Как же она будет смеяться, когда он рухнет на пол с пулей в сердце…
Стараясь двигаться бесшумно, она прошла через холл и, войдя в кабинет деда, на мгновение замерла у двери, с нетерпением ожидая, когда ее глаза привыкнут к темноте. После этого пересекла комнату и остановилась у застекленного шкафчика, в котором сэр Гилберт хранил оружие. Не успела она, однако, отпереть шкафчик — ей было известно с детства, где дед прятал ключ, — как позади нее внезапно раздался какой-то скрип и комната осветилась.
— Добрый вечер, ангел, — произнес у нее за спиной мужской голос с сильным ирландским акцентом. — Ты просто неотразима в этих бриджах, тебе это известно? Похоже, ты куда-то собралась?
— Донован, — выдохнула она, застыв на месте.
— Никто иной, — ответил он весело, и по раздавшемуся вслед за этим скрипу она догадалась, что он поднимается с кресла, с которым дедушка никак не желал расстаться, несмотря на его древность и совершенно растрескавшуюся с годами кожаную обивку. — Признаюсь тебе, я дорого бы дал за то, чтобы хоть немного соснуть. Любя меня, ты, я надеялся, подумаешь обо мне и постараешься вести себя прилично. Однако, любя тебя и с каждым днем узнавая тебя все лучше, я в конечном итоге решил, что ты придерживаешься в этом вопросе совершенно иной точки зрения.
Она резко повернулась и устремила на него яростный взгляд.
— Никто не велел тебе присматривать за мной, Томас Джозеф Донован. Никто не просил тебя этого делать. Мне, во всяком случае, это совершенно не нужно. Так что иди спать… или отправляйся хоть к черту, мне все равно. Только оставь меня в покое.
— Вот этого я не могу сделать, дорогая, — ответил Томас и зажег еще несколько свечей, мгновенно высветивших мешки у него под глазами. — Особенно теперь, когда Мейзи дала мне прочесть тетрадь твоего отца, а потом поведала еще кое-что, о чем мне следовало бы давным-давно знать. Твой отец был хорошим человеком, Маргарита, добрым и мягким, любящим природу, историю… и тебя, моя дорогая. Он очень любил тебя. Неужели ты думаешь, он хотел бы, чтобы ты это сделала? Хотел бы, чтобы его дочь стала убийцей, — даже ради того, чтобы отомстить за него?
Маргарита молча повернулась вновь к шкафчику и достала оттуда два пистолета и ящичек, в котором находилось все, чтобы их зарядить! Черт его побери! Он пытается заставить ее отказаться от мысли убить Лейлхема, взывая к ее разуму. Разуму! Когда она думает лишь о том, чтобы стереть Лейлхема с лица земли. На глаза у нее неожиданно навернулись слезы, и обернувшись, она медленно покачала головой. Руки ее слегка тряслись, когда, выложив все на стол, она начала заряжать первый из пистолетов.
— Нет, Донован. Он бы не хотел, чтобы я это делала.
— Умница, мой ангел! Похоже, ты все-таки решила внять голосу разума. Во всяком случае, я окончательно в этом уверюсь, когда ты положишь на стол пистолет. Что-то ты слишком уж уютно себя с ним чувствуешь для моего спокойствия.
Маргарита подняла голову и, прищурившись, пристально на него посмотрела, после чего положила на стол заряженный пистолет и тут же взяла в руки второй.
— Ты это заметил? — бросила она, вновь начиная злиться. Никто и ничто, ни память о папе, ни даже Томас Джозеф Донован с его медовыми речами и усталыми глазами не сможет заставить ее отказаться от, принятого ею решения. — Хотелось бы тебе знать, почему? Потому что меня начали учить стрелять, как только я стала достаточно сильной, чтобы удержать в руке пистолет. Я чертовски хорошо стреляю!
Томас шагнул вперед, остановившись по другую сторону стола, не более чем в трех футах от нее.
— Поверю тебе в этом на слово, дорогая. — Он ухмыльнулся, мгновенно вызвав у нее желание вцепиться ему в волосы.
— К твоему сведению, — процедила она сквозь стиснутые зубы, засовывая пистолеты за пояс, — я веду себя разумно. Вильям убил папу, Донован. И ты сказал мне, что он еще убил и Ральфа. Боявшегося смерти, суеверного, непобедимого Ральфа. Да, я хотела навлечь на него позор, может быть даже засадить его в тюрьму. Я это признаю. Я хотела наказать всех их с самого начала, еще не зная всей этой ужасной правды. Но Ральф умер, умер из-за того, что я начала. Вильяму удалось избегнуть наказания за смерть папы. Нельзя допустить, чтобы он и на этот раз вышел сухим из воды. Вильям уже сделал из меня жертву, а теперь я стала и его сообщницей в убийстве Ральфа. Я должна что-то предпринять, Томас. Должна!
Томас провел рукой по волосам, взъерошив их еще больше.
— Нет, Маргарита. Я должен это сделать. И я это сделаю. Но твоя речь, надо признать, была блестящей, просто блестящей… хотя и нёсколько затянувшейся. Высший класс! Однако при всех твоих блестящих умозаключениях и возвышенных чувствах тебе, случайно, не приходило в голову, что ты подвергаешься опасности прямо сейчас?
— Я? — Она так резко вздернула голову, что шляпа ее едва не свалилась. — Не будь смешным, Донован. Я для Вильяма лишь зеленая девица, только что начавшая выезжать в свет. Может быть, друг, не более того. Он не может знать, что я стою за всем этим, и…
— Он знает, Маргарита, — оборвал ее Томас на полуслове, и она вдруг вспомнила странное поведение Вильяма на музыкальном вечере, когда он почти что предложил ей стать его женой. Похоже, Вильям видел в ней не только «друга». Итак, сначала мать, а теперь и дочь? Возможно ли это? Однако Доновану было об этом неизвестно, и она не станет давать ему в руки дополнительное оружие, которое он непременно обратит против нее, желая удержать ее в Чертси. К тому же, какая могла быть связь между очевидной склонностью Вильяма к женщинам Бальфур и убийством ее отца или Ральфа?
— И что же ему известно, Донован? — спросила она, стараясь держаться так, чтобы между ними всегда был стол. На мгновение у нее мелькнула мысль, пригрозив ему пистолетом, заставить его пропустить ее к двери, но она тут же ее отбросила. Он только посмеется над ней… и вот тогда ей действительно захочется его пристрелить.
— Он знает о нас, Маргарита, — ответил Томас, садясь на край стола. — Ему сказал об этом Ральф.
— Что? Как? Когда? — Маргарита потерла лоб, пытаясь понять, потом пожала плечами, не желая показывать Доновану, как это ее расстроило. — Ну, это не столь уж и важно. Мне все равно. Какое, в сущности, имеет значение, если Ральф знал о нас, если он видел нас вместе в ту ночь возле конюшен за домом? И какое имеет значение, если сейчас о нас знает и Вильям? Я весьма сомневаюсь, что это разбило ему сердце.
— Не сердце, Маргарита. — Томас пристально посмотрел на нее. — Однако, как мне кажется, это ранило его гордость. Помнишь, я говорил тебе о своем разговоре с Мейзи? Так вот, она рассказала мне о том, как умерла твоя мама. И я думаю, это был Лейлхем, кто разговаривал с ней в лабиринте. А теперь, судя по некоторым замечаниям Мэпплтона и Перри, объектом его нежных чувств стала ты. Похоже, именно по приказу Лейлхема остальные члены «Клуба»и крутились постоянно возле тебя. Он хотел быть уверенным, что никто не ухаживает за тобой с серьезными намерениями.
— В довершение всего ты меня еще и оскорбляешь! Ты намекаешь, что в действительности ты совсем не был увлечен мною? — Не успели, однако, эти слова соскользнуть с ее губ, как Маргарита поняла, что ее попытка разыграть из себя этакую оскорбленную невинность просто смешна, и быстро отвела глаза. Ладно. Но он во всяком случае, был не единственным в этой комнате, кто умел логически мыслить. — Ну, если ты настаиваешь, Донован… Я… я думаю, это возможно. Но это совсем не означает, что Вильям считает, будто я имела отношение ко всем этим несчастьям, постигшим его приятелей и…
— Послушай, Маргарита, уже поздно, и я чертовски устал. Мне не хочется сейчас вдаваться в подробности, но Вильям, я уверен, полагает, будто это я, с твоей помощью, свалил их всех, а его самого поставил в положение, когда ему ничего другого не остается, как только согласиться со всем, что я от него потребую, так как в противном случае исповедь Хервуда будет передана мною в правительство. Так что в данный момент граф весьма разгневан и напуган… и, несомненно, ничего так не желает, как видеть нас обоих мертвыми.
— Извините, что опоздал, мистер Донован, и прибыл лишь к концу вашей беседы. Но то, что мне удалось услышать, было в основном верно. Да, я весьма разгневан, и вы двое очень скоро будете мертвы. Однако я нисколько не напуган. Страх является абсолютно непродуктивной эмоцией.
— Вильям! — Маргарита похолодела, увидев в дверях графа Лейлхема, в каждой руке у которого был направленный на них пистолет. Он был в темно-синем вечернем костюме и выглядел совершенно спокойным, очевидно вполне уверенный в своем превосходстве.
— Никто иной, ты, неблагодарная маленькая шлюха, — проговорил он, слегка повернув голову в ее сторону. — Я не хотел верить Ральфу, пока не увидел своими глазами, как Донован карабкается к тебе в спальню по водосточной трубе. Я был потрясен, потрясен до глубины души.
— Черт! — выругался Томас, кляня себя на чем свет стоит. — Как это я не заметил вашего герба на той карете.
— Вы меня весьма обяжете, Донован, закрыв свой глупый американский рот. Благодарю вас. Так, о чем я говорил… Ах, да. Это было для меня ужасным потрясением, но я с ним в конце концов справился. Я собирался положить к твоим ногам весь мир, Маргарита, разделить с тобой все, что у меня есть. Но ты оказалась дурой, такой же дурой, как и твоя мать. Похоже, вас, женщин Бальфур, привлекают лишь мужчины ниже вас по положению. А Виктория, как выяснилось, была к тому же еще и слабой женщиной. Такой ее сделал Жоффрей. Мне следовало бы это знать, но я надеялся, что она все же сможет внять голосу разума. Однако я ошибся. Виктория была уже неспособна измениться. Одно слово правды — и она тут же упала в обморок! Когда я возьму власть в свои руки, все слабые, все неполноценные будут тут же уничтожены, и тогда мне не придется больше о них беспокоиться. И сегодня я начну осуществление этого плана с вас, дети мои.
Маргарита была слишком возмущена, чтобы ее могла испугать эта угроза.
— Ты… ты сказал ей, что убил моего отца?! У нее было слабое сердце. Ты должен был знать, что подобное заявление убьет ее. Почему ты сделал это, Вильям? Ради Бога, почему?
— А почему бы и нет, Маргарита? Она мне стала не нужна после того, как отвергла мое предложение. Но довольно разговоров. Мне еще надо избавиться от тела, которое я оставил в саду в Лейлхем-холле. Кажется, это один из твоих цыганских дружков, дорогая. А теперь будь так любезна, вытащи из-за пояса пистолеты и положи их на стол. Умница. Наконец-то мы все понимаем друг друга.
— Вы уверены в этом, ваша светлость? — спросил небрежным тоном Томас. Все это время он оставался совершенно спокоен, словно не замечая направленного на него пистолета. — Большое вам спасибо за то, что вы убрали цыгана. Он был нам весьма полезен, помогая сокрушить Хервуда и остальных, но теперь я с ним покончил. Я отослал его в Лейлхем-холл, не сомневаясь в том, что вы избавите меня от него.
— Донован? Что ты говоришь? Ты послал Марко в Лейлхем-холл, чтобы его там убили? — Маргарита смотрела на него во все глаза, не зная, чему верить. Томас врал всегда с такой легкостью, что было почти невозможно понять, когда он говорит правду. — Как можешь ты такое говорить? Как можешь ты намекать, что желаешь и дальше иметь дело с Вильямом? Ты ведь любишь меня… ты клялся, что ты меня любишь?
— Вы видите, ваша светлость? — развел руками Томас, обращаясь к графу, словно приглашая того принять во внимание, что ему пришлось выстрадать, имея дело с подобной особой. — Вы и в самом деле думаете, будто ей было известно, что я возился с ней лишь ради победы над вами и вашей компанией ослов? Уверен, вы согласны со мной, милорд, что все они были полными ослами? Но вы и я… по крайней мере, я надеюсь, что мы с вами понимаем сейчас друг друга. У меня есть письмо моего президента, которое я готов передать вам, а у вас есть власть и силы начать все сначала, возводя здание на этот раз на более прочном фундаменте нашего взаимного недоверия. Вы получаете письмо президента, а я сохраняю у себя признание Ральфа. Таким образом у нас обоих будут какие-то гарантии. Ну, как, вы согласны с моим предложением, партнер?
Партнер? У Маргариты голова шла кругом. Она быстро взглянула на графа, желая увидеть, как он отреагирует на заявление Томаса. Господи, только бы это было враньем!
Несколько мгновений Лейлхем молчал, очевидно обдумывая слова Томаса, и Маргарита опустила глаза, прикидывая расстояние между собой и лежавшими на столе пистолетами.
— Забавно. Ральф с Перри всегда говорили, что вы честолюбивы, мистер Донован. Итак, вы надеетесь, что, несмотря ни на что, наше с вами дело все же выгорит? — произнес наконец граф, оценивающе глядя на американца. В общем-то, он был не против небольшого изменения в своем плане. — Но как же она? — махнул он рукой с зажатым в ней пистолетом в сторону Маргариты.
— Она? Она ни черта не стоит в постели, если вы намекаете на это, милорд. Должен сказать, ваша светлость, английские женщины холодны как лед. У меня губы едва не отмерзли, когда я ее целовал, не говоря уже об остальном. Думаю, мы с вами избавимся от этой холодной девицы.
Лейлхем посмотрел на Маргариту и улыбнулся. Улыбка его не предвещала ничего хорошего.
— Итак, моя дорогая, для тебя, похоже, все кончено. Не хочешь сказать что-нибудь на прощание американцу перед смертью? Что-нибудь нежное, ласковое… любовное?
Маргарита глубоко вздохнула. В голове у нее созрел план.
— Да, Вильям, хочу, — произнесла она совершенно спокойно и вдруг закричала, повернувшись к Доновану и одновременно схватив со стола пистолет: — Ты, грязный подонок!
И в ту же самую секунду Томас прыгнул на графа, закрыв Маргариту, так что она не могла выстрелить в Лейлхема из-за боязни попасть в Донована.
Один пистолет тут же полетел на пол, когда мужчины схватились, и Маргарита продолжала беспомощно топтаться на месте, умоляя небеса, чтобы Донован на миг выпустил Вильяма из своих железных объятий.
Внезапно прогремел выстрел, и она застыла на мгновение, закрыв от ужаса глаза, но тут же вновь их открыла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49