Подул холодный октябрьский ветер, и я замерзла: почти не чувствовала пальцев, носа, щек.
– Давай забудем наши печали и вспомним, что на свете есть еще и радости.
И мы отправились на поиски брата Демьена. Наш садовник, совмещавший с любимым занятием службу во имя Господа, сразу же после того, как заседание суда объявили закрытым, отправился проследить за сортировкой яблок. Самые лучшие будут перенесены в холодный подвал, чтобы радовать нас зимой. А те, которым не повезло и у них на боку имеются вмятины или пятна, пойдут под пресс. Потом сок перельют в дубовые бочки, где он будет некоторое время бродить. Я бы с наслаждением сейчас выпила стаканчик или даже два восхитительного вина, чтобы немного смягчить воспоминания о прошедшем дне.
Когда мы вошли в сарай, где хранился урожай, нас тут же окутали чудесные запахи, да и воздух здесь оказался теплее, чем снаружи – там уже пахло поздней осенью и обещанием холодной зимы. Бочки и горы яблок были повсюду. Брат Демьен отложил несколько великолепных красных яблок в сторону. Я взяла одно и принялась с восхищением вертеть его в руках.
– На завтрак его преосвященству?
– И в подвал герцога Иоанна, – ответил он.
Он огляделся по сторонам, проверяя, как идут дела.
– Все замечательно, – заметил он, – хотя в этом году нас много отвлекали.– Он рассеянно вынул яблоко из одной бочки и переложил в другую.– Боюсь, я уделял меньше внимания нашему урожаю, чем следовало. Разумеется, братья и сестры работали и без меня и прекрасно со всем справились, но со мной получилось бы гораздо лучше.
Иными словами, ему не пришлось бы перекладывать яблоки из одной бочки в другую.
– У нас выдался необычный урожай, – проговорила я. – Да и год не совсем обычный.
– Спаси нас Господи от еще одного такого же года, – сказал брат Демьен и перекрестился, чтобы придать своим словам дополнительную силу.– Но, боюсь, он станет еще более запоминающимся, и довольно скоро.
– Почему? – спросила я.
– Я слышал, что милорд Жиль намерен говорить с его преосвященством и Л'Опиталем. Он хочет заключить сделку.
– На какую сделку он может сейчас рассчитывать?
– Касающуюся его смерти.
– Но никто не сомневается, что его приговорят к смерти. Его преосвященство ни за что не согласится на простое тюремное заключение.
– Разумеется, – проговорил брат Демьен.– Это не обсуждается. Но мне сказали, что он желает обсудить способ.
Меня снова охватил почти невыносимый гнев; но я надеялась, что сумела не выдать себя. И не сомневаюсь, что мне это не удалось, потому что оба молодых священника – мой сын и брат Демьен – тут же внимательно на меня посмотрели.
Я снова накинула капюшон и, не говоря ни слова, повернулась к двери. Еще прежде, чем Жан успел вымолвить хоть слово, я помчалась к замку.
Мой сын, который был моложе, естественно, сумел меня догнать. Но я не позволила ему сопровождать меня к Жану де Малеструа. Должна заметить, что он повел себя в неподобающей для священника манере: иными словами, принялся ругаться. Превратился в возмущенного сына, пытающегося остановить мать. Но я не поддалась на его уговоры.
Его преосвященство сидел за столом, перед ним стоял поднос с ужином, повсюду были разбросаны бумаги, к еде он не притронулся. Беспокойство на его лице сменилось радостью, когда он меня увидел, и его улыбка показалась мне искренней.
– Я думал, вы будете ужинать с сыном, иначе непременно пригласил бы вас.
– У меня сегодня нет аппетита.– Я показала на поднос.– У вас, похоже, тоже.
– Мой желудок упрямо твердит, что не желает никакой еды.
– И не удивительно, учитывая то, что мне сказали пять минут назад. Неужели милорд действительно намерен просить снисхождения? Я слышала о какой-то сделке.
– Да.
– И вы собираетесь пойти ему навстречу?
– Только если меня вынудят обстоятельства, а я такого поворота событий представить себе не могу. Если только до завтрашнего дня не случится что-нибудь ужасное, я приговорю его к сожжению на костре, чтобы он превратился в кучку пепла. А потом позабочусь о том, чтобы пепел развеяли по ветру.
Ужасная, немыслимая судьба для человека, который верит в загробную жизнь. Как же это страшно – знать, что твои останки будут развеяны по ветру, как жалкая пыль. Но ничего другого он не заслужил.
– Я не единственная, кто не обретет на этой земле покоя, если вы проявите к нему милосердие. Он не пожалел моего сына и тысячи других сыновей.
– И вы не одна, кто так думает, – тихо сказал он.– Но я обязан выслушать его просьбу – как судья и слуга Господа.
– Когда вы с ним встретитесь?
– Приговор будет вынесен завтра. Значит, я должен встретиться с ним сегодня.
– Я дам вам тот же совет, который дали бы мне вы, если бы мне предстояло войти в прибежище зла.
– А именно...
– Не позвольте ему усыпить вашу бдительность. Дьявол – мастер лжи и принимает самые разные обличья, и вам суждено с ним встретиться в верхних апартаментах.
Я вернулась к сыну, и мы сделали вид, что ужинаем. Мы возили еду по тарелкам, перепачкали все пальцы, но наши вилки так и остались без дела. Наконец молодая сестра, которая принесла нам подносы, вернулась и забрала их, почти в том же виде, в каком они были доставлены.
На вечернюю службу мы отправились вместе, а когда каждому пришло время обратиться к Богу со своими просьбами и желаниями, я попросила его позаботиться о том, чтобы наказание Жиля де Ре было быстрым и верным.
– Завтра вынесут приговор, – сказала я, поднимаясь с колен.– Мы будем присутствовать на заседании в память о моем сыне и твоем брате, а также тысяч других детей, отнятых у матерей.
– Аминь, – сказал Жан.
Выйдя из часовни, мы разошлись в разные стороны, он намеревался присоединиться к тем, с кем приехал сюда, а я отправилась в монастырь. Когда я шла по двору, ко мне приблизилась молодая сестра и передала, что его преосвященство хочет со мной поговорить.
Я тут же без колебаний направилась в его апартаменты.
Епископ предложил мне сесть, и я повиновалась, но, устроившись поудобнее, сразу начала задавать вопросы.
– Как прошла встреча?
По выражению его лица, на котором застыла боль, я поняла, что он согласился на просьбу милорда.
– Он будет похоронен на освященной земле, – тихо ответил он.– Сначала мы его повесим, затем предадим тело огню, но труп будет извлечен из пламени, прежде чем превратится в пепел.
Он посмотрел мне в глаза, словно ждал ответа. Я сознательно помолчала несколько мгновений, прежде чем заговорить снова.
– Символическое сожжение.– Я испытала страшную горечь и была недовольна, но не находила слов, чтобы выразить свои чувства.– А что насчет остальных?
– Он попросил, чтобы им позволили умереть после него – они должны видеть его казнь и знать, что он не избежал наказания; он считает, что они это заслужили, учитывая, что он вовлек их в свои преступления, ведь они состояли у него на службе. Он уверен, что, если бы не его влияние, ни Пуату, ни Анри не вели бы такую гнусную жизнь. Я согласился.
Мне показалось, что это разумное решение судьбы слуг.. – И он умрет так, как вы сказали?
– Да.
Я даже не пыталась скрыть свое горькое разочарование.
– Вы заключили дьявольскую сделку, ваше преосвященство.– Возмущенная и сердитая, я встала и повернулась к нему лицом.– Что он предложил вам взамен? Ключ к сундуку, наполненному золотом, который вы должны доставить герцогу Иоанну? Формулу, позволяющую превращать один металл в другой? Святые Дары Христа?
– Жильметта, я не могу сказать...
– Я ожидала от вас большего.
Не говоря ни слова, я повернулась и вышла, не скрывая слез боли от еще одного предательства.
Я стонала и металась на своей постели всю ночь. Я ворочалась с боку на бок, и простыни пропитались потом. На следующий день утром суд собрался с единственной целью – объявить вину Этьена Коррило, известного под именем Пуату, а также Анри Гриара, слуг барона Жиля де Ре, которых приговорили к смерти через сожжение. Оба смотрели в пространство и, казалось, ничего не замечали вокруг себя. Ни тот ни другой не произнесли ни слова в свою защиту. Их отвели в холодный, темный, грязный подвал, где они останутся до конца своих жалких жизней, в то время как их умный и проницательный господин будет спать на роскошной постели в комнате с пылающим камином. Такова Божья справедливость, хотя, с моей точки зрения, называть такое справедливостью просто непристойно.

Глава 38

Прокурор Йоханнсен был настолько добр ко мне, что позвонил до того, как стало известно о новом повороте дела.
– Шейла Кармайкл направила официальный запрос на возобновление дела Джеффа на том основании, что вы, как предполагаемая жертва, участвовали в расследовании, – сказал он мне.
– Что? – Я была ошеломлена.– Я не жертва. Джефф друг моего сына.
– Она утверждает, что вы были близким человеком для Джеффа. Шейла определяет понятие «друг семьи» как близкий человек – вот почему вы с таким рвением преследовали Уилбура. Кажется, она употребила слово «усиленно» в записке по делу, представленной в апелляционный суд.
– Боже мой.
– Очевидно, ей удалось раскопать какое-то малоизвестное старое дело, в котором приговор отменили из-за того, что одного из полицейских, участвовавших в расследовании, посчитали жертвой. Главной причиной отмены приговора послужила избыточная мотивация детектива.
– Это не имеет ни малейшего значения. Еще до того, как Дюран похитил Джеффа, я занималась этим делом и собрала все решающие улики.
– Я знаю. Однако в подобных делах они стараются, чтобы все было проверено с максимальной тщательностью.
– Приговор может быть отменен?
– Только его часть.
– Тогда в чем смысл?
– Способ начать торговлю.
– И что она может получить в результате?
– Его жизнь.
Я не нашла, что сказать в ответ.
– Мне кажется, что судья отнесется к этому так же, как мы с вами, – продолжал Йоханнсен.– Однако ничего нельзя утверждать заранее.
– Когда об этом узнает пресса?
– Она не будет подавать прошение еще несколько дней – Шейла сказала, что делает мне одолжение, предупреждая о своих намерениях заранее.
– Этот шаг выглядит абсурдным – гораздо выгоднее было бы застать вас врасплох.
– Шейла любит борьбу. И ее вдохновляет процесс.
Я обещала Питу Москалу, что буду держать его в курсе всех новостей, связанных с Уилбуром. Поскольку Дюрану вынесли смертный приговор, штат Массачусетс не стал требовать экстрадиции. В ту ночь я лежала без сна и размышляла о том, что сказал Йоханнсен, – какой пародией на справедливость станет спасение Уилбура. Для меня будет личной трагедией, если он не поджарится на электрическом стуле.
К тому времени, когда первые лучи начали пробиваться сквозь ставни, я решила не звонить Москалу и подождать дальнейшего развития событий.
Утром я зашла в участок, чего уже некоторое время не делала. Департамент перевел меня на легкую работу, но Фред сказал, что я могу приходить в отдел в любое время – чек я буду получать в любом случае. Иногда мне было труднее усидеть дома, чем прийти сюда; мне не хватало постоянной активности, разговоров коллег. Похоже, меня здесь ждали с нетерпением – как только я вошла, все тепло меня встретили.
После обмена любезностями все вернулись к своим делам – их мир не потерял целостности. Все, кроме Спенса и Эскобара.
– Как дела, Лени? – с искренним беспокойством спросил Эскобар.– Ты выглядишь немного усталой.
Я видела себя в зеркале сегодня утром. «Немного усталой» прозвучало как комплимент.
– Не слишком хорошо, Бен. Вчера вечером мне позвонил Йоханнсен.– И я рассказала им о намерениях Шейлы Кармайкл.
– Дерьмо, – коротко прокомментировал Спенс.
– Да, дело дрянь.
– Мы немного посидели в мрачном молчании, а потом я сказала Спенсу:
– Послушай, я бы хотела нанести визит Джесси Гарамонду. Что ты об этом думаешь?
Он с минуту смотрел на меня, ничего не понимая.
– Мне кажется, пришло время вытащить его из тюрьмы.
– Лени, он очень плохой парень. Оставь это дело.
– Но я хочу с ним поговорить.
После некоторых колебаний он согласился.
– Ладно, но мне это не нравится.
Мы приехали в тюрьму по той же дороге. Когда мы подходили к доске для афиш, где раньше красовалась реклама «Здесь едят маленьких детей», я закрыла глаза. И не открывала до тех пор, пока у меня не появилась уверенность, что мы прошли мимо. Сейчас там наверняка висел другой плакат, но мои глаза все равно увидели бы там прежнюю афишу. А мне совсем не хотелось думать на эту тему.
Пистолет Спенса остался при нем, но мое оружие лежало в столе Фреда, куда он его спрятал после того, как забрал у меня.
– Тебе он сейчас не понадобится, – заявил он. Сначала мне его не хватало, но со временем я оценила восстановление равновесия. Мои плечи распрямились, а походка стала более легкой. И одно бедро перестало быть выше другого. У меня больше не болела спина от необходимости компенсировать неравномерные нагрузки. Оружие будет храниться у Фреда до тех пор, пока я не вернусь к исполнению своих обязанностей. Вот почему мы гораздо быстрее преодолели пост у входа в тюрьму, что не могло меня не порадовать. Они не обратили никакого внимания на пару резиновых перчаток, которые лежали в моей сумочке, поскольку с их помощью невозможно никого убить, если только не засунуть их в горло жертве.
Когда мы подходили к камере, я повернулась к Спенсу.
– Я хочу поговорить с ним наедине.
Он замер и внимательно посмотрел на меня.
– Не думаю, что это хорошая мысль, Лени. Он не самый приятный человек.
– Со мной все будет в порядке. Я просто хочу немного с ним поболтать.
– О чем, черт побери?
– Спенс. Пожалуйста. Сейчас мне нужна твоя поддержка. И я не хочу, чтобы ты слышал наш разговор – вдруг кто-нибудь начнет задавать тебе вопросы.
Он стоял и молча смотрел на меня.
– Пожалуйста, – повторила я. Он неохотно кивнул.
– Ладно.
Я отправила Питу Москалу две статьи из «Лос-Анджелес тайме». Когда я их вырезала, то на всякий случай надела перчатки. Они вышли с промежутком в один месяц. Я запечатала самый обычный конверт, протерла его губкой и воспользовалась самоклеющейся маркой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74