Иосиф дрожащими пальцами разгреб драгоценную кучу.
«Ну и ну, — подумал он. — Дурак атаман. Счета деньгам не знает. Эх, если бы всеми его награбленными богатствами да с умом распорядиться… Можно было бы так прокрутиться, что и грабить никакой надобности не стало бы». Но ума торгового, да и желания у Романа нет, а свой ум Иосиф ему не вложит. Нет, но пятьсот рублев зараз — такого счастья он себе даже помыслить не мог, хотя и перепадало ему от шайки неплохо за пособничанье в их делах и продажу краденого.
— Коль все по-моему пойдет, так и ватага нам не нужна будет, — с какой-то угрюмой решимостью и торжественностью произнес Роман. — Они свое сделали, теперь только мешать будут. А если просто оставить их на произвол судьбы злой, так еще остервенеют, меня начнут во всем винить, а глядишь, и станут везде атамана своего искать, — он замолчал, а потом, вздохнув с наигранной горечью, сказал; — Избавиться от них надо. Разом. Ты мне в том поможешь.
— Не, я до убивств не мастак, — обеспокоенно затряс руками кабатчик.
— Дура, слушай.
Иосиф внимательно выслушал атамана и скривился, как от ложки дегтя.
— Гладко ты все. Роман, говоришь, а вот как на деле будет? Почему ты думаешь, что они все сделают как тебе надобно? Ох, ежели что, то за всех страдать моей головушке.
— На деле еще глаже выйдет.
— Твоими бы устами… — кабатчик прищелкнул озабоченно языком и стал Поглаживать пальцами кошель.
— Ну, ежели не желаешь, — атаман потянулся за кошельком, но кабатчик схватил и прижал его к груди, как влюбленный прижимает к сердцу свою голубушку.
— Да ладно, это я так… Сделаю все, как скажешь. Если только вот…
— Что еще?
— Если еще пятьдесят рублев к обещанным прибавишь.
— Еще пятьдесят? — хмыкнул атаман. — Ну и фрукт ты. Хромой. Ну и жаднющий… Двадцать пять тебе за глаза хватит…
АТЛАНТИДА. ЖАЛО ХРУСТАЛЬНОГО ЗМЕЯ
Проклятый Хрустальный змей перехитрил нас! — воскликнул Аргон. — Он закрыл выход. Но я не покорен. Пускай он берет мое тело, но ему не полакомиться моей душой, — в этих словах звучал отчаянный вызов и Хрустальному змею, и преисподней, и всем силам зла. Проводник сплюнул три раза, выражая свое презрение, и опустился на колени, потупив взор. Он решил так и принять свою смерть.
— Не разберем завал, — сказал принц с какой-то обреченной усталостью.
— А на что нам огненный порошок? — произнес спокойно Видящий маг. — У меня осталось еще немного. Должно хватить.
— Нас убьет, осколками. И на лестнице не спрячемся — туннель завалит от быстрого огня! — сказал принц.
— Попробуем.
Грохот был оглушительный. Видящий маг использовал весь оставшийся порошок. Принц лежал, обхватив голову руками, съежившись за плитой. Он ждал удара. Но его не последовало. Только что-то тяжелое навалилось на ноги. И зазвенело в ушах.
Черный порошок развалил скалу, прикрывавшую выход. Но он же и придавил куском плиты ноги принца, похоронил в каменном мешке Аргона и зажал камнями руку Видящего мага. Мешочек с добычей — «Жалом хрустального змея» — отлетел, и камень вывалился из него.
Единственный, кто остался свободен, был Раомон. Он нагнулся и поднял «Жало». Выпрямился, покатал камень на ладони и зачарованно уставился на него. Принц готов был поклясться, что ему прекрасно известны и предназначение камня, и скрытые в нем смысл и сила. Его лицо сияло счастьем и торжеством. — Раомон, помоги! — крикнул принц.
Но тот не обращал внимания на своих спутников. Он стоял, не двигаясь, будто боясь шелохнуться и спугнуть удачу.
— Раомон! — вновь крикнул принц.
Пирамиду тряхнуло снова — сильнее, чем раньше. Раомон сделал шаг к выходу. Потом будто очнулся, огляделся и бросился к стонущему Хакмасу. Схватив инструмент, он начал освобождать застрявшую меж камней руку мага. Ему это удалось. Видящий маг выбрался, и они вдвоем принялись за принца. Тут поработать пришлось побольше. Грохот снаружи усиливался, там творилось нечто страшное.
— Все, — принц выбрался из завала. Сегодня у него был не самый лучший день в жизни — его побили варвары каменными топорами, завалило камнями в пирамиде. Но Боги будто хранили его — ни одного перелома, ни одного серьезного повреждения.
Пирамиду опять тряхнуло, послышался треск, и сверху рухнул каменный блок, едва не задев Видящего мага.
— Пора уходить! — крикнул Раомон.
— Нельзя оставлять Аргона, — возразил Видящий маг и бросился к завалу, за которым был проводник.
— Его жизнь не сравнима с твоей. Видящий маг! — крикнул Раомон. — Мы найдем обратный путь и без него.
— Работай или уходи! — воскликнул принц. Понадобилось несколько минут, чтобы разгрести камни и извлечь Аргона. Тот был цел.
Первым протиснулся наружу Раомон. За ним — Видящий маг. Потом пришла очередь принца. В лицо дохнуло огнем. Он огляделся и оцепенел. По склону текла неторопливо, будто уверенная, что добыча не уйдет, лава. Над вулканов стоял столб черного дыма и сыпались искры.
Рядом что-то ухнуло. Принц огляделся. В трех метрах от него упала здоровая глыба.
— Плевок холма, — сказал Аргон.
— Вперед! — крикнул маг.
Они побежали по склону. Сажа пачкала лицо. Пахло каким-то газом. Дышать было трудно. А сзади их гнал катящийся поток лавы.
Принц думал об одном — лишь бы не свалиться. Он споткнулся пару раз, но удержался на ногах. Поднял распластавшегося Аргона, помог удержаться Раомону.
Наконец, решив, что ушел далеко, он рухнул на землю и едва не потерял сознание. Чьи-то руки подняли его, поволокли прочь. Это пришли на помощь ожидавшие их солдаты.
Когда взор прояснился, он увидел, как лава наползла на пирамиду и теперь вливалась в проход. Принц передернул плечами, представив, что если бы остался там, то сейчас сидел бы на горячей сковородке.
— Гремящий холм не сильно сердится, — заявил проводник. — Бывало многомного страшнее. Лава застынет. Холм успокоится.
Лава действительно двигалась медленнее, но двигалась. Если так дальше пойдет, она докатится и досюда. Между тем касмассцы никуда уходить не собирались. Извержение вулкана вызывало у них бурю восторга. И они мечтали поглядеть, как лава будет пожирать пришельцев. Если же пришельцы не хотят быть пожранными лавой, то им остается путь вперед. А впереди их ждут они, касмассцы. Притом их стало намного больше, чем раньше.
— К алепей шку-у присоединились агмары-кы, — разъяснил ситуацию Аргон. — Это не видано, чтобы два рода объединились, так они ненавидят друг друга.
— Но объединились, — сказал принц.
— Да. Произошло невероятное. И объединила их ненависть к осквернителям логова Хрустального змея.
— Они не пропустят нас, — вздохнул принц. — Мы умрем.
— Пропустят, — сказал Видящий маг и потребовал у проводника: — Передай, что пришелец вырвал жало у Хрустального змея.
Аргон начал каркать что-то на своем языке. И в тот же миг неистовый хор, который не утихал все время, смолк.
Видящий маг вышел вперед и шагнул за заколдованную линию. Касмассцы не налетели на него и не начали рвать зубами. Они расступились, увидев камень, который Видящий маг держал на ладони. Расступались они и перед спутниками, мага.
— Они не тронут! — воскликнул Аргон. — Вырвали жало! Я вырвал! Тьфу! — плюнул он на горячую землю, на которой жили испокон веков ненавидимые им предки.
РУСЬ. ПОЕДИНОК
Гришка понимал, что теперь его вряд ли что спасет. Убивец неторопливо, предвкушая знатное развлечение, вытащил топор и шагнул к нему. Гришка отшатнулся, отступил на шаг назад, лихорадочно думая, как бы сейчас улизнуть, но тут Косорукий Герасим обеими ладонями со всей силы толкнул его в спину. Мальчишка пролетел несколько шагов и упал на землю. Убивец подошел, лицо его перекосила нервная улыбка, он занес топор. Гришка ясно увидел каждую зазубрину, каждое ржавое пятнышко на черном металле топора и зажмурил глаза, приготовившись, что сейчас все провалится в тартарары и земной свет померкнет для него навсегда.
Но прошла секунда, вторая, а страшный удар все не обрушивался. Гришка приоткрыл глаза и увидел, что Мефодий Пузо перехватил руку Убивца и вырвал топор.
— Нет, Евлампий, — сказал он. — Так не принято.
— Уйди, — прошипел Убивец и обжег Пузо таким жутким мертвенным взором, что тот невольно отпрянул.
— Пузо дело говорит, — выступил вперед татарин. — Что это ты топором размахался? Если каждый без суда начнет брата Топором кромсать — никакого закона тогда в ватаге не станет. Вмиг друг друга поубиваем.
— Верно, — донеслось из собравшейся толпы.
— Хоть скажи, за что его?
— Неча топором без толку размахивать. Убивец огляделся и громко прошипел:
— Дурачье!
Он резко вырвал у Пузо свой топор, но все-таки спрятал его за пояс.
— Я же того выловил, — сказал он, — кто все наши планы воеводе выдавал. Сколько он нашего народа угробил. Вот он. Иуда, — он ткнул пальцем в направлении бледного, сидящего на земле Гришки.
— Неправда! — в отчаянии закричал Гришка и поднялся с земли. — Никого я никогда не продавал! С чего ты взял?
Гришка прекрасно понимал: единственное, что может его выручить сейчас, — это хорошо подвешенный язык. Нужно затеять спор. В этом деле Убивец не особый мастак.
— А правда, с чего ты взял, что он нас продавал? — донеслось из толпы.
— Кто ж тебе это сказал? — поддакнул татарин.
— Так все же ясно, дурило! — прохрипел Евлампий.
— Кому ясно? — не унимался татарин, по привычке улыбаясь во весь беззубый рот. — Неплохо б доказать слова эти. Что у петуха хвост — и в то поверить трудно, пока своими глазами петуха не увидишь. Так люди разумные делают.
— Да чего тут доказывать? — нетерпеливо, с какой-то жадностью заорал Косорукий Герасим. — Пришибить его — и все дела. Никогда этот Гришка мне не нравился. Тоже мне — грамотный. А от грамоты все беды!.. Всех бы грамотных зараз пришибить — насколько б легче жилось.
— Нет, братья родные, суд должен быть, — махнул рукой татарин. — Чтобы все по правилам было. Говори перед всем народом честным, что против Гришки имеешь.
— Рассказать? Ну что ж… Кто знает доподлинно, откуда он, такой умный, на нашу голову свалился? Никто его раньше не видел. Может, сам воевода эту свинью нам на зимнюю дорогу и подложил.
— Надо б там его было в снежку и оставить, — поддакнул Косорукий.
— И все он куда-то ходил, все незнамо где бывал — и как уйдет, так дело шальное проваливается. И где с нами пойдет — тоже все наперекосяк. С починком Старостиным кто все сглазил, кто загодя обо всем воеводе донес? Он и донес. А последнее дело кто сорвал? Он и сорвал! Притом так обнаглел, что уже и не таился. Так свистнул, что весь город переполошил. Как живыми выбрались — не знаю. Он говорит, что стрельцов увидел, вот и поднял тревогу. А кто стрельцов тех видел? Кто? Может, ты, Герасим?
— Не-а, — замотал с готовностью головой Косорукий. — Не было никаких стрельцов. Убить его, язву, побыстрее.
— Но не то главное, — продолжил Евлампий. — Грешным делом и меня сомнения брали, пока вот эту щуку не увидел!
Он схватил за руку Варвару и рывком поставил перед собой. Она пыталась вырвать руку, щеки ее побледнели — больше от ярости, чем от испуга.
— Помните, братцы, эту щучкину дочку? Когда в старостином сельце в засаду угодили, так ты же сам, татарин, в нее впился. А как отпустил, так я ее, эту заразу вредную, прихватил с собой. Но до логова не довел. Почему? Меня по голове кто-то дубиной сзади огрел, хотел жизни лишить, да просчитался, поскольку голова у меня крепкая. Я все думал, кто ж меня так приголубил? А как увидел тварь эту, как она с Гришкой милуется, то сразу понял — он!
Дрожащий от возбуждения толстый Палец уперся в Гришкину грудь. Над толпой пронесся вздох удивления, и Евлампий, довольный произведенным эффектом и воодушевленный, продолжил:
— Чуть брата не убил! Через ведьмину дочь он воеводе все тайны наши передавал, хотел всех нас к погибели привести! — Убивец вновь взялся за топор.
— Не гони лошадей! — крикнул татарин. — Дай теперь Гришке слово сказать.
— Пущай говорит! — заорала толпа.
— Убить всегда успеем.
— Говори, Гришка.
Гришка попытался унять дрожь. Сейчас главное не скатиться в панику, говорить здраво, понятно, попытаться одержать победу. Он должен ее одержать, ибо не только его судьба, а и Варина жизнь зависит от этого. Ведь растерзают вместе.
— Неправильно Евлампий говорит, — начал Гришка, собравшись с духом. — Ведь вы послушайте, что он сочинил. Воевода меня, своего верного холопа, положил на дорогу, чтобы я хитростью в ватагу затесался! Но вы же помните, что я сам чуть не замерз — еле отходили. Да и откуда воеводе было знать, что разбойники по этой дороге едут, и успеть меня им подсунуть? И как он мог надеяться, что они подберут замерзающего?
— Умно молвит, — кивнул татарин.
— А что я о наших планах докладывал, так подумайте, зачем мне в починок Старостин было соваться, ежели я знал, что там стрельцы с винтовыми пищалями ждут. Наоборот, я должен был бы за версту от этого места держаться. Не так?
— Умно.
— Что свист в городе поднял, так ведь там отряд городовых стрельцов был. Если Косорукий их не видел, так это не значит, что их там не было. Так ведь. Хан?
— Правильно говорит, могли там стрельцы быть, — подтвердил татарин.
— Что девку спас — истинная правда. Он ее снасильничать и удушить хотел. А мне жалко стало, что молодая и красивая девка так погибнет. Ну а после полюбили мы друг друга, встречались. К ней я и ходил все время. А что секреты она наши воеводе выдавала… Ее староста пытать хотел, чтобы она меня продала и в ловушку заманила, да ничего не добился. Вот как было на самом деле.
Мнения у ватаги разделились.
— Похоже, Гришка прав. Разумны его слова.
— А я говорю — Убивец прав.
— И тот красиво говорит, и ентот. Поди разберись.
Убивец выпучил глаза, взгляд его, как обычно в припадке бешенства, заметался где-то поверх голов, не задерживаясь ни на ком.
— А я говорю — он нас воеводе продавал! — заорал Евлампий, сжав до боли пальцы на рукоятке топора.
— А я говорю — Гришка правду молвит, — громко прозвучал голос Беспалого. Никто не заметил его появления. Лицо его было в ссадинах, он сильно хромал на правую ногу после недавней схватки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41