Впрочем, им не из-за чего было ссориться: ни земельных владений, ни денег, ни наследства. Единственное, что их связывало, – это отношения с Жилем де Ре: Мишеля в детстве, Жана в юношеском возрасте. Я множество раз задавала себе вопрос, почему Жиль изо всех сил старался помочь Жану и позаботился о том, чтобы тот получил очень хорошее место в Авиньоне. Возможно, причина заключалась в том, что он нуждался в настоящих братских чувствах; его соперничество с родным братом Рене началось, когда Жан де Краон завещал свой меч Рене, а не, как все ожидали, Жилю. После этого в их отношениях преобладал принцип «око за око».
– Братские отношения иногда бывают очень непростыми, хотя мы часто надеемся на лучшее, – заметила я.– Не сомневаюсь, что в данных обстоятельствах герцог и Артюр сумеют преодолеть свои разногласия. Разумеется, если им помочь.
– Будем надеяться. Это принесет пользу всем заинтересованным лицам.
Позже в тот же день его преосвященство встретился со своими советниками, которые согласились, что он избрал блестящий путь для решения вставшей перед ним задачи. Герцогу Иоанну было составлено письмо, в котором ему предлагалось встретиться с его могущественным братом Артюром, чтобы обсудить намерения относительно милорда.
«Если вы намерены конфисковать Тиффож и Пузож в качестве штрафа , назначенного милорду Жилю , вам следует сначала попросить вашего брата , чтобы он уговорил короля дать разрешение. Это будет самым разумным».
Разумеется, все эти блестящие идеи ничего бы не дали, если бы вдруг у Карла заговорила совесть и он вспомнил о своем долге перед Жилем за то, что тот поддержал Жанну д'Арк – ведь без ее победы он никогда не получил бы корону. Но со времени казни Жанны прошло почти десять лет. Хорошая память у него или не очень, Карл не станет платить свой долг, если его об этом не попросят. Мне представляется, что простые крестьяне всегда знают, когда следует отдавать долги, а вот короли рассчитывают на то, что им напомнят кредиторы.
Мы сидели на своих лошадях и смотрели на крепость Ванн. Сколько же подобных чудовищных сооружений довелось мне повидать за свою жизнь на этой земле? Слишком много. Мне часто кажется, что простые люди даже представить себе не могут, что происходит по другую сторону рвов с мутной, грязной водой. Будучи представительницей среднего класса, я видела достаточно, чтобы знать, что далеко не все там чисто и прекрасно.
За стенами, над которыми развевался флаг герцога Иоанна, состоялась встреча братьев, на которой под руководством его преосвященства Жана де Малеструа, волей Божией епископа Нанта, было достигнуто соглашение. Артюр де Ришмон, коннетабль Франции, друг и союзник короля Карла, займет владения Жиля де Ре во Франции, включая Тиффож и Пузож. Герцог Иоанн будет освобожден от неприятной обязанности сделать это своими силами. Король Карл не будет выглядеть слишком покладистым, а также на него не падет позор предательства и неблагодарности. Де Ришмон получит Бретонские владения милорда, когда их можно будет конфисковать законным путем.
Мы отправились из Ванна в Тиффож, где с нами встретился де Ришмон. Конфискация Тиффожа прошла быстро и без кровопролития. Священник Жан ле Феррон, который был по-прежнему заключен там после всех унижений, выпавших на его долю от рук Жиля де Ре во время нападения на Сент-Этьен, наконец получил свободу и был поручен нашим заботам. На теле несчастного все еще оставались шрамы и рубцы от пыток, но он проехал по подъемному мосту с гордо поднятой головой. Он не произнес ни слова, когда мы проводили его в Нант и передали в руки брата, Жоффруа.
Теперь больше не оставалось сомнений, что Жиль де Ре рухнет со своего пьедестала и уже больше никогда не поднимется.
Прохладный ветер с запада щипал мои лодыжки, когда я, стоя на деревянной платформе, потянулась к самой высокой ветке, где увидела яблоко. Жан де Малеструа был так занят приготовлениями к процессу над милордом, что почти во мне не нуждался, положение, которое мне иногда нравилось, а порой – нет, в зависимости от настроения. Простая работа по сбору урожая наполнила меня миром и покоем: я носила ящики, помогая более пожилым сестрам, чье желание помочь превосходило возможности. В результате я чувствовала себя молодой. Еще я держала лестницы, когда молодые люди поднимались к небесам, чтобы собрать дары Бога, потом утешала послушницу, которая нечаянно съела половину червяка. Я уверила ее, что в этих скользких существах содержатся полезные вещества, которые нередко используются в сложных микстурах, – так мне рассказала одна повитуха. Занимаясь мелкими делами, я получила возможность сосредоточиться на радостях настоящего момента и не думать об ужасах, ждущих меня впереди.
Но удовлетворение всегда будет оставаться одним из капризов Бога, так случилось и в этот день. Стоя на своей платформе, я первая увидела молодого монаха, который вышел из дворца епископа и направился в сад: Я с любопытством наблюдала, как юный священник подошел к брату Демьену, они о чем-то коротко поговорили, а потом посмотрели в мою сторону.
Я спустилась вниз, выбрала из своей корзинки самое красивое яблоко и быстро вытерла его о рукав. Когда брат Демьен подошел ко мне, я почтительно протянула ему плод.
– Думаю, Господь благословил нас хорошим урожаем, – сказал он, взяв яблоко из моих рук.
– Да, – согласилась я с ним.– Я получаю настоящее удовольствие от мирного сбора урожая.
– Боюсь, мне придется лишить вас удовольствия. Его преосвященство хочет поговорить с вами.
– О Жильметта, – вскричал Жан де Малеструа, когда я вошла.– Почему вы хмуритесь?
– Вам не кажется ненормальным, что вы сидите в каменных стенах в такой чудесный день?
– Наверное, чрезмерная любовь брата Демьена к садоводству заразила и вас тоже.– Он несколько мгновений поколебался, словно что-то обдумывал, а потом продолжил: – Простите за то, что оторвал вас от вашего мирного занятия. Но полагаю, вы бы хотели это увидеть раньше остальных.
Он протянул мне свернутый пергамент, подписанный незнакомым почерком. Опустившись на стул, я пробежала глазами приветствия и прочие формальности, потому что они одинаковы на всех юридических документах: «Именем такого-то, по воле такого-то, под покровительством такого-то...»
Эти слова только мешают добраться до той части послания, которая имеет значение.
«Мы , не желая , чтобы подобные преступления и еретические болезни , которые растут , точно опухоль , если их не вырвать немедленно и если молча их игнорировать или скрывать правду о них , мы , с целью применить это лекарство как можно эффективнее , именем присутствующих , просим и требуем , чтобы вы , не обвиняя в преступлениях и грехах других , не пытаясь оправдаться за счет других , повелением этого эдикта предстали перед нами или нашим представителем в Нанте , в понедельник , следующий за праздником Воздвижения Животворящего Креста , то есть в девятнадцатый день сентября. Вас , Жиль де Ре , рыцарь , наш подданный , находящийся в нашей юрисдикции , мы призываем в соответствии с условиями данного письма предстать перед Нами , а также перед обвинителем Нашего суда в Нанте , которому поручено это дело с целью привести его к завершению во имя нашей веры , а также закона , и для достижения этого Наша воля состоит в том , 1 чтобы настоящие письма были вовремя отправлены адресату вами или кем-нибудь из ваших подчиненных.
Написано 13 сентября в год 1440 от Рождества Христова».
Сегодняшнее число. Но было еще довольно рано, и письмо, наверное, не добралось до своего адресата. Оно было составлено по приказу епископа Жана Гийоля, с которым мы были не слишком хорошо знакомы. Я положила письмо на колени.
– Вы не подписали его.
– Другие наделены достаточными полномочиями. Завтра увидит свет еще одно официальное заявление: «Я, Робин Гийоме, священнослужитель, государственный нотариус епархии Нанта, в соответствии со всеми правилами и формой, собственноручно, 14 сентября 1440 года, составил эти документы, в которых вышеназванный Жиль, рыцарь, барон Ре, объявлен главным обвиняемым».
– И снова вы не поставили свою подпись, епископ.
– Здесь не требуется моей подписи, – ответил он. Он решил держаться в стороне – по возможности.
Жан де Малеструа не сопровождал получивший приказ арестовать Жиля де Ре отряд, который прибыл в Машекуль двумя днями позже, пятнадцатого сентября, – он отправил вместо себя другого законника.
Отряд из представителей закона и солдат, вооруженный до зубов, верхом на великолепных лошадях, остановился у ворот замка милорда.
Среди них были люди, занимавшие равное ему положение, и те, с кем он поддерживал близкие отношения, мужчины, сражавшиеся с ним против англичан в Орлеанской битве. Я попыталась представить себе, каким же могучим духом нужно обладать, чтобы арестовать собственного соратника. Должна признаться, что я так и не пришла ни к какому выводу, когда услышала, как капитан Жан Лаббе, который воевал в армии Жиля, зачитал ордер на арест и потребовал, чтобы Жиль де Ре немедленно сдался.
«Мы , Жан Лаббе , капитан , действующий от имени милорда Иоанна V , герцога Бретани , Робина Гийоме , правоведа , а также Жана де Малеструа , епископа Нанта , обязываем Жиля , графа де Бриенн , владеющего Лавалем , Пузожем , Тиффожем и другой собственностью , маршала Франции и генерал-лейтенанта Бретани , немедленно впустить нас в свой замок и сдаться нам , чтобы в дальнейшем ответить на обвинения в колдовстве , убийстве и содомии».
Как всегда, мы покинули часовню после вечерней молитвы и вернулись в аббатство. Жан де Малеструа в основном молчал, да и мне разговаривать особенно не хотелось. Мы обменялись всего парой слов, когда проходили под арками, отмечавшими границу церковных владений.
Но некоторые слова не подчиняются никакой воле; Жан Де Малеструа взял меня за руку, и я остановилась.
– Я получил сообщение от капитана Лаббе, – тихо проговорил он.– Они прибудут до наступления утра. Он постарается организовать все так, чтобы они появились здесь глухой ночью.
– Мудро, – сказала я и едва услышала свой собственный голос.
– Арест прошел спокойно, – сообщил епископ.– И путешествие в Машекуль – без всяких осложнений. Лаббе говорит, что милорд отдался в их руки без малейшего сопротивления. Прелати, Пуату и Анри тоже.
Чтобы увидеть, как они прибудут в аббатство, я задолго до наступления рассвета поднялась по винтовой лестнице в северную башню. Над головой у меня мерцал факел, который я держала в высоко поднятой руке, – должна сказать, что в последние дни я собрала слишком много яблок, и руки у меня болели. Но без света я не могла обойтись; за многие века каменные ступени истерлись, а узкие оконца, пропускавшие внутрь лунный свет, встречались на моем пути редко. Я медленно продвигалась наверх, и прошло довольно много времени, прежде чем я наконец добралась до парапета, с которого собиралась наблюдать за позорным возвращением Жиля де Ре в Нант.
Я вышла на небольшую площадку и не смогла сдержать восторженного вздоха – лунный свет озарял ночное небо, окутав его призрачной дымкой, пробивавшейся сквозь редкие облака. Над головой у меня сияли бесчисленные звезды, и на короткое мгновение я забыла обо всех тревогах.
Я пристроила свой факел в трещину на спине каменного зверя, украшавшего парапет, и в мерцающем свете злобное выражение его морды стало еще более угрожающим. Внизу я видела городскую площадь, через которую пройдет отряд Лаббе по пути в епископский дворец. До площади было далеко – около пятидесяти метров, и, когда я заглянула вниз, у меня закружилась голова. Мне пришлось откинуться назад и прислониться к стене, чтобы немного прийти в себя.
Где мне удастся найти сон, который заменит тот, которым я пожертвую, наблюдая за этой жуткой процессией? Мне вдруг ужасно захотелось горячего ароматного чая, каким меня так щедро угощала сестра Клэр в Бурнёфе, или какого-нибудь другого бодрящего напитка. Проходили минуты, полчаса, час; луна начала медленно сползать по небу, и ее сияние стало уже не таким ярким. А внизу вдруг появилось гораздо больше света, чем я ожидала, – на площади медленно возникали факелы: один, другой, третий, много.
Казалось, они появляются из ниоткуда, прямо из теней. Свет падал на головы тех, кто держал их высоко в руках, v я вдруг сумела разглядеть, что люди, которые собираются на площади, одеты как простые горожане и крестьяне, а не солдаты и благородные милорды. Они все прибывали, и это поразительное зрелище так меня захватило, что я не услышала шаги у себя за спиной. Только когда кто-то позвал меня по имени, я поняла, что мое одиночество нарушено.
Сначала я не узнала голос, который исказило эхо, гулявшее в переходах. Но в следующее мгновение в круг света выступил Жан де Малеструа, без шляпы и в простой сутане.
– Вы неподходящим образом одеты для встречи с высокородным милордом, – заметила я.
– Я не собираюсь с ним встречаться, – с улыбкой сообщил он.– Капитан Лаббе сразу проведет его во дворец. Комнаты для него уже приготовлены.
– Понятно, – сказала я.– Комнаты. Иными словами, подземелье.
– Он пока еще остается представителем аристократии, Жильметта, и, можете не сомневаться, не будет испытывать недостатка в удобствах.
Я снова посмотрела на площадь, где продолжала собираться толпа.
– Похоже, сохранить его арест в тайне не удастся.
– Новости подобного рода утаить никогда не удается. Жан де Малеструа несколько минут молча стоял у меня за спиной, а потом я почувствовала его руку у себя на плече.
– Мне очень жаль, – прошептал он.
– Я знаю, Жан, – ответила я.
Мы так и простояли до самого конца, не говоря друг другу ни слова. Задолго до того, как мы увидели телегу, которая везла Жиля де Ре и его сообщников, мы услышали далекий скрип колес. Толпа внизу – уже человек сто – зашевелилась. Сверху мы наблюдали, как люди принялись возбужденно размахивать факелами, все быстрее и быстрее по мере того, как скрип становился громче.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74