Артур зябко поежился. Лето пролетит быстро, Наступит осень. Волки переберутся поближе к пастбищам… Вообще-то еще рановато для волков. А почему вой? Может, будет ранняя осень? Он передернул плечами от какого-то неприятного чувства, внезапно нахлынувшего. Загадочны ночи в горах, полны необъяснимой тревоги, какой-то первобытной жути…
Вой, добравшись до визга, внезапно оборвался. Повисла гнетущая тишина. Артур нервно усмехнулся, снимая автомат с предохранителя.
Глупость какая! Если кому из его боевиков рассказать, что их бесстрашный командир боится волков, он бы здорово посмеялся. А тем не менее это было именно так — Артур панически боялся волков. Точнее, даже и не волков — это был мистический страх перед чем-то потусторонним, необъяснимым, во что трудно поверить, пока не столкнешься с этим сам.
Когда он был еще малышом, отец взял его с собой на дальнее пастбище, расположенное у подножия высокой горы — неподалеку отсюда. Стояла поздняя осень, все отары уже откочевали в предгорье — пастухи боялись, что могут обрушиться внезапные снегопады и затянувшееся ненастье отрежет путь в долину. Ночи становились длиннее, под утро, когда рассвет начинал раскрашивать все вокруг в разнообразные оттенки алого цвета, на кошме, в которую отец заворачивал маленького Артура на ночь, проступала серебристая изморозь. Отец Артура всегда оттягивал возвращение отары на зимовье до самого последнего момента: он прекрасно знал, что каждый день, проведенный глубокой осенью на пастбище, будет потом равен неделе ранней весной, когда ввалятся овечьи бока и шерсть начнет отставать комками, до самой кожи.
В одну из таких осенних ночей на отару набросилась стая. Серые тени мчались кругами, отбивая по одной, походя задирая и унося овец во тьму.
Стадо, истошно блея, жалось к крохотному клочку костра, к человеку. Жалобно скулили, прижавшись к ногам отца, две здоровенные кавказские овчарки — два недопеска, впервые в жизни почуявшие страшный запах серых.
Отец гневно кричал, выпалил из двустволки оба заряда, потерял где-то в темноте котомку с патронами, затем, видя тщетность своих усилий, бессильно опустил руки и заплакал. Вот тогда и появился ОН… Рыжий призрак гор, которым из поколения в поколение стращали друг друга пастухи, тот самый, что появлялся иногда в окружении волков и брал из пастушьего добра то, что ему нужно. Трудно сейчас, спустя столько лет, сказать — явь это была либо просто галлюцинация, созданная взбудораженным сознанием, — но ОН возник из тьмы, бесшумно, как призрак, рыжий, большой и страшный. ОН схватил что-то у костра, — как потом оказалось, пропала отцовская котомка с патронами, — затем перерезал горло двум овцам, взвалил их на спину и так же бесшумно растворился во тьме.
Потом, спустя многие годы, Артур, каждый раз вспоминая об этой ночи, невольно содрогался. Внезапно возникший мистический страх сохранился в памяти на всю жизнь в форме чего-то запредельного: призрачные серые тени, оскаленные пасти, мерцающие в темноте глаза и жуткая рыжая фигура, двигавшаяся совершенно бесшумно…
Вой опять возник в пропасти ночной мглы — на этот раз, как показалось Артуру, гораздо ближе. Создавалось такое впечатление, что волк или несколько неотвратимо приближаются к тому месту, где он сейчас сидел.
Командир боевиков встал, оцепенело глядя в темноту, в ту сторону, откуда приближался звук. Ему вдруг стало жутко, зябко как-то… Стряхнув оцепенение, повернул голову к огням своего лагеря, прислушался — хорошо различимые в ночной тиши, доносились звуки нормальной жизни: приглушенный говор, смех, позвякивание посуды.
Да ну, что за чертовщина! Это просто нервы расшатаны — вот и мерещится… Слева, в сотне метров — пост, четверо вооруженных парней. Примерно на таком же расстоянии справа — еще один. Если что — достаточно только крикнуть.
Поста нет только со стороны ущелья, откуда доносится этот ужасный вой. Там охранять нечего — со дна ущелья может подняться только классный альпинист в соответствующем снаряжении. Или горный козел — при огромном напряжении сил и сноровки. Хотя зачем козлу карабкаться по почти отвесной скале туда, где обитают люди?
Правда, в стене ущелья есть небольшая дыра, русло высыхающего летом ручья, но по нему с большим трудом пролезет только ребенок.
Артур вспомнил, как они с Аюбом, будучи десятилетними пацанами, на спор спускались в ущелье по этому руслу, преодолевая панический страх, — вот-вот тесные стенки сомкнутся и навсегда задавят в своих каменных объятиях!
Черт! Проклятый Аюб — никуда от тебя не деться… А по руслу действительно сейчас может пролезть только ребенок. Или собака. Или…
Вой раздался в третий раз — теперь совсем близко. Ужас ледяной рукой сдавил сердце Артура. Он хотел было побежать к посту, но не смог — ноги внезапно сделались ватными, Хотел крикнуть истошно — бесполезно, голос отказывался повиноваться рассудку.
Луна, минуту назад скрытая мглистым облаком, показалась вновь, озарив окрестности мерцающим безжизненным светом.
Внезапно какое-то чувство, помимо воли, как удар извне, заставило Артура бросить взгляд назад. На противоположной стене ущелья, совсем близко, метрах в трехстах, стояла неподвижная черная фигура.
О Аллах! Неужели часовые ее не видят?! Холодный могильный ужас исходил от этой фигуры — сердце Артура зашлось в бешеных скачках, горячая волна ударила в голову.
Страшным, нечеловеческим усилием воли он отвел взгляд от ЭТОГО и увидел… То, что командир боевиков увидел, уже не испугало его — только мутнеющее сознание зафиксировало: навстречу, бесшумно стелясь по редкой траве, стремительно неслись три серые тени.
Безжалостные фосфоресцирующие глаза, испускающие всепоглощающую энергию ненависти — потусторонний фантом из Бездны.
И последнее, что выхватило угасающее сознание из этой жизни, — страшная улыбка клыкастой белозубой пасти…
Солнце палило нещадно. Преломляясь о вершины окрестных гор, лучи причудливо искажали панораму, заретушированную синей дымкой, создавая порой поразительные оптические эффекты, похожие на цветные галлюцинации.
Иван возлежал на крыше вагончика, поглощая дозу ультрафиолета, недополученную в отпуске. Лениво поднял голову, оглядываясь — красота!
Проклятая дыра, чтоб ей провалиться! Днем — пекло, а ночью запросто можно простыть…
Цветные глюки, к счастью, более его не преследовали. Проснувшись как-то в обед (он ложился спать с первыми лучами солнца), Иван вдруг вспомнил все, что с ним произошло. Он прочел на своем веку достаточно книг, видел множество фильмов, где герой или героиня почему-то теряют память, а потом внезапно ее обретают вновь. И в момент обретения этой самой памяти они испытывают невероятное потрясение. Слезы, буйный восторг, стенания на фоне грохочущих молний и проливного дождя. Герой, обычно весь мокрый, кулаком грозит стихии или валяется в грязи под стволом вражьего пистолета, с блуждающей улыбкой на одухотворенном лице — но с памятью.
Ничего такого с ним не произошло. Он просто проснулся, потянулся, ощутил, что все прекрасно помнит, и с каким-то злорадным удовлетворением буркнул:
— Ну, спасибо, шаман… Теперь, рахиты, я буду вашей мамой. А сися у меня одна, так что сосать будете по очереди…
Положение заставы было незавидным. Сверху, за перевалом, — отряд соседей, возможно, тот самый, что расстрелял село, где сейчас стояла застава.
Вопреки логике, отряд не отходил в глубь Первой Республики — как будто чего-то ждал. Наблюдатели боевиков сидели в двух километрах от заставы и активно следили за прилегающей местностью.
— И чего вам надо, придурки? — в очередной раз проворчал Иван, откладывая бинокль в сторону и переворачиваясь на спину — пузо тоже хочет своей дозы радиации. — Шли бы вы, пока не началось…
На расстояние снайперского выстрела никто из соседей не приближался, мины из-за бугра не швыряли — это обнадеживало. Похоже, там у них толковый командир, знающий тактику, — не подставляет зря своих людей, не беспокоит почем зря войсковиков. С другой стороны, затянувшееся молчание супротивника настораживало — не уходят, таятся, значит, чего-то замышляют.
Чего?!
— Ты скажи, ты скажи, че те надо, че те надо… — лениво протянул Иван и три раза хлопнул ладонью по жестяной крыше — тут же над срезом крыши возникла смуглая рука, протянувшая командиру фляжку с родниковой водой.
Напившись, капитан вернул фляжку и вновь попытался уснуть. Однако тут же вспомнил, что в 13.00 предстоит очередная встреча со старейшинами и командованием отряда самообороны, расстроился и окончательно расхотел спать.
Ежедневно его терроризировали местные мужики из отряда самообороны, затаившегося в километре ниже заставы. В первый же день, как только он принял участок от нервного комбата оперативной бригады, готового стрелять в любого, кто не славянин, к заставе подогнали нулячий джип «Чероки».
Весь салон был забит десятилитровыми оплетенными бутылками с залитыми сургучом горлышками.
— Это — лучший коньяк на Кавказе, — важно пояснил глава Совета старейшин, прибывший на переговоры с новым начальником заставы. — Ему семьдесят лет. Он нигде не продается, ты понял, начальник?! Нигде! Одна бутылка стоит полмашины вот этой… Это тебе, начальник, машина и коньяк — все тебе.
Документы на машину оформлены — бери, твое, все законно.
— Подарки люблю, — ни капельки не смутившись, бодро гаркнул Иван.
Он провел на Кавказе много лет и прекрасно знал — важность просьбы, что последует за вручением подарка, будет вполне эквивалентна ценности подношения.
— Чем я могу вам помочь?
— Ты знаешь, начальник, через границу здесь, кроме как через этот перевал, никак не перейти, — с ходу приступил к делу глава Совета старейшин. — Горы кругом. Ты перевал держишь. Там — смотри, э! — сидят эти твари, что расстреляли это село. Пусти нас туда… И все! Машина, коньяк — все твое.
— Это — чужая территория, у Первой Республики — суверенитет, — терпеливо стал объяснять Иван. — Нельзя вам туда. У меня приказ — обеспечить буфер… И почем вы знаете, что это именно те люди, которые расстреляли село?
Там может быть кто угодно…
— Эти козлы в любой момент могут отойти в глубь территории! — занервничал глава. — Тогда мы их никогда уже не достанем… Слушай — всем святым тебя заклинаю — пусти! Мы того начальника уламывали — не хотел. Тебя тоже уламываем… Но ты смотри — терпение человеческое не вечно! Смотри, когда-нибудь оно кончится, и мы сами, без твоего разрешения, полезем на перевал… Смотри!!!
— Я посмотрю, — пообещал Иван. — Посмотрю, как вы полезете. Снизу вверх, двумя взводами, на хорошо укрепленные позиции роты. На минометы, зенитную установку, тяжелые пулеметы и так далее… Ага… Короче! Дистанция — километр. Считать умеете? Кто сократит дистанцию — огонь на поражение. На переговоры — не более пяти человек, без оружия, не чаще одного раза в сутки.
Все, разговор окончен…
Это была первая попытка общения. Ежедневно она возобновлялась — местные товарищи с маниакальной настойчивостью пытались убедить Ивана принять машину и пустить их на перевал…
Из-за мазанки, которая своей наполовину обваленной стеной прикрывала командирский «бэтээр», вылез всклокоченный со сна радист.
— Тыщ капитан! Донец передал, что к вечеру к нам будет какая-то экспедиция — научная. Список передал — я записал. Будут работать на местности, в пределах республики. Велел к границе не пускать, на заставу — тоже. Пусть, говорит, ниже нас располагаются, на линии отряда самообороны. И — никаких контактов.
— Ага, — хмуро ответил Иван, почесывая пузо. — Ты его в задницу послал?
— Никак нет! — Веснушчатая харя расплылась в хитрой улыбке. — Это не радист был — помощник коменданта сам лично разговаривал. Он вас вызвал, чтобы подошли. Я вашим голосом обстановку доложил — вы же спите, сказали, жопу порвете…
— Довыеживаешься когда-нибудь… Ладно, хер с тобой… Из вагончика немедленно выскочил заместитель Ивана — лейтенант Серега Луков.
— Командир! Это ж класс! Там, возможно, телки будут! Нет — точно будут! Какая ж экспедиция без баб? — Луков испустил плотоядное рычание, закатив глаза и пару раз неприлично дернул тазом. — Давай их в нашем вагончике разместим, а, Вань?
— Вот ты тормоз, Серый, — вяло отозвался Иван. — Бабы в лагере? Да ты епанулся совсем… На пушечный выстрел не подпущу! Иди готовься к воспитательной работе. На оперативном информировании прочитаешь лекцию: «О вреде беспорядочных половых связей в условиях высокогорья». Вопросы?
— Да ты че, Вань?! — Луков удивленно вытаращился на командира. — Мы ж в боевых условиях! Какая лекция?!
— Молчать, лейтенант! Выполнять распоряжение — бегом! — сам не зная, что на него нашло, скомандовал Иван. Луков, обиженно засопев, исчез в вагончике. Командир, удрученный своим внезапно испортившимся настроением, свернул матрац и сполз вниз.
Экспедиция прибыла под вечер. Солнце уже коснулось горизонта, окрасив все вокруг в пожарные цвета, когда внизу показался тентованный «КамАЗ».
Натужно урча, он еще долго карабкался по серпантину вверх и подобрался к лагерю, когда сероватые сумерки начали заполнять лощины сгустками темноты.
Иван встречал гостей, спустившись от расположения заставы метров на сто пятьдесят. Он решил, что ближе экспедицию не подпустит, мало ли чего у них там — бабы, водка… Хоть и верил командир в своих парней, но твердо придерживался принципа, который вдолбили в офицерское сознание еще с курсантских времен. Принцип был прост и незыблем: куда солдата ни целуй, везде — жопа.
Поравнявшись с Иваном, «КамАЗ» остановился. Распахнув дверь, из кабины на грунт спрыгнул маленький уродливый человечишка, с непропорционально огромной плешивой башкой. У Ивана томительно засосало под ложечкой, он с огромным трудом поборол охватившее его бешенство, затвердел лицом и остался стоять на месте, внешне совершенно безразличный к происходящему.
— Начальник экспедиции, профессор Пульман. — Человечишка протянул Ивану руку, пытливо всматриваясь в его лицо — мешали блики кровавого заката, Иван расчетливо стоял спиной к падающему за горизонт солнцу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60