Иван тоже ответно хмыкнул, но презрительно плечами пожимать пока что не стал: судя по тому, как доставившие его в кабинет заторможенные «шкафы» наблюдали за выражением лица хозяина кабинета, этот дядечка был здесь самым главным. А еще в Ивановом черепе — неоднократно битом и оттого чрезвычайно чувствительном к малейшему проявлению опасности — внезапно возникло странное подозрение. Показалось вдруг Ивану, что этот странный дядечка обладает неограниченной властью над этими тупоголовыми здоровяками и одним мановением мизинца может подвигнуть их на любые непредвиденные гадости.
— Я тоже рад вас видеть, — вяло сообщил Иван, прискучив дожидаться, когда с ним соизволят начать беседу.
— Доброе утро, милейший… эмм… Иван Николаевич. Приношу свои извинения за то, что пришлось вас стреножить. Это — чтобы вас не мучили дурные мыслишки насчет побега. То есть наслышаны о ваших выдающихся физических параметрах. Ага… Ну, без обиняков — к делу. Итак, вы — Иван Николаевич Андреев. Я ничего не путаю?
— Может быть, может быть, — хмуро пробормотал Иван. — А с кем имею честь, простите? А то как-то нехорошо получается — вы меня знаете, а я…
— Давайте сразу условимся, молодой человек, вопросы здесь задаю я, — прервал хозяин кабинета. — Во избежание каких-либо эксцессов. Ферштейн?
— В таком случае предупреждаю: без адвоката и представителя независимой прессы разговаривать с вами не буду, — твердо сказал Иван и неуверенно добавил:
— Поскольку состою на государственной службе и не собираюсь разглашать сведения, содержащие служебную тайну. Доступно?
— Фи-и-и… Какое неуместное позерство! Какой ненужный апломб, молодой человек… — Собеседник Ивана поднялся из глубокого кожаного кресла и принялся медленно расхаживать по кабинету, потирая ладошки. Роста он был гораздо ниже среднего, сухощав, ликом нехорош, плешив чрезвычайно и… короче, не буду вас интриговать и далее — Пульман это был. Адольф Мирзоевич собственной персоной. «Шкафчики» поедали хозяина мертвыми взорами, и тому вскоре это надоело — сделав отмашку от ширинки в направлении входной двери, он барственно распорядился:
— Прочь пошли! За дверью ждать! — «Шкафчики» дисциплинированно удалились, аккуратно притворив за собой дверь.
Иван несколько приободрился и повеселел. Если хозяин кабинета подойдет достаточно близко, можно будет молниеносно вскочить и одним ударом головы в переносицу завершить общение. А потом посмотреть, что из этого получится.
Заметив нездоровый проблеск в его глазах, Пульман нахмурился, удалился в противоположный конец кабинета и встал напротив окна, чтобы уличный свет мешал его рассматривать.
— Удивительно слышать от… эмм… от пса войны столь витиеватую речь, — язвительно пробормотал Адольф Мирзоевич. — Не думал, что вас в ваших собачниках натаскивают политесу.
Воровато оглянувшись на дверь, Иван немедленно отреагировал:
— Пошел в зад, рахит. Не буду с тобой базарить — я ж тебе, блядь такая, сразу сказал!
— А вот это зря, — укоризненно покачал головой Пульман. — Давайте будем продолжать на «вы» — что-то не припомню, когда это мы с вами на брудершафт… Угу… Чего выделываться-то? Мне нужна от вас информация сугубо конфиденциального характера. Она сама по себе практически ничего не стоит: не содержит государственной или военной тайны и не представляет ни малейшего интереса для разведок иностранных держав. Кстати, чего это вы такого знаете, что можно держать в тайне? Вы меня интригуете… Ну, а если не хотите по-хорошему, я вам предоставлю альтернативу. — Он подошел к столу с продолговатой стеклянной крышкой, на нем в упорядоченной последовательности располагались весьма странные аксессуары: щипцы, пилки, всевозможных форм потускневшие ножи из какого-то странного металла и еще какие-то инструменты, предназначения которых Иван сначала не понял.
— Надо ли объяснять, что это не инструментарий дантиста? — Пульман нехорошо передернулся и ласково улыбнулся. — Эту замечательную коллекцию пыточного инвентаря я приобрел по случаю на аукционе в Милане. А в нагрузку приобрел уникальный манускрипт на латыни — руководство пользователя, составленное — представьте себе! — личным камер-пажом небезызвестного Франческо Сфорца… Как вы думаете, сколько сия диковинка стоит? Ммм-да, вижу, что не думаете — воображения не хватает… Ну так вот — все у меня есть: коллекция, руководство… а вот попрактиковаться пока что не доводилось. Не было, знаете ли, охотников — все как-то сами, добровольно… Ферштейн?
Иван внимательно посмотрел на хозяина кабинета, затем перевел взгляд на зловеще поблескивавшие инструменты. И сразу расхотелось выделываться: на некоторых железяках явственно угадывались какие-то странные разводы и зловещие пятна. Он вдруг почувствовал, как по позвоночнику пробежала неприятная дрожь. Кто его знает, чего можно ожидать от этого плешеголового дегенерата! На патологического садиста вроде не похож, но внешность настолько отталкивающая, что можно подразумевать все что угодно… Нет, не стоит выделываться — однозначно.
— Не надо практиковаться, — хмуро пробормотал Иван. — Я уж как-нибудь так… пешком постою. Готов сотрудничать — при одном условии.
— С удовольствием выслушаю ваше условие, — без всякого удовольствия согласился Пульман. — Излагайте.
— Кто. Убил. Мою. Мать, — раздельно проговорил Иван, пристально глядя на закамуфлированного оконным светом хозяина кабинета. — И — кто дал команду. Ну?
— Ну да, разумеется, следовало ожидать… Я, батенька, здесь совершенно ни при чем, — с каким-то даже облегчением заявил Пульман. — Совершенно… Вот вы — офицер. В вашем распоряжении находятся солдаты, которые выполняют ваши команды. Так?
— Ну, допустим, — согласился Иван, настороженно прищурившись. — Дальше?
— Представьте себе — война. Вы даете команду своим солдатам — занять какое-нибудь село, в котором засели эти… эмм… боевики. Вы же при этом не приказываете им по ходу дела вырезать под корень мирных жителей?
Женщин, детей, стариков?.. А?
— Не приказываю, — подтвердил Иван, предчувствуя подвох. — Но на войне как на войне — всякое случается…
— Вы хотите сказать, что…
— Вы меня правильно поняли, — перебил Пульман. — Совершенно правильно. Я дал команду исполнителям — доставить вас ко мне любым способом.
Что там случилось с вашей матерью — понятия не имею. Они мне о способах осуществления моего распоряжения не докладывали. Я просто дал им ваши координаты и сказал: «Мне нужен этот человек». На этом мои функции закончились — далее они сами. Так что — можете, когда отсюда выйдете, продолжать свою вендетту — сколько влезет. Меня она не касается. Если кто-то из этих тупоголовых придурков напортачил — пусть отвечают. Еще вопросы?
— Значит, это мой долбаный дядька, — скорее утвердительно, чем вопросительно произнес Иван. — И этот его кореш — не менее долбаный Вовец. Так?
— Вы можете поймать их и пытать — любыми способами, — поспешил добавить Пульман. — Они вам под любыми пытками подтвердят, что к убийству вашей матери я не имею никакого отношения. Удовлетворены?
— Буду удовлетворен, когда поймаю и попытаю, — глубокомысленно заметил Иван. — Пытать я умею, так что… Ладно, давайте — валяйте, чего вы там хотели?
— Ну вот и чудесно. — Пульман удовлетворенно потер ладошки. — Итак, вы — Иван Николаевич Андреев, командир группы специального назначения, приехали в отпуск — так сказать, почтить память усопшей матери…
— Без «так сказать», — набычился Иван. — К делу давайте — чего тут прелюдии разводить!
— К делу так к делу, — покорно согласился хозяин кабинета. — Итак, летом 1993 года вы со своим подразделением выполняли какие-то там задачи в районе пограничного конфликта между двумя республиками на Северном Кавказе.
Было дело?
— Я всю свою сознательную жизнь выполнял какие-то там задачи — и именно на Кавказе, — криво усмехнулся Иван. — И всегда — со своим подразделением. В частном порядке меня туда на аркане не затащишь. Ну, разумеется, лето 1993-го — не исключение… Да — хочу заявить: связей, порочащих меня, не имел. Боеприпасы и оружие не продавал. Мирных жителей не расстреливал…
— Тихо, тихо, дорогой мой, — не надо резвиться! — Пульман недовольно поморщился, резким жестом маленькой ладошки давая понять, что отнюдь не одобряет Иванова неожиданного красноречия. — Итак, история гласит, что 16 августа 1993 года вы попали в плен к боевикам и провели там четверо суток.
Расскажите, пожалуйста, поподробнее об этом эпизоде.
Иван несколько опешил. О таких страничках биографии ни один военный рассказывать не спешит — независимо от обстоятельств попадания в плен и степени своего личного мужества при этом постыдном происшествии…
В тот день он с отделением выехал на несложную операцию — освобождение заложника. Даже это слишком громко сказано — операция… Нужно было просто прокатиться в поселок на границе противоборствующих республик — забрать пастуха, которого «соседи» захватили неделю назад, а сейчас согласились обменять на своего боевика, по пьяному делу заплутавшего в горах и угодившего прямым ходом в лапы бойцов войскового блокпоста на перевале.
В общем — прогулка. Никаких посредников, представителей ОБСЕ — сугубо добровольное «соседское» дело. Взяли этого самого боевика, посадили его в «бэтээр» и покатили. И, как это частенько случается с чужаками, второпях немного оплошали — перепутали населенные пункты. Приехали, одним словом, в точно такой же по виду поселок, только с малю-ю-юсенькой разницей — располагался он по другую сторону границы, на территории «соседей». Надо отдать боевикам должное: они тщательно вели наблюдение за подступами к своим населенным пунктам и не замедлили в полном объеме воспользоваться оплошностью военных.
При въезде в поселок «бэтээр» внезапно окружила толпа женщин и детей. Пришлось остановиться — не давить же мирное население! Как только остановились, в солдат тотчас же полетели камни — все, в том числе и Иван, ловко попрятались под броню и начали совещаться — как жить дальше. А далее все покатилось по отработанному сценарию: пока совещались, откуда-то возникли боевики, по-хозяйски вскарабкались на броню и начали чудить. Двое просунули в неосмотрительно оставленные открытыми люки оборонительные гранаты с выдернутыми чеками и предложили альтернативу. Либо Иван со товарищи выкладывают оружие на броню и, не делая резких движений, выбираются по одному, либо… либо сами понимаете — что. Присутствие в трюме своего соратника ни капельки их не смутило — если надо, заявили они, пусть помирает во благо великой идеи газавата…
В тот раз Иван пошел на компромисс с уставом и понятиями воинского долга — почему-то хотелось жить самому и сохранить десяток молодых жизней своих подчиненных. Одним словом, сдался он, без всяких условий и гарантий — под «честное пионерское» боевиков. А те, обрадованные легкой победой, шибко куражиться не стали: попинали всех подряд самую малость, затем солдат раздели до трусов и отправили в пешем порядке обратно. Ивана же, как особо важную птицу, отвели в какой-то сарай и держали там четверо суток, а сами между тем вели переговоры насчет его обмена на двоих своих сотоварищей, томившихся в одной из тюрем кавказского региона вот уже более полутора лет…
— И чем вы там занимались? — прервал ровный ход повествования Пульман. — С кем общались, кого видели, каким образом общались?
— Как чем занимался? — искренне удивился Иван и тут же невесть отчего развеселился. — Ха! Ну вы даете… Чем может человек в плену заниматься?
С утра до вечера любовался этими харями, а они, хари то есть, прикалывались от скуки как бог на душу положит… Они вообще-то все подряд веселые ребятишки, с развитым чувством юмора. Все с шутками, прибаутками. Каждое утро выводили к скале, читали приговор — именем Конфедерации Горских Народов, и — та-та-та-та!
— пару-тройку очередей поверх головы. Расстрел, короче, имитировали.
Боеприпасов у них навалом было — вот и… А так, в общем, довольно сносно. Там у них один студент-востоковед был, так тот, гад, вообще прописал мне курс лечения методом восточной медицины. Посмотрел в глаза, пощупал печень: как у вас тут, говорит, запущено все! Ага — и прописал. Говорит, за все время своего существования я сожрал столько шлаков и токсинов, что теперь и за пятилетку не выведешь. Ну и предоставил мне на эти четверо суток прекрасную возможность обходиться без всех этих вредоносных шлаков и радионуклидов — здоровей, короче, не хочу!
Заметив недоумевающий взгляд своего собеседника, Иван счел нужным пояснить:
— Ну че — непонятно, что ли? Жрать, короче, не давали. Только воду. Жлобы, блин…
— Зачем вы мне все это рассказываете? — недовольно нахмурился Пульман. — Меня совершенно не интересует, как с вами там обращались! Вы мне лучше скажите — эмм… Там, в этом сарае, кроме вас, был еще кто-нибудь? Я не имею в виду боевиков, сами понимаете… Пленные там еще были?
— Насчет пленных — не знаю. А кроме меня, там еще один мужик лежал — раненый. На носилках, в углу. Странный тип, я вам доложу, этот мужик… был.
— Был?! — напрягся Пульман. — Вы сказали — был? Что с ним произошло?
— Ну, как вам сказать… Так получилось, что этот самый сарай, в котором я сидел, — единственное приличное место, где можно содержать охраняемый контингент. Прочные стены, вокруг высокий забор. Подступы хорошо просматриваются… В общем, значительно облегчается задача наблюдения для часовых…
— Да прекратите вы меня спецификой пичкать! — возмутился Пульман — было заметно, что он изводится от нетерпения, слушая Ивана. — Про мужика! Про мужика давайте!
— Даю про мужика, — согласился Иван. — Когда меня посадили в сарай, он уже там лежал. Потом, спустя некоторое время, выяснилось, что его случайно ранили боевики. А может, не случайно — черт его знает. Но, в общем, получилось так, что ехал он себе по делам через пограничную зону — придурок!
Нашел, где кататься!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60