Ногой отбросив ее в сторону, она расстегнула подвязки и наклонилась снять чулки. Хантер закрыл рот, открытый было для окрика, и невольно сглотнул.
Никудышный из меня джентльмен, думал он с плотоядной усмешкой, не мешая взгляду скользить по обтянутым шелком ягодицам, так простодушно предложенным для его обозрения. Его тело, конечно же, не замедлило откликнуться на увиденное.
Где-то за спиной хрустнула ветка. Сэйбл ахнула и повернулась, прикрываясь нижней юбкой.
— Как вы смеете! Немедленно убирайтесь прочь!
Вместо ответа Хантер обошел ствол, за которым скрывался, и привалился к нему, скрестив руки на груди.
— Прошу вас уйти, мистер Хант, пожалуйста!
Одной рукой придерживая нижнюю юбку возле горла, другой Сэйбл подхватила рубаху и юбку в надежде, что такой ворох одежды скроет ее как следует. Взгляд проводника бесцеремонно странствовал по округлостям ее бедер, которые никак не удавалось прикрыть. О, она знала подобный взгляд! За последние недели он то и дело останавливался на ней. Сколько времени этот тип прятался за деревом? Не в силах дольше выносить унижение, Сэйбл опустилась на корточки, стараясь получше замаскировать белизну своих ног.
— Как я смогу обеспечить твою безопасность, женщина, если ты исчезаешь из виду, не предупредив, куда идешь? Такая прогулка может обойтись дорого.
— Я не прогуливалась, мистер Хант. Я только хотела уединиться.
Щеки Сэйбл, и без того пылавшие, покраснели сильнее. Да он просто животное, если продолжает стоять, разглядывая ее своими бесстыжими глазами! Неужели бывает и такое, чтобы в человеке не было ни унции стыда?
— Прошу вас, мистер Хант, давайте обсудим все это позже!
— Да пожалуйста!
— Ну что же вы? — воскликнула Сэйбл, когда он не двинулся с места.
— А что? Мойся на здоровье, а я присмотрю, чтобы никто не мешал.
Сэйбл скрипнула зубами, напоминая себе, что она — леди, а леди не опускаются до топанья ногами и пронзительных воплей, даже если приходится иметь дело с тупоголовым олухом вроде этого.
— Мистер Хант, — начала она, чувствуя, как стремительно иссякает терпение, — я плачу вам за защиту, а не за то, чтобы вы присутствовали при моей личной гигиене.
Как, однако, стремительно улучшается ее английский, подумал Хантер, механически поглаживая усы большим и указательным пальцем. Она уже говорит не хуже светской леди, что же будет дальше? После молчания, показавшегося Сэйбл бесконечным, он заметил:
— Когда мне платят за защиту, я стараюсь выполнять эту работу как можно лучше.
— Вы с таким же успехом сможете ее выполнять, если отойдете за дерево и повернетесь ко мне спиной! И поторопитесь, я совершенно окоченела!
Прежде чем удалиться на почтительное расстояние, Хантер смерил ее с головы до ног холодным оценивающим взглядом. Сэйбл содрогнулась. Потом он исчез в густом подлеске, держа револьвер на изготовку.
Она вытянула шею, стараясь различить что-нибудь в густых сумерках. Действительно ли он ушел или притаился за ближайшим деревом? Она чуть было не начала одеваться, но голова так чесалась, что это остановило ее. С быстротой, до сих пор ей неизвестной, она расшнуровала корсет, сбросила сорочку и панталоны, закуталась в одеяло. Вода, к которой она приблизилась на цыпочках, была темной и холодной даже на вид. Должно быть, в ней кто только не водится! Сэйбл ни разу в жизни не мылась в ледяной воде, притом в речке, к тому же в относительной близости от назойливого мужчины.
— Нет смысла оттягивать неизбежное, — пробормотала она, трясясь от холода.
Покрепче прижав к груди кусок мыла, чтобы тот не ускользнул на дно, Сэйбл огляделась, чтобы удостовериться в своем полном одиночестве, отбросила одеяло и прыгнула с невысокого берега.
Жидкий лед! Сжав зубы, чтобы не закричать во весь голос, она начала лихорадочно намыливаться, потом набросилась на свое тело с мочалкой, скребя его так свирепо, что кожа покраснела с головы до ног. С волосами, увы, не удалось разобраться так быстро. В холодной воде пришлось намыливать голову трижды, прежде чем смылся всякий след ваксы. Странное дело, чем дольше продолжалось мытье, тем более приятными казались ледяные объятия реки. Сэйбл забыла об усталости, о боли в каждой мышце… по крайней мере в первые несколько минут. Несмотря на бодрящее действие воды, ноги быстро онемели. Кончилось тем, что все тело пронизала конвульсивная дрожь. Маленький Ястреб мирно спал под ближайшим кустом. Счастливец! Когда дольше оставаться в воде стало невозможно, Сэйбл вышла на берег (предварительно убедившись, что неотесанный мистер Хант не притаился поблизости). Когда она закручивала волосы и растиралась полотенцем, руки тряслись, ноги дрожали, и хотя ей весь день досаждал грубый парусиновый корсет, теперь Сэйбл надела его с превеликой благодарностью за то, что он такой теплый.
Однако на этом ее неприятности не закончились. Приблизившись к месту ночлега, Сэйбл нашла мистера Ханта сидящим, лениво привалившись к стволу. Дерево было другим, поза — той же самой, нахальной и раздражающей. Двумя пальцами он, как обычно, поглаживал свои отвратительные усы. Пока она поправляла шаль, прикрывая волосы и часть лица, взгляд проводника бесцеремонно шарил по ее телу. Сэйбл опять покраснела с головы до ног, особенно когда встретилась с его насмешливым взглядом. У мистера Ханта были странные глаза, в свете костра отливающие серебром, и они смеялись над ней. Впервые за два дня она видела, как он улыбается, и эта улыбка ей не понравилась. Похотливый наглец, мысленно заклеймила она проводника, и отвернулась, скрывая краску на почти уже малиновых щеках.
«Нет, я точно ненавижу его! Ненавижу — и все!»
Глава 6
Хантеру все это очень не нравилось. Не нравилось, черт возьми, — и все тут! Недоверчивый по натуре, он предпочитал честную игру, факты, не вызывающие сомнений, четкий план любого предприятия, за которое приходилось браться, и, наконец, цель в конце пути, не вызывающую подозрений. Что касается Фиалковых Глаз… она вела себя по меньшей мере странно. Вот и сейчас она проскочила мимо, сгорбившись и кутаясь в проклятую линялую тряпку, словно боялась, что он даст ей хорошего пинка, если она не поторопится.
Все, буквально все в ней противоречило образу, который он понял бы и принял. То она готова была расплакаться, кроткая до тошноты, то начинала препираться по такому ничтожному поводу, что это ставило в тупик. В глазах ее тлела искорка, говорившая о своенравном характере, не свойственном скво, — но искорка эта так ни разу и не разгорелась. Румянец на ее щеках не означал, что она пышет здоровьем, скорее это была постоянная краска смущения. Каждый раз, когда они останавливались на ночлег, из ее седельных мешков появлялись новые и новые предметы роскоши. Странно, думал Хантер, очень странно.
Но особенно его раздражало влечение, которое он неожиданно испытал к своей подопечной. Пусть даже чисто физическое, оно вторгалось в мысли, отвлекало, порождало опасную рассеянность. Возможно, в давно забытой прежней жизни он и слышал голос вроде этого — низкий, грудной, запинающийся от волнения, — но забыл, где и когда. Женщины, которых он знал теперь, говорили хриплыми, прокуренными голосами, отрубая короткие фразы, и звуки эти были просты и незатейливы. Зато голос этой женщины, словно прикосновение волшебной палочки, будил желания, совершенно неуместные в данный момент. А если этого бывало недостаточно, стоило заглянуть в ее глаза — большие, синие с фиолетовым отливом, тоже напоминающие о чем-то… он не мог понять, о чем именно. Все это заставляло его то и дело впиваться взглядом в индейские тряпки, превращавшие ее в бесформенный куль, стараясь проникнуть внутрь и понять, что за женщина скрывается там.
Сэйбл казалось: глаза проводника не отрываются от нее ни на минуту, что заставляло кутаться, как бы для защиты. Когда она раздевалась на берегу речушки и мистер Хант застал ее за этим занятием (можно было догадаться, что этим кончится!), он перепугал и возмутил ее. С тех пор она только и делала, что нервничала: находиться наедине с мужчиной в Богом забытой глуши — испытание не для слабонервных. Подумать только, совсем недавно он видел ее почти голой! Что бы теперь ни пришло ему в голову, она была совершенно беззащитна. Что, если он решит воспользоваться ситуацией? Сэйбл не приходило в голову, что она нарушила множество неписаных законов: отправилась в дорогу без компаньонки, с человеком, быть может, начисто лишенным чести и совести. Она думала только о судьбе Маленького Ястреба, и даже раскрой ей кто-нибудь глаза на ее безрассудство, она поступила бы точно так же.
Теперь она вновь и вновь спрашивала себя, что успел подсмотреть этот наглец до того, как был обнаружен. Как бы то ни было, она не очень-то преуспела в своем обмане, подумала Сэйбл, поднося озябшие руки к губам, чтобы согреть их дыханием. Боже правый! От стирки и мытья краска • на них стала едва заметной! Оставалось только надеяться, что сумерки скрыли от любопытных глаз мистера Ханта разницу в окраске разных частей ее тела. Невольно бросив взгляд в сторону проводника, она тотчас вновь потупилась. Почему он так смотрит? Неужели все-таки заметил? То, что он недоверчив, было понятно с первой же минуты. Именно потому она теперь сжималась каждый раз, как ее мрачный спутник проходил мимо.
Тем временем Хантер достал из седельного мешка принадлежности для курения и вскоре уже лежал в облаке табачного дыма, отделенный от Фиалковых Глаз костром. Не обращая на него внимания, она купала ребенка. Было видно, что это занятие давно стало для нее привычным. Обмыв и вытерев его, она тотчас натянула свои ужасающие перчатки. Необъятная шаль укрыла и ее, и младенца, отделив их от него не хуже каменной стены.
Насколько ему было известно, Фиалковые Глаза вымыла волосы. Вымыла, но не высушила. Было слишком холодно, чтобы с этим шутить: она могла простудиться и тем нарушить все их планы. Тем не менее Хантер воздержался от замечания. Не хватало еще превратиться в няньку! Сама не маленькая — знает, что делает. Черт, как же ее трясет! Убеждая себя, что делает это только ради ребенка, Хантер подбросил хвороста и пошевелил палкой в костре, чтобы тот поскорее разгорелся. Когда пламя высоко взвилось, весело треща сучьями, он поднял голову и встретил взгляд поверх костра. Фиалковые Глаза смотрела на него с явной враждебностью. Что, черт возьми, он сделал не так?
Возмущенная тем, с каким комфортом устроился мистер Хант и как уютно себя чувствует возле разгоревшегося костра, Сэйбл стащила перчатки и раздраженно потерла ладонями виски: усталость вновь давала себя знать. Покормив Маленького Ястреба и устроив его на ночь, она заставила себя собрать испачканные подгузники, отнесла их к речушке и выполнила ненавистную работу. С волос продолжало капать, руки ломило от ледяной воды, холодный ночной воздух кусал, как злобное насекомое. Трясясь всем телом, Сэйбл открыла баночку с ваксой и с отвращением уставилась на нее.
«Неужели придется снова мазать голову этой мерзостью?»
— Он плакал.
Прямо за ее спиной стоял мистер Хант, держа на отлете Маленького Ястреба. Ребенок свисал с его рук на манер стеклянной сосульки для рождественской елки. Ужаснувшись, Сэйбл бездумно бросила баночку под ноги и схватила ребенка и прижала его к плечу. Звучно отрыгнув, тот сразу притих.
— А теперь мне хотелось бы знать, что значит вся эта дьявольщина!
В лицо Сэйбл ткнули баночкой сапожной ваксы.
— Н-ничего, — пробормотала она, не решаясь поднять взгляд.
Проводник сделал шаг. Она отступила. Тогда он рванул шаль с ее головы, прихватив также и несколько прядей. С криком боли Сэйбл высвободила волосы, оставив добрую половину в кулаке мистера Ханта.
— Я требую объяснений! — прорычал тот.
— Чт-то в-вы хотите зн-нать? — пролепетала она, сжимая изо всех сил челюсти, чтобы не клацать зубами от страха.
— Каштановые волосы!
— Н-ну и чт-то?
— Утром они были черными, — проскрежетал мистер Хант (его терпение явно подходило к концу).
— Вы очень наблюда-да-дательны, мистер Ха-хант.
— Так мы умеем огрызаться? Мило, очень мило. — Он сунул большие пальцы рук за пояс и выпятил бедра — поза, показавшаяся Сэйбл невыносимо вульгарной. — А я совсем было решил, что имею дело с кроткой, послушной индианкой шайен.
— Чт-то же вы теперь думаете?
— Что я имею дело с лживой сукой! — прозвучал презрительный ответ.
Прежде чем Сэйбл успела остановить себя, ее рука взметнулась вверх. От звучной пощечины голова проводника мотнулась в сторону.
Очень медленно Хантер повернулся, смерил ее ледяным взглядом, а в следующее мгновение скорая на руку дурочка уже болталась в воздухе, пища от боли в плечах. Хорошенько ее встряхнув, он произнес почти по слогам:
— Не советую тебе впредь махать руками. И смотри мне в глаза, когда я к тебе обращаюсь.
Еще одна встряска — и Сэйбл подняла наконец взгляд.
— А вы больше никогда не называйте меня так, ми-ми-мистер Хант…
— Зачем тебе сапожная вакса? — спросил он, сжимая ее плечи словно тисками.
— Мне больно! — крикнула Сэйбл, чувствуя, что Маленький Ястреб выскальзывает из онемевшей левой руки. — Я уроню ребенка!
Только тогда Хантер позволил ей снова ощутить под ногами твердую землю. Фиалковые Глаза тряслась с головы до ног — он решил, что больше от холода, чем от страха. Прошипев многословное проклятие, он бесцеремонно поволок ее в лагерь, где хорошим тычком чуть было не зашвырнул в костер.
— Чтобы через пять минут голова была сухая! Не хватало нам еще и простуды!
— Тогда, наверное, вы меня добьете, чтоб не мучилась, — буркнула Сэйбл себе под нос, предварительно убедившись, что свирепый мистер Хант не может ее слышать.
Хантер снова подбросил дров в огонь, время от времени сверля взглядом женскую спину по ту сторону костра. Фиалковые Глаза энергично сушила волосы. Черт возьми, он даже не знает, как ее зовут на самом деле? Он продолжал раздумывать, пока руки механически зачерпывали из мешка пригоршню кофе, завязывали его в тряпочку и опускали в горшок, подвешенный над огнем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67