Это не мог быть Вильям, который всегда предпочитал действовать чужими руками. Хотя, вне всякого сомнения, коварства и ловкости, с какими все это было проделано, ему не занимать.
Хервуд опустил штору и отвернулся от окна. Нет, Вильям явно не имел к этому никакого отношения. Он, конечно, приказал убить Перри, но только после того, как исчезнет надобность в его услугах в военном министерстве.
Как им теперь удастся убедить этого медлительного с виду, но весьма проницательного американца, что, несмотря на произошедшее, все, как и прежде, будет идти по плану? Похоже, им придется ускорить дело и отправить товар незамедлительно, пока на место Тоттона никого не назначили, а Гроуза не заменили другим клерком. Да, дело могло стать весьма щекотливым.
Как только Перри умудрился попасть в подобную переделку? Как он мог быть так глуп?! Вильям наверняка посинеет от злости, когда услышит о том, что произошло, и скорее всего обвинит во всем его, Хервуда.
Все рушилось. Все крушилось, и почва уходила у них из-под ног точно так же, как и много лет назад, когда Вильям пытался заключить сделку с французами. Почему он не хотел ограничиться обычными аферами, как та, в которую они втянули Жоффрея Бальфура? Каждый из них пятерых разбогател на подобных сделках, получая неплохие деньги, пока все не лопалось и очередному одураченному простофиле и тем, кто ему доверился, не оставалось ничего другого, как только оплакивать свои потери.
Да, конечно, Бальфур едва их не погубил. Но они вывернулись даже после той французской катастрофы. Они удвоили свое богатство с помощью менее щепетильных кретинов, чем Бальфур, а потом вообще покончили с подобными играми, и все эти последние шесть лет каждый из них шел своим путем.
Пока в голове Вильяма не зародился новый план. Пока у него не возникла вдруг эта идиотская уверенность, что он способен расшатать правительство и скинуть с трона Георга. Прибегнув к шантажу, он заставил их всех согласиться с его планом. Держа у них над головой, как хлыст, имя Жоффрея Бальфура и соблазняя картинами власти и богатства, он сумел убедить их, что на этот раз у них все получится.
Нет, Вильяма необходимо убрать, пока их всех не повесили по обвинению в государственной измене. От Стинки теперь не было никакого проку, но это даже к лучшему. Он был явно не в себе, решив, что этот неисправимый картежник сможет, если его припереть к стенке, убрать для него Вильяма.
Итак, на Стинки рассчитывать не приходилось. Ну и ладно, деньги целее будут. Если уж кредиторы ходили за Стинки даже по улице, в чем у него был случай убедиться сегодня в Тауэре, то его не спасут какие-то жалкие несколько тысяч фунтов. Принни тоже от него отвернулся. Так что, похоже, Стинки, как и Перри, придется уехать в деревню, и скатертью дорога.
Кто же остается? Кто может ему помочь? Артур? Вряд ли. Этот шут сказал ему сегодня утром, что окончательно решил жениться на Джорджиане Роллингз и даже уже послал объявление об их помолвке во все газеты. Газеты! Похоже, у его друзей была явная склонность оповещать весь свет о своей глупости!
Сэр Ральф нахмурился, вновь обратившись мыслями к Перегрину Тоттону. Кто же все-таки устроил сегодня утром в Тауэре этот фарс? Кто так ловко сыграл на тщеславии сэра Перегрина и увлек на путь, который и привел его к гибели? Кто вне их маленькой группы мог выиграть от этого? Кто столь сильно ненавидел сэра Перегрина, чтобы пойти на такое?
И потом, был еще и лорд Чорли. У Стинки вообще не было врагов; он был любимцем всего высшего света. Однако кто-то же обрушил на него всю эту гору долгов, которая висела над его головой столько лет? И Стинки даже не знал, у кого находятся его долговые расписки, кто шепнул на ухо и другим кредиторам, что его карманы пусты и у него нет никаких перспектив. У Стинки не было врагов? Один, вероятно, все же был. Но кто?
Сэр Ральф выдвинул стул и уселся за столом, продолжая ломать голову в поисках ответа на свои вопросы. В этой увешанной бриллиантами подружке Артура было что-то странное, неестественное, от чего за версту несло мошенничеством, но, может, ему это только чудилось, и он видел беду там, где ее не существовало, и исключительно лишь из-за постигшего Перри и Стинки несчастья?
И все же Артур ничего не знал — меньше, чем ничего, — о Джорджиане Роллингз. Что если впоследствии выяснится, что она действительно, как предположил Перри, была дочерью лавочника или еще что-нибудь похуже? Хуже? Что могло быть хуже мезальянса? Сэр Ральф не мог себе этого даже представить. Но если их брак все же окажется мезальянсом, Артур станет всеобщим посмешищем и ему придется на какое-то время, пока не утихнет скандал, удалиться в деревню.
Удалиться в деревню… Знакомые слова. Можно было бы поверить, что Вильям пытается убрать их всех с дороги, чтобы не делиться с ними плодами будущей победы, если бы достижение этой самой победы не стало бы сейчас, без Перри и Стинки, более проблематичным. К тому же, Вильям никогда не церемонился, желая от кого-нибудь избавиться. Он не удалял тех, в ком более не нуждался, — он уничтожал их, навечно. Нет, Вильям явно не стоял за всей этой чередой несчастий.
Перри унижен, втоптан в грязь. Стинки бегает от своих кредиторов. Артур вот-вот женится на совершенно неподходящей особе, которая, вдобавок, почти вдвое моложе его. Итак, трое из них были по существу выведены из игры. Он, сэр Ральф, вполне может стать четвертым… И тогда останется один Вильям.
Сэр Ральф знал, что если бы он сам решил покончить со всеми ними по одному, он тоже, несомненно, оставил бы Ренфру напоследок. Наклонившись вперед, он запустил обе руки в свою шевелюру. Все это просто смешно. Никто даже понятия не имел, что они составляют группу, некое подобие клуба, объединенные прошлым, слишком пристальное внимание к которому было бы явно нежелательным. Люди, которых они ловко обчищали как липку, все поголовно верили, что сами виноваты в своих несчастьях, и полагали, что сэр Ральф и его приятели также потеряли деньги.
Один только Жоффрей Бальфур заподозрил здесь другое. Только Жоффрей Бальфур, по настоянию Вильяма, был полностью посвящен в их план связаться с французами. Только у Жоффрея Бальфура могло возникнуть желание им всем отомстить.
Но Жоффрей Бальфур был мертв. Сэр Ральф сам видел, как он умирал, и никогда не забудет, как из него по капле уходила жизнь.
Хервуд сжал кулаки. Он был близок к разгадке, он чувствовал это. Было что-то, что он знал, видел, но никак не мог вспомнить. Кто охотился за ними? Кто?
— Вы приготовили деньги?
Сэр Ральф вскинул голову и увидел в дверях Максвелла, который пристально смотрел на него из-под сросшихся в одну черную линию густых черных бровей. Он кивнул, и во рту у него внезапно пересохло, когда он вспомнил, что сегодня Максвелл собирался повести его по дороге к вечной жизни. Но как Максвелл его отыскал? Не подослал ли его кто-нибудь к нему с намерением ему навредить? Не совершил ли он глупость, поверив Максвеллу? Существовал ли действительно способ избегнуть смерти? Не умереть, как умер Жоффрей Бальфур, дергая ногами и ловя ртом воздух?
Никто не знал о паническом страхе смерти сэра Ральфа. Никто не догадывался, что он был необычайно суеверен и верил не только в предзнаменования, но даже гадалкам. Об этом не подозревал даже Вильям. Только один Жоффрей Бальфур. Сэр Ральф почувствовал, как кожа у него покрывается пупырышками. Он рассказал об этом Жоффрею как-то вечером в Италии, когда они оба уже здорово напились. Жоффрей внушал доверие, и он доверился ему. Но Жоффрей Бальфур был мертв!
— Мой друг, послушайте меня. Вернитесь оттуда, куда завлекли вас ваши мысли, мой друг, и слушайте мой голос. Я задал вам вопрос. Если вы его не поняли, я скажу по-другому. Вы снова решили заняться всей этой элементарной чепухой, вроде гадания по картам таро и чтения по руке, или вы все же хотите проникнуть в тайну «Щита непобедимости»? Ответьте мне, мой друг, поскольку я, как всегда, к вашим услугам.
Мой друг. Мой друг. Какой же он все-таки дурак! Максвелл был его ангелом, посланным ему самими небесами — его другом. Он может ему доверять. Он сделает все, чтобы только его порадовать. Он верит в него безоговорочно.
— Да, я все приготовил, — проговорил медленно сэр Ральф. Язык еле ворочался у него во рту, но тревожные мысли оставили его и на душе было необычайно покойно. Он встал и направился к конторке, чтобы взять оттуда приготовленные им две пачки банкнот, ничего так не желая в эту минуту, как доставить удовольствие Максвеллу, своему другу. Конечно же, Максвелл не был ни в чем замешан, и он вел себя, как глупая, выжившая из ума старуха, которой повсюду, даже под собственной кроватью, чудятся разбойники. Максвелл был его другом, человеком, который поможет ему обмануть смерть. — Вот деньги на благотворительность… и остальные. — Он положил оба конверта на стол и сел напротив Максвелла. — Но этим, как я полагаю, дело не ограничивается? Что я должен делать теперь?
Максвелл взял конверты, сунул один из них в карман и подтолкнул второй к сэру Ральфу.
— Это, мой друг, оставьте себе. Я не могу помогать вам и после брать с вас деньги. Сэр Ральф растерялся.
— Но вы же сами просили их.
Максвелл улыбнулся, и сэр Ральф почувствовал, что успокаивается, что неизменно происходило с ним в присутствии Максвелла.
— Только для того, чтобы я мог их вам возвратить, мой друг, доказав тем самым мою честность. Деньги же, которые я взял, пойдут на благотворительность, как я вам и обещал. Вы продемонстрировали полное доверие. Я тоже продемонстрировал полное доверие. Так что теперь, мой друг, мы можем с вами начать.
Сэр Ральф подавил в себе остатки сомнения и полностью отдался во власть мелодичного голоса Максвелла и его черных выразительных глаз. Никакой болыпе боязни умереть. Никаких больше кошмаров о смерти. Одна только жизнь, прекрасная, чудесная жизнь отныне ожидала его.
— Я готов, — сказал он, выпрямляясь на стуле, как ребенок при появлении в классе учителя.
— Вы должны взять перо и бумагу — не сейчас, а только после моего ухода, — и подробно написать о каждом секрете, который вы тщательно от всех скрываете, о каждой обиде, которую вы причинили в своей жизни другим, о каждом случае, когда вы заставили страдать своего ближнего. Короче говоря, это должна быть ваша последняя полная исповедь, подробный отчет о ваших грехах и грехах тех, кто совершил их вместе с вами. Все, мой друг, ничего не скрывая, или…
— Или?
Максвелл вновь улыбнулся.
— Вы хотите найти высшую силу, мой друг. Вы желаете вверить себя в руки того, кто может избавить вас от страха смерти, сделав вам самый удивительный и желанный подарок — «Щит непобедимости», который даст вам вечную молодость и оградит вас от врагов.
— Оградит меня от врагов? Да-да, «Щит непобедимости». Никто не сможет после этого навредить мне! Огромное спасибо, Максвелл!
— Но это еще не все, мой друг. Я знаю, вы ищете покоя, желаете спокойно спать по ночам, не страдая от ужасных кошмаров.
— Ах, Максвелл, вы так умны. Необычайно умны. Но, пожалуйста, поторопитесь. Скажите мне, что еще я должен сделать.
— Путь нетруден для тех, кто искренен в своем желании этого добиться. Вы должны зачеркнуть свою прошлую жизнь. Только после этого вы сможете возродиться к новой жизни. Разве ваша матушка не говорила вам в детстве о том, что добиться вечной жизни можно только уподобившись невинному новорожденному младенцу, души которого еще не коснулась грязь этого мира, и у которого поэтому еще нет грехов?
Сэр Ральф согласно кивнул. Его дорогая, давно умершая матушка учила его именно этому. Максвелл очень хорошо его знал. Максвелл. Его друг.
— Сегодня, мой друг, вы вверяете себя высшей силе, и эта сила даст вам ответ, который вы ищете. Вы доказали свое милосердие, свое желание. Теперь вам остается лишь избавиться от чувства вины. Вы должны написать имена всех тех, кто сбил вас с пути истинного, вовлек в неблаговидные дела, а затем держаться от них как можно далыпе. Итак, вы должны письменно как бы исповедаться. Вам необходимо сделать этот шаг. Отдайте мне ваши грехи и позвольте мне их уничтожить. Отдайте мне ваши проблемы и позвольте мне их решить.
Сэр Ральф несколько раз моргнул, пытаясь таким образом избавиться от тумана в голове. При всем его доверии к Максвеллу, в мозгу у него вновь зашевелились подозрения.
— Что… что произойдет с моим… с моим признанием после того, как я его напишу? Я… я не отдам его вам. Я не позволю себя шантажировать, Максвелл. Я еще не в таком отчаянии, чтобы пойти… пойти на что-либо подобное.
Максвелл отодвинул свой стул и поднялся. С минуту он пристально смотрел на сэра Ральфа, затем достал из кармана конверт с деньгами и бросил его на стол.
— Прощайте, мой друг.
— Нет! Подождите! — Сэр Ральф вскочил и бросился за Максвеллом, схватив его за руку уже в дверях. — Я не имел этого в виду, Максвелл! Клянусь! Пожалуйста, вернитесь. Я сделаю все, что вы скажете. Все! Я чувствую себя по-настоящему спокойно, только когда вы рядом. Извините. Простите меня.
Максвелл заглянул в самую глубину глаз Хервуда, казалось, вбирая в себя все его тревоги и страхи и наполняя его душу чувством полного, безграничного покоя. На мгновение сэр Ральф даже подумал, что, стоит ему закрыть глаза, и он тут же погрузится в сон.
— Пожалуйста, Максвелл.
— Хорошо. — Максвелл возвратился к столу и взял конверт с деньгами. — Слушайте внимательно, мой друг, поскольку повторять я не буду. Итак, вы должны написать свое признание, порвав тем самым окончательно со своим прошлым, и запечатать его в этот конверт. — Он сунул руку в карман и, достав большой коричневый конверт, бросил его на стол. — Завтра в полночь мы с вами встретимся в Грин-парке у Челси-Уотерворкс. И там, мой друг, мы сожжем этот конверт, передав тем самым все ваши грехи другому «хозяину», что и приведет к вашему возрождению.
Сэр Ральф в недоумении развел руками.
— «Хозяину»? Какому «хозяину»? Я ничего не понимаю.
Максвелл улыбнулся.
— Вашего понимания и не требуется.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49