И Варвара принята в шайку, будет считаться Гришкиной девкой и должна подчиняться общему укладу. Ей все это не особенно нравилось, но деваться девушке было некуда. Она прижилась на кухне, стала помогать, и ее добрый нрав, покладистый характер сразу приглянулся всем. Даже постоянно недовольная всем Матрена уже через день души не чаяла в новой помощнице.
Хотя внешне виду и не подавал, но в душе атаман был даже рад, что с Евлампием покончено. Тот был отменным бойцом, но ладить с ним в последнее время становилось все труднее. Неровен час поднял бы бузу и потребовал бы выкликать нового главаря. В болотах всем сидеть надоело, удачных дел в последнее время не было, так что кинутые Евлампием зерна упали бы на добрую почву и могли бы дать гиблые для Романа всходы.
А Гришка в последующие дни был как пьяный. Минуты растягивались в часы, когда он разговаривал с любимой, держал ее за руку. Теперь он мог видеть ее все время, ловить каждый миг и вместе с тем знать, что его счастью нет конца.
Через три дня после поединка Роман куда-то исчез. Хотя по его бесстрастному лицу, как всегда, ничего нельзя было понять, но Сила, хорошо знавший Романа, обеспокоенно сказал:
— Роман чем-то встревожен. Что-то у него на уме. Как бы не учудил чего.
— А что он учудить может? — спросил Гришка.
— Мало ли. В последний раз у него лицо было такое, когда он нас с муромских лесов снял и загнал в эти Богом оставленные болота.
— Ну а теперь чего бояться? Что в море загонит? — засмеялся Мефодий Пузо.
— Не знаю, — пожал плечами Сила, но чувствовалось, что он сильно озабочен…
Пылал костер, потрескивали поленья. Разбойники только что сытно поужинали. Недавно шайка пополнила свои запасы, пройдясь по окрестным деревням. Крестьяне знали, что до царя далеко, а до Бога высоко, поэтому, скрипя зубами, делились добром. К воеводе и стрельцам не обратишься — это грозило еще большими расходами.
— А вы знаете, ребята… — начал длиннющий рассказ Мефодий.
Тут из темноты бесшумно, как дух, возник атаман. Поздоровался, присел у костра, выпил крепкой водки из поднесенной кружки, а остаток выплеснул в огонь, от чего тот взметнулся снопом красных искр.
— Ну чего, засиделись без дела, распузатились? — засмеялся Роман, который был сегодня в настроении доброжелательном, не прочь перекинуться шуточкой с братвой.
— Оно конечно, — толстый Пузо похлопал себя по объемистому животу, — Нет работы — вот бока и нагуливаем.
— Без достатка сидим, — нервно и зло воскликнул Косорукий Герасим. — За последнюю неделю всего одного человека и прибрали. Откуда достатку быть, коли совсем не работаем?
— Место надо менять, — загалдели подошедшие к костру разбойники.
— Мало народу тут бродит.
— В теплые края надо пробираться. Вот где вольница!
— Духом болотным пропитались. Надоело!
— Где деньга-то?
Крики становились громче и настойчивее.
— Тихо, бузить не позволю! — прикрикнул атаман, грозно сверкнув очами, но тут же смягчился. — Дурачье, что толку купчишек мелких отлавливать. За раз можно столько взять, сколько за год не насобираешь. Надо только с умом подойти.
— Так подойди с умом, атаман!
— Работать надо!
Вновь пошел ропот. В котле всеобщего недовольства начали закипать страсти, которые вполне могли выплеснуться в бунт.
— Я говорю — утихните! Думаете, я просто так в город езжу? Не нравится, видите ли, им в болотах сидеть… Невыгодно… А как казну государеву взяли — когда вы о таком мечтать могли?
— Верно.
— Так оно когда было!
— Дух болотный надоел.
Когда крики поутихли, в наступившей тишине прозвучал мечтательный голос Косорукого Герасима:
— Эх, поработать ножичком бы!
— Дела хотите? — Атаман встал. — Будет вам дело. Хорошее дело. На Москву богатый обоз собрался. Сначала они на северный тракт выйдут. Время я знаю.
— Мы тамошние места не разведали, — сказал Сила.
— Вот и они так думают, привычки наши изучили, поэтому и не боятся. Охраны почти никакой — легкомысленный купчина пошел. В обозе и товары, и серебро, да и золотишко наверняка будет. Богато.
У братвы жадно разгорелись глаза.
— Место для засады я уже присмотрел. Около развилки. Только работать надо быстро. И чтоб ни один купчишка не ушел. Коль уйдет и стрельцов кликнет, от погони нелегко оторваться будет. Да и до болот оттуда далековато.
— Годится. Все чисто будет, — сказал татарин.
— Я в вас верю. Правильно говоришь, татарин! — кивнул атаман и после небольшой паузы продолжил: — Все нормально будет, и ты старшим пойдешь.
— Это почему? — удивился татарин. — А сам где ты будешь?
— У меня в городе дела.
— Какие дела? — взвизгнул Герасим. — Непорядок, когда на такие дела атаман не ходит!
— Точно, — согласился татарин. — Тут расчет и воинское умение требуется, оно у тебя есть. Зачем нас одних бросать? Непорядок.
— Ах, непорядок? — спросил атаман. — И правда, непорядок. В том, что я тебя в город посылал, требовал дворянина прибить. Покажи мне, где его могила? Где? Жив-живехонек он и благодарит Бога, что тот таких умелых убийц послал. Не так это. Хан?
— Так, — вздохнул татарин.
— А кому теперь дело заканчивать, чтобы от всех нас угрозу отвести? Только мне и остается все честь по чести завершить. Уж у меня-то получится, потому как голова на плечах не для шапки сидит… Ладно, Хан, не печалься. Даю тебе еще возможность показать, на что способен. Из всей братвы ты самый умный.
— Сделаем, атаман.
— А как обоз возьмем, так можно немного погодя и в другие края податься. Для начала в Москву. Перед самой Казанской Богоматерью грехи замаливать. Верно, братва?
— Верно, атаман!
— Места хорошие найдем. А перед этим погуляем от души. Годится?
— Годится!
— Завтра с утра на дело! — резко рубанул воздух рукой Роман.
Выкатили бочонок с вином, и пошло веселье. Хоть и нелегко воевать с утра с большого похмелья, но ничего — дело привычное. Слова атамана означали, что не зимовать разбойникам в опостылевших болотах, что кончается трясинная жизнь. Не разделяли общего веселья лишь Гришка и Беспалый. Они сидели в стороне, и Сила задумчиво потягивал из деревянной кружки вино.
— Ох, не по душе мне все это, — сказал Беспалый.
— Мне тоже, — вздохнул Гришка. — Завтра опять людей невинных жизни лишать будут. Худо.
— Да не в том дело, — отмахнулся Беспалый. — Сдается, атаман какую-то хитрость задумал.
— Какую?
— Непростой он человек. Евлампий верно говорил, что у Романа что-то свое на уме. И на самом деле у него какие-то тайны имеются от братвы. И как бы эти секреты нам боком не вышли. У меня дурное предчувствие…
Еще затемно продрали разбойники глаза, с трудом приходя в себя. Татарин проглотил кружку рассола, Мефодий сунул свою большую вихрастую голову в кадку с водой и забулькал в ней.
С горем пополам все очухались, закусили, разобрали оружие. При этом едва не передрались, когда один лиходей хотел прихватить чужую, только что заточенную хозяином саблю. Наконец все успокоились, собрались и выступили в путь.
Чертыхаясь, обходя деревни, добрела братва до каменного креста, под которым покоился отшельник, проживший в этих местах, как говорят, более века. Здесь дорога раздваивалась.
— Почти дошли, — сказал атаман. В полукилометре от развилки решили соорудить засаду. Натаскали веток, за которыми можно укрыться, подрубили стволы деревьев так, что они теперь должны были упасть от сильного толчка или одного удара топором. Впереди выставили разведку, которая должна предупредить о приближении обоза; На этом приготовления были закончены.
Оставалось ждать. Ну, ждать так ждать — не мешки таскать. Солнце уже преодолело зенит, и обоз скоро должен был появиться.
Гришка сидел в придорожной яме вместе с Беспальм.
— Едут, — шепнул Сила, когда вдалеке послышался птичий клекот — условный сигнал.
Гришка выглянул из-за веток. Из-за поворота показалось несколько неторопливо едущих телег, запряженных добрыми лошадьми. Телеги были завалены какими-то мешками, покрыты холстом и рогожей. Кучера понукали лошадей, причмокивали, один грубым голосом тянул тоскливую песню, которую нестройно поддерживали некоторые из мужиков, сидящих на подводах. Не было видно, чтобы кто-то из них был вооружен, хотя оружие могло быть и в подводах;
— Маловато народу, — сказал Гришка.
— Не нравится мне что-то, — пробурчал Сила. — Так купцы не ездят. Обычно балагурят, смеются, лихие песни ноют, многие с утра уже успели набраться… А эти…
Обоз доехал до условленного места. Мефодий ударил топором и толкнул подрубленную ель, та с треском повалилась, перекрывая дорогу; С другой стороны упала вторая ель.
Из засады высыпали разбойники — с криками, улыбаясь, шуткуя. Они воспринимали этот налет больше как развлечение, легкую прогулку, поскольку не видели никакой реальной опасности — и числом были поболе, и оружие имелось наготове, и опыт, и решимость лить кровь, не моргнув глазом.
Один из лиходеев перехватил под узды фыркающую лошадь, которая тащила первую телегу. Остальные двинулись к другим подводам.
Гришка тоже хотел идти к обозу, хоть и было ему неприятно, и боялся он этого. Но Беспалый попридержал его:
— Погодь, не гони.
Татарин подошел к покрытой холстиной телеге и ухмыльнулся во весь рот.
— Посмотрим сейчас, чего там… Небось, золото везешь, купеческая морда?
— Да куда там, — развел руками купец.
— Слазь-ка…
АТЛАНТИДА. ЛИКИ ХАОСА
Принц помнил приказ учителя — не заходить в комнату, где он уединился, что бы ни случилось. Дни шли за днями, принц весь извелся, убеждал себя, что нет ничего глупее беспокойства, когда предначертанного нельзя изменить. Однажды плуга принес радостную весть:
— Господин вышел из комнаты.
Принц бросился из. обеденного зала по ступеням вниз и увидел поднимающегося Хакмаса.
Пребывание в голоде, холоде и одиночестве нисколько не сказалось на нем. Держался он бодро, даже не похудел. Но что-то изменилось. Что-то новое появилось в его лице. Но что именно — принц определить не мог.
— Стол накрыт, учитель, — воскликнул обрадованно принц, подбегая к Видящему магу и кладя руку ему на плечо.
Каждый день рабы накрывали стол не только на принца, но и на Хакмаса. Это был своеобразный ритуал, которым принц успокаивал себя. Он знал, насколько опасны походы к Великой Пустоте и как легко там потеряться.
— Не беспокойся. Я не голоден, — Хакмас прошел в галерею и присел на ложе. — Расскажи-ка лучше, что произошло за это время. Мне кажется, случилось нечто страшное. Я ощущал крики боли тысяч освобождённых от оков этого мира душ.
— Это были не лучшие дни для Империи, учитель. Под ударами мечей Бешеного Вацвласа пал Венцин.
— Я ждал подобного. Этого дикаря не остановить уговорами.
— Такие, как он, боятся только звона мечей, — вздохнул принц. — Они отлично чувствуют чужую слабость и забирают все, до чего дотянутся их длинные руки.
— Не удивлюсь, если горожане сами распахнули перед ним ворота.
— Ты прав. Лишь немногие ушли, чтобы с вершин гор видеть, как пылает их город. А потом смотреть, как воды поглощают его.
— Венцин утонул?
— Да. Подземные толчки разломили землю. Часть побережья и два матийских острова утонули… Почему так бывает? Там, где кипит человеческая злость, там просыпаются вулканы и рождаются землетрясения. Злоба ли будит разрушительные природные силы? Или сами эти силы рождают человеческую злобу?
— Ты разделяешь эти два понятия — злоба людская и буйство стихий. Между тем это лишь немногие из ликов хаоса.
— Пришествие хаоса, — кивнул принц. — О нем говорили древние мудрецы.
— Хаос в душах. В обществе и государстве. В природе. Бешеный Вацвлас и наш Император — все это хаос. И разбуженные вулканы — тоже хаос. То, что составляет разумную, животворную энергию, больше не в силах сдерживать разлетающиеся под крепнущими ветрами пылинки бытия.
— Круг завершается. Зло торжествует.
— Зло — часть хаоса. Но далеко не весь хаос. У нас нет шанса остановить его. Но есть задача — Саамарит!..
— И я готов отдать ей жизнь.
— Ладно, Что нового в нашем доме? Что у тебя?
— Император негодует. Он считает, что я попал под слишком сильное твое влияние.
— Ему это не нравится давно. И у него есть для этого причины. Еще какие.
— По-моему, его подзуживает Картанаг.
— Картанаг ненавидит тебя, принц. Он ненавидит меня. Он ненавидит и Императора. Он обожает лишь свое неуемное тщеславие. Он жаждет власти. И скорее всего получит ее.
— Ты так спокойно говоришь об этом!
— А что беспокоиться? Запомни, мой мальчик, простую истину. Носители зла побеждают очень часто. Они заливают все кровью, вырывают из более слабых рук власть, не щадя ни себя, ни других, никого. Правя, они сеют смерть, разор, глупость. Им кажется, что они воцаряются навсегда. Гениальные злодеи и бездарные ничтожества, прирожденные кровопийцы и стеснительные убийцы, цельные увлеченные натуры и слабоумные честолюбцы, они не могут понять одного — зло конечно. Оно ограничено во времени. Бесконечны же добро, свет и мудрость, в них истинная суть Великой Пустоты. И когда-нибудь они воцарятся окончательно, осветив своим светом дорогу мечущимся сквозь хаос и мерзлое безмолвие душам…
— Но Картанаг на престоле, — горестно воскликнул принц.
— Пусть. В конце времен это не подарок, а наказание. И он заслужил его.
Принц помолчал, обдумывая услышанное. Потом произнес:
— Еще одно, — и замялся.
— Говори.
— Мне не хотелось бы. Но… В общем, меня настораживает все больше и больше Раомон Скиталец.
— Почему?
— Мне кажется, он не тот, за кого себя выдает. Я не могу забыть, как он глядел на «Жало Хрустального змея» там, в пирамиде. Вместо того чтобы помогать нам, он стоял и смотрел на него, не в силах оторвать взгляд. Так может вести себя лишь человек, понимающий суть камней.
— И еще не забудь обстоятельства, при которых он очутился в моем доме, — улыбнулся Видящий маг.
— Это как раз не смущает меня. Он дрался, как лев, защищая наши жизни.
— И получил ровно такую рану, которая не опасна для жизни, но при которой нуждаешься в уходе.
— А… — разинул рот принц.
— Додумывай, мой мальчик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41