А ехать, кстати сказать, предстояло целый день!
Сэйбл не стала раздумывать о том, как она сумела разъярить и тут же разжечь Хантера Мак-Кракена (нелепо было размышлять над мужским поведением — самой непредсказуемой и дикой вещью на свете). Вместо этого, труся на лошади по едва заметной тропинке, она припоминала все, что когда-то знала о своем проводнике. Сэйбл не раз случалось подслушивать разговоры отца, в которых то и дело звучало имя Мак-Кракена. Для нее не было секретом, что он — разведчик северян. Она понимала, что это своего рода героическая миссия, от которой во многом зависел успешный конец войны. О Мак-Кракене говорили с уважением, хотя кое-кто из генералов и не одобрял его упорного нежелания расправляться с вражескими поставщиками медикаментов, когда такая возможность представлялась. Что до Сэйбл, ей, такая позиция казалась похвальной, несмотря на враждебность, которую она чувствовала к капитану. Она и теперь не изменила этого мнения.
Интересно, думала она, разглядывая неестественно прямую спину Мак-Кракена, знает ли отец, что его любимый офицер превратился в заросшего волосами дикаря со скверным характером? Наверное, знает, решила она, вспомнив, как однажды вечером отец получил донесение, касающееся капитана. Прочитав его, он смертельно побледнел, закрылся в кабинете и напился до потери сознания. Он никогда не упоминал, что там было написано, но как-то обмолвился, что Мак-Кракен попал в тюрьму конфедератов. С тех пор он бесследно исчез как из жизни отца, так и из ее жизни. За это последнее Сэйбл была только благодарна: в памяти был еще слишком свеж нанесенный капитаном удар.
Холодный ветер налетел резким порывом, впившись в кожу лица сотней невидимых острых зубов. Сэйбл плотнее запахнула полы накидки, под которой посапывал Маленький Ястреб, и огляделась.
К этому времени они выбрались на наезженную дорогу. Леса остались позади, вокруг тянулась унылая равнина, однообразие которой нарушали лишь группы валунов да редкие рощицы деревьев, согнутых постоянными ветрами. Кое-где торчали высокие скалы, похожие на гневно указующие персты. Постепенно дорога расширилась, вокруг стали попадаться брошенные фургоны со скарбом. От всего этого веяло такой безысходностью, что Сэйбл отказывалась верить, что можно по собственному желанию жить в таких местах.
Вдоволь насмотревшись на это кладбище человеческих надежд, она вернулась к созерцанию спины проводника. Как мог человек, карьера которого была настолько многообещающей, отказаться не только от нее, но и от родных, близких и друзей, чтобы поселиться в местах настолько безрадостных? Поскольку Фиалковые Глаза с самого утра не сказала ни слова, Хантеру приходилось время от времени оглядываться, чтобы убедиться, что она следует за ним. Каждый раз он ловил на себе ее пристальный взгляд, а когда не видел его, то все равно чувствовал, как этот безжалостный взгляд упирается ему прямо в шею. Хантер боролся с желанием втянуть голову в плечи и тем прикрыть уязвимое место. Эта чертовка, думал он мрачно, создаст ему еще немало проблем. Он ощущал это инстинктивно, нутром.
— Вас ожидают, сэр. — Часовой распахнул дверь и отступил, пропуская Ричарда Кавано в кабинет.
— Распорядитесь насчет кофе для полковника, — приказал человек за столом.
— Так точно, генерал.
Как только дверь закрылась, бесстрастное лицо генерала выразило сильнейшую тревогу. Выйдя из-за стола, он направился к вошедшему с протянутой для пожатия рукой.
— Что случилось, Рик? Ты отвратительно выглядишь!
— Сказать по правде, я и чувствую себя не лучше, — признался Кавано, хватая протянутую руку и пожимая ее своими двумя. — Я пришел к тебе просить об одолжении.
Генерал Кертис указал на кожаное кресло с высоким подголовником. Унылое выражение на лице старого приятеля очень не нравилось ему. Открывая коробку сигар и протягивая ее Ричарду Кавано, он думал о том, как несправедлива судьба, обрушивающая все новые и новые беды на голову одного человека.
— Гаванские? — спросил полковник с бледной улыбкой. Выбрав сигару, он механически вдохнул запах хорошего табака и начал шарить по карманам в поисках щипчиков, чтобы обрезать кончик. Генерал протянул ему свои — поцарапанные, погнутые и на редкость простецкие, — которые Кавано сразу узнал. В годы войны этот предмет не раз мелькал у него перед глазами, он был их общим прошлым. Неожиданно полковник почувствовал себя более непринужденно. Чувство неловкости, снедавшее его все утро, отступило. Вскоре над столом заколыхался блеклый табачный дым, словно кисейная занавеска, привычная и уютная.
— Джимми, я хочу подать прошение о переводе.
— И это после всех усилий, потраченных на то, чтобы обеспечить тебе приличный пост в Вашингтоне? — спросил генерал, удивленно сдвигая кустистые седые брови.
— Обстоятельства сложились так, что дольше оставаться здесь я не могу.
— Тебе придется рассказать мне все, Ричард. Можешь не беспокоиться: за пределы этой комнаты не выйдет ни единого слова. — Генерал широким жестом обвел свой роскошный кабинет. — Так было и так будет всегда.
Одна только возможность поделиться с кем-то своей болью исказила черты полковника до неузнаваемости. Генерал расплющил окурок в пепельнице.
— Не тяни, Рик, скажи, что случилось! Надеюсь, с девочками все в порядке?
В дверь постучали. Не дожидаясь ответа, вошел часовой с подносом, поставил на стол все необходимое, приготовил генералу кофе так, как тот любил, и молча покинул кабинет.
— Нет, Джимми, с ними далеко не все в порядке. Вся моя жизнь пошла кувырком, черт ее побери! — Кавано тяжело поднялся из кресла и прошел к окну, за которым моросил дождь. Черные, влажно блестящие экипажи и хорошо одетые люди двигались мимо, словно намеренно напоминая об утраченном им. — Видишь ли, Джимми, Сэйбл сбежала из дому.
— Хм… — буркнул генерал, ожидавший услышать нечто более ужасное. — Так моя крестница, должно быть, опять скрывается у одной из подруг. Ты отказал ей в какой-нибудь мелочи, и она решила…
— Нет, на этот раз она оставила город.
Джим Кертис был единственным должностным лицом, поставленным в известность о похищении Лэйн. Именно его помощь, его влияние позволили полковнику сохранить случившееся в тайне. Он достоин полной откровенности, думал Кавано, устремив в окно невидящий взгляд. Что-то подтолкнуло его под локоть. Оказывается, генерал стоял рядом со стаканчиком виски.
— Лэйн родила ублюдка от этого краснокожего мерзавца, — процедил Кавано и выпил спиртное залпом.
— Боже милостивый! — ахнул генерал и невольно отступил на пару шагов. — Я уже стар, приятель, не отнимай у меня оставшиеся несколько лет!
— Сэйбл забрала ребенка и исчезла в неизвестном направлении.
— Зачем ей это понадобилось?
— Полагаю, она подслушивала под дверью моего кабинета и узнала, как я собирался поступить.
— Могу и я узнать о том же? — спросил генерал настороженно и уже не так тепло, как поначалу.
— Я хотел сбыть краснокожего ублюдка с рук, вот и все. Думаю, меня нетрудно понять.
— Понять? Как можно понять такое, скажи на милость! Речь идет о твоей родной дочери, о твоем внуке!..
— Я приложил столько усилий, чтобы замять это дело, — продолжал Кавано, не слушая. — Купил дом в Мэриленде, не допускал к Лэйн никаких посетителей… Да, кстати, еще раз спасибо за помощь.
— Не думаю, что ты мог бы на нее рассчитывать, знай я твои планы, — с горечью заметил генерал.
— Как ты можешь об этом судить? — огрызнулся Кавано. — Надо пройти через это, чтобы понять, каково мне сейчас. Это же история с Каролиной, почти точь-в-точь! По-твоему, я позволю моей дочери посвятить жизнь индейскому отродью? Его отец перебил эскорт из десяти отборных кавалеристов, еще столько же погибло, пытаясь вырвать Лэйн из его рук, но все, что ее интересует, это проклятая негасимая любовь к краснокожему сукиному сыну!
Джим Кертис проглотил приготовленные возражения, памятуя о том, какой глубокий след оставила в душе Кавано смерть жены. Вместо этого он спросил:
— Где сейчас Лэйн?
— Где же, как не дома? — Полковник сбавил тон, услышав ледяной голос фронтового друга. — Ее охраняют, это приводит ее в ярость, но она явно довольна безрассудным поступком Сэйбл.
— И куда же, по-твоему, отправилась моя крестница?
— К Черному Волку, куда же еще!
— Сэйбл? — опешил генерал. — Ты, конечно, шутишь? Да ведь она ребенок и по годам, и в душе. Избалованная невинная крошка без…
— …малейшего представления о том, как жесток мир? Тут ты прав, Джимми. Я хотел, чтобы так было всегда, оберегал ее буквально от всего — и что же мне это дало? Теперь ты понимаешь, что я должен посвятить все свое время поискам? Где-то вдали от дома она одна, без эскорта, без компаньонки, без прислуги. Она погибнет, Джим! Только представь, что с ней грудной ребенок… — Кавано на мгновение закрыл лицо руками, потом бессильно уронил их. — Знаешь, она толком не умела одеться без помощи горничной.
Наступило долгое молчание.
— Ты подозреваешь, где может находиться Сэйбл? — наконец спросил генерал.
— Последнее известие о ней было из Атланты.
— Не думаю, что ей удастся продвинуться дальше к западу. Отправиться в одиночку она не рискнет, а что касается проводника… Даже безумец не возьмется сопровождать к сиу белую женщину вроде Сэйбл.
— Ни один, кому дорога жизнь, не сделает этого! — воскликнул Кавано со злостью, порожденной грызущими сердце подозрениями: с каждой новой телеграммой, что Сэйбл нигде не могут найти, он утверждался в худших опасениях.
— Давай договоримся так: отправляйся на поиски немедленно. Оформим это как отпуск по болезни, а я тем временем постараюсь устроить перевод. Боюсь только, это будет нелегко.
— Спасибо, Джимми. — Кавано горячо пожал руку генерала и улыбнулся все той же вялой улыбкой. — Подумать только, двадцать лет назад я был почти разжалован за то, что поднял руку на старшего по званию!
Генерал Кертис по привычке потер нос, слегка свернутый набок от удара. Дружба, начавшаяся с драки, подумал он прежде, чем повернуться к столу за необходимыми бумагами.
Сэйбл только-только начала испытывать симпатию к Хантеру Мак-Кракену, как тот снова разрушил ее своим возмутительным поведением. Как только день начал клониться к закату, он молча остановил лошадь, спешился и занялся обычными делами по устройству на ночлег. За весь день он ни разу не обратился к ней, и, если бы не короткие взгляды через плечо, она решила бы, что о ней попросту забыли. В отместку Сэйбл надеялась, что от похмелья и тряски его вырвет тем немногим, что он проглотил за день. Увы, этого не случилось. Тогда она решила по возможности избегать всякого общения с ним (тем более что каждый новый разговор, даже самый короткий, все больше сводил на нет ее маскировку).
Почти целый час Сэйбл билась, развьючивая лошадь и мула. Когда наконец ей удалось отволочь тяжеленное седло к месту будущего костра, Маленький Ястреб уже похныкивал, требуя ужина. Покормив и перепеленав его, она вернулась к делам, которых оставалась еще целая куча. Постепенно ежевечерняя деятельность превращалась в рутину, и все же к концу дня невеликий запас сил Сэйбл бывал полностью исчерпан.
Собрав камни для кострища и ворох хвороста, она свалила все это к ногам Мак-Кракена, не обратив внимания на странный взгляд, которым тот ее наградил. Судя по рассказам Фебы, индианки обязаны были разводить и поддерживать огонь, готовить еду, а когда мужчины уходили на охоту, проводить время за починкой одежды и утвари. Ее проводник, как видно, охотиться не собирался. Тогда ему ничто не мешает самому разжечь костер, брюзгливо подумала Сэйбл и занялась животными. Пока лошади, коза и мул пили из ручья, она проделала необходимые водные процедуры и набрала воды. Все это составило только часть обязательной вечерней программы. Предстояло еще обтереть кобылу и мула, чтобы не простудились, осмотреть их подковы и прочее, и прочее. Сэйбл не хотелось не только заниматься всем этим, но и думать на эту тему.
Разозленный на весь мир, Хантер вытянул из седельного мешка кофе и закопченный котелок с ручкой, обошел костер и бросил все это к ногам Фиалковых Глаз. Та посмотрела на него настороженно.
— Приготовь кофе! — приказал он.
Затем он вернулся к мешкам, достал чехол с луком и стрелами и молча направился в лес, не удосужившись обернуться. Пусть маленькая дрянь поволнуется, это ей пойдет на пользу! Хантер был уверен, что лавандовые глаза встревоженно следят за каждым его движением.
Однако он ошибался. Сэйбл смотрела на брошенные к ее ногам предметы, словно они были живые и умели кусаться. Она не имела ни малейшего понятия о том, как готовят кофе. Как же быть? Нервно покусывая нижнюю губу, она подняла котелок. Не может быть, чтобы не удалось справиться с подобной задачей, не настолько же она трудна! Через несколько минут котелок стоял на самом большом камне у огня. Теперь этот тип увидит, что и от нее есть толк!
Когда по поляне поплыл густой аромат готового кофе, Сэйбл осознала, что Мак-Кракен отсутствует уже довольно долго. Убедившись, что его стреноженная лошадь по-прежнему пасется на окраине поляны, она предположила, что он намеренно пугает ее. Как раз в этот момент кусты расступились. Мак-Кракен прошел туда, где она сидела, и бросил на землю двух мертвых кроликов. Их пушистый мех испятнала кровь, на горле зияли раны от стрел.
— Господи Боже! Уберите их с моих глаз! — крикнула Сэйбл, борясь с поднимающейся к горлу тошнотой.
— Освежуй их, выпотроши и зажарь, если хочешь наесться перед сном! — бросил проводник и снова исчез в кустах, откуда только что появился.
Взгляд Сэйбл пугливо подкрался к двум маленьким трупам. Несколько минут она с грустью разглядывала пушистых зверушек. Как у него поднялась рука! Лучше голодать, чем свежевать их… К тому же она просто не знает, как это делается. Как снимают шкуру с убитых животных? Одна мысль о такой жестокости переворачивает душу! Может быть, похоронить несчастных крошек? Пожалуй, нет. Мистер Мак-Кракен сотрет ее в порошок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67