Сэйбл, разом укротив ее неистовство, заставив расслабиться. Теперь он был господином, а она — рабыней, он что-то делал с ней, заставляя неописуемую сладость стремительно нарастать.
Все звуки и все ощущения исчезли, кроме единого ощущения летящего извне торнадо. В полном безмолвии налетел и обрушился на Сэйбл огненный вихрь — и звуки вернулись, слившись в оглушительный рев. Она чувствовала свои содрогания, как что-то отдельное, она сама себе казалась сладкой бездной — это было все равно что ступить на несколько секунд в райский сад.
Она не знала, что лицо ее искажено гримасой и залито слезами, что губы закушены до крови. Зато все это видел Хантер. Он полностью отпустил себя на волю, не заботясь больше о том, что причинит боль. Он просто не мог больше владеть собой. Она была поразительно хороша в сладких муках оргазма, видеть ее такой было едва ли не слаще, чем самому испытывать наслаждение. Он сумел дождаться этого ни с чем не сравнимого момента и заслужил награду.
Они рухнули оба, содрогаясь и вскрикивая, и Хантеру показалось, что весь окружающий мир балансирует над бездной огня, чудом удерживаясь на тончайшей нити. А когда эта нить оборвалась, он сорвался в сияющие глубины, ненадолго потерявшись в них совершенно. — Моя… моя… моя…
Чей это голос, такой хриплый, бессильно тихий? Сэйбл очнулась. Пережитое все еще длилось в памяти, особенно последний момент, когда внутри пролился горячий поток, удержав ощущение экстаза на невероятно высокой точке, которой оно достигло. В этот миг она особенно полно чувствовала, что отдала всю себя, что Хантер обладал ею. Несколько мгновений она была как бы чистой радостью, полностью лишенной плоти, а еще чуть позже вновь стала собой, только невесомой, как осенний листок, летящий на крыльях ветра.
Она чувствовала на волосах быстрые поцелуи Хантера, но не могла двинуться, не могла пошевелить даже кончиком пальца, обессиленно лежа ничком на его груди. Наконец замер и он, зарывшись ей в волосы лицом и руками.
Частое неровное дыхание продолжало поднимать его грудь, покачивая Сэйбл, но и оно постепенно стихало. Ветерок шелестел сухой травой, освежая влажную кожу, и это был единственный звук, кроме плеска воды на порогах. Сзйбл запрокинула голову, пытаясь увидеть лицо Хантера.
— Ты знал, что все у нас будет так?
— Откуда я мог знать?..
Никогда в жизни она не была так счастлива, как сейчас! Сэйбл искоса глянула в серо-синее небо Дакоты. Она провела ладонью по влажному боку Хантера, коснулась того места, где начинался самый длинный из его шрамов, скользнула по крепкой ягодице.
Он вздохнул, шевельнулся. Господи Боже, он все еще был внутри!
— Ха-антер, — промурлыкала Сэйбл, продолжая касаться его.
— Скажи это еще раз. Мне нравится, как ты произносишь мое имя.
Да, это ему нравилось, иначе почему бы он ожил? Всей своей кожей Сэйбл была сейчас в тысячу раз более чувствительной. Легкие дразнящие прикосновения губ буквально обжигали голое плечо.
— Я буду любить тебя снова, и снова, и снова, пока останется хоть капля сил, — сказал Хантер, не без усилия приподнимаясь на локтях. — За это ты будешь считать меня еще большим эгоистом, правда?
— Ну и будь эгоистом. Я-то эгоистка.
Сэйбл потянулась губами к его губам — движение, разбудившее едва уснувшую сладость в каждом из них. Вместо того, чтобы поцеловать, она провела языком по его горлу, запустив руки в волосы на груди, как во влажный мех.
— Не дразни меня, женщина! — предостерег Хантер, неописуемо довольный.
Сладкая дрожь прошла вдоль ее спины: никто никогда не называл ее «женщина», так сурово и властно. Никто не обращался с ней так, как Хантер, заставляя бунтовать, покоряться и вновь бунтовать против его власти, только для того, чтобы испытать сладость поражения.
Солнечный блик, отражающийся от мокрого излома кварцевой скалы, достиг наконец волос Хантера и заставил их отливать чернотой угольного пласта. Река рокотала так же, как и долгие годы до их появления, так же носился над поверхностью воды живой непоседливый ветер. Мир был незыблем — и он менялся для Сэйбл. Это началось в тот самый день, когда она оставила дом, продолжалось день за днем все время путешествия, чтобы завершиться сегодня. Чувство счастья заполнило пустоту в душе, казавшуюся неизбывной. Она чувствовала себя, как дома, здесь, на берегу реки, названия которой не знала. Она понятия не имела, когда приняла решение не возвращаться в семью, но оно было принято, и это казалось прекрасным и правильным. Она ни о чем не жалела, ни по кому не скучала. Здесь было все самое важное, все, что имело значение.
Сэйбл знала теперь, чего хочет.
Бороться, побеждать, любить. Жить.
Только здесь это возможно — значит, здесь ей и оставаться.
— О чем ты думаешь, Сэй?
Сэй. Самое ласковое из имен, которыми ее когда-либо называли. Она вздохнула — глубоким, счастливым вздохом.
— Мне хорошо здесь.
— Без балов, роскошных экипажей, модных тряпок? — недоверчиво спросил Хантер. — Это пограничные земли, и жизнь здесь сурова.
— Все то, что ты перечислил, уже не важно для меня. — Она потянулась, как сытая кошка, и крепко обняла его, не позволяя подняться. — Это все из прошлой жизни, возврата к которой нет.
— Тогда что же важно для тебя? Она ответила не сразу, приподнявшись на локте и оглядевшись медленно, задумчиво.
— Река, которая умеет звучать лучше всякого музыкального инструмента. Равнина, простирающаяся в бесконечность, где такой простор, что хочется закричать от счастья. Дом посреди равнины, который я буду любить и украшать. Дети, которые будут бегать в саду босиком, ничего не зная о правилах приличия, подрастая свободно и весело. Вот что важно, Хантер.
— Странно, — усмехнулся тот. — Несколько месяцев назад ты ничего не знала о такой жизни. Не слишком ли быстро ты полюбила ее?
— Тебя я тоже не знала несколько месяцев назад. — Сэйбл коснулась пальцем губ Хантера, и тот поймал его зубами, слегка прикусив. — Все то, о чем я только что говорила, — это жизнь, которой ты живешь. Ты любишь эту жизнь. Почему я не могу любить ее?
На мгновение его душа распростерла крылья… Но только для того, чтобы камнем рухнуть во что-то темное, беспросветное.
«Я не смогу дать тебе того, о чем ты мечтаешь!» — подумал Хантер. Но он скорее откусил бы себе язык, чем произнес это сейчас, разрушив драгоценный момент, который мог никогда не повториться.
— Угадай, чего я хочу? — прошептал он с улыбкой, лишь слегка принужденной.
— Все того же, я надеюсь, — засмеялась Сэйбл. Сейчас ее ничуть не пугало, что он хочет быть только ее любовником, считая себя способным лишь на такие отношения, и не более. Он был с ней и внутри нее, и пока ей было достаточно познавать его физически. Потом, позже, думала она, придет и другое познание. Впереди долгий путь. Она еще успеет понять, что за раны мучают Хантера.
— На этот раз все будет медленнее.
Он улыбался, и она чувствовала это даже с закрытыми глазами.
Неожиданно тело Хантера напряглось, плечи рванулись вверх, приподнимая также и Сэйбл Она отстранилась. Оказывается, он оглядывался, шаря рукой по накидке, на которой они лежали. Он старался нащупать кобуру с револьвером!
Хантер закусил губу, подумав с едкой иронией: ничего себе положеньице, когда тебя застают со спущенными штанами. Кто бы это мог быть? Индейцы? Любопытный траппер?
— Я слышал шорох, — сказал он, едва шевеля губами. — Здесь кто-то есть.
Глава 27
— Как ты думаешь, кто это? — прошептала Сэйбл ему в плечо, не решаясь отстраниться и мучаясь стыдом от того, в каком положении их застали.
Хантер наконец добрался до кобуры, осторожно подтянул ее поближе и достал револьвер.
— Посмотри сама, — ответил он тихо, взводя курок. — С моей стороны никого не видно.
— Может быть, лучше сначала… э-э…
Сэйбл собралась сползти с тела Хантера, но застыла в испуге, когда он сильно вздрогнул и прошептал:
— Кто-то дернул меня за волосы.
Она не успела ответить. Что-то холодное, влажное скользнуло по голому плечу.
— О черт!
— Ты становишься заправским сквернословом, — не удержался Хантер, уже понимая, что ни индейцев, ни трапперов можно не опасаться.
Не слушая, Сэйбл вскинула голову и уставилась на что-то за пределами его видимости.
— Это ужасно! — воскликнула она с театральным испугом в голосе. — На нас собирается напасть громадный, кровожадный зверь! Спаси же меня, мой герой!
— Что ты нашла смешного? Сэйбл? Объясни, что происходит?
Но ее уже было не остановить. Хихиканье в кулак сменилось заливистым смехом. Извиваясь и корчась, она соскользнула с Хантера, покраснела, как вареный рак, но и тогда продолжала заливаться хохотом.
Не выдержав, он отстранил ее, поднялся на ноги, резко повернулся — и оказался лоб в лоб со своей лошадью. Животное издало продолжительное радостное ржание, на которое лошадь Сэйбл откликнулась с гребня ущелья.
— Ах вот кто это. — Хантер с облегчением покачал головой. — Нельзя было и придумать лучшего времени для возвращения.
Он подобрал брюки и натянул их, попутно стараясь составить впечатление о том, в каком состоянии лошадь. На боках обнаружилась пара глубоких царапин, уже подживших, высохшие следы пены, но серьезных ран не было.
— Где тебя носило, бестолковый ты кусок конины? — спросил Хантер с нежностью.
— Весна, — заметила Сэйбл, которой удалось наконец справиться со смехом. — Каждый ищет себе пару.
Она подхватила накидку, набросила на плечи, застенчиво запахнула вокруг все еще обнаженного тела. Заметив, что Хантер наблюдает за ней с выражением собственника, она вспыхнула и отвела взгляд.
Эдакая скромница, подумал он с усмешкой. Кто мог предположить, глядя на Сэйбл сейчас, когда она так старательно куталась, чтобы укрыться от его взгляда, что совсем недавно это была самая страстная любовница, которую он когда-либо держал в своих объятиях? Нетрудно было угадать, что и с ней никогда прежде не случалось ничего подобного. Это он, Хантер Мак-Кракен, пробудил в ней страсть. Тут было от чего почувствовать себя гордо. К тому же он снова хотел эту женщину.
Лошадь подтолкнула его мордой в плечо, как бы подавая знак, что пора позаботиться и о ней. Хантер неохотно отвел взгляд от Сэйбл и начал снимать седло, которое за неделю неминуемо должно было натереть животному спину. Взявшись за подпругу, он вдруг обратил внимание на свои руки. На них были следы крови. Откуда? Хантеру вспомнилась нелепая мысль, мелькнувшая в то мгновение, когда он взял Сэйбл.
Не веря своим глазам, он смотрел то на ладони, то на брюки, на которых тоже можно было заметить подсохшие пятна. Седло свалилось на землю, но он даже не заметил этого. Повернулся. Сэйбл примостилась у самой кромки воды и что-то смывала с накидки, на которой они занимались любовью.
А он так ничего и не понял… Но как можно было ожидать? Она была, конечно, неопытной, но чтобы совсем нетронутой… Нет, такое не могло прийти ему в голову.
— Вот это да, Хантер! — пробормотал он виновато, вспомнив короткое ощущение преграды, которую разрушил так небрежно. — Знаешь, что ты наделал? Ты ограбил Вашингтон. Теперь там на одну девственницу меньше — и на какую!
— Хантер? — окликнула Сэйбл, до которой донесся невнятный отзвук его слов.
— Почему ты не предупредила меня, что это впервые?
Почему-то он чувствовал себя обманутым, как человек, который небрежно, залпом осушил стакан вина и лишь после этого узнал, что оно было редким и баснословно дорогим.
— Разве это не все равно? — смущенно спросила Сэйбл, отбрасывая накидку подальше на берег.
— Все равно? Все равно, девственница ты или нет?
— В любом случае я уже не девственница, так что нечего заострять на этом внимание, — сказала она с вызовом, но не удержалась от улыбки. — Кстати, спасибо за то, что все прошло как нельзя более приятно.
Хантер поколебался, не вполне понимая, что чувствует, потом подошел и привлек ее к себе.
— И все-таки я жалею о том, что не знал заранее, — заметил он со вздохом. — Это ведь подарок не из тех, которые женщина делает с легкостью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67