— Угу, угу…
Слушай, откуда ты взялся — такой? Ты авторитет?
— Я просто слесарь, а по совместительству — психолог, — скромно признался Руслан. — Ну, сидел некоторое время, оттащил пятерик… Сейчас я влетел по-крупному и хочу, как ни странно, остаться в живых. Вот и пришлось покрутить задницей, чтобы с пера соскочить. Я хороший артист — владею искусством перевоплощения. В СИЗО про тебя много говорят… Я подумал, что ты не откажешься погулять недельку на воле. И мне заодно поможешь. Ну как?
— Как, как… — передразнил Кассир, с нескрываемым интересом рассматривая Руслана. — Ну, ты даешь, братишка… Ну, ты учудил, я тебе скажу… Если б мне кто рассказал…
— У нас не очень много времени, Кассир, — невежливо перебил Руслан. — Ты скажи — «да» и сбривай усы. И быстро придумаем, как жить будем… следующую неделю. Или скажи — «нет», и я пойду отсюда, буду искать другой выход.
— А если ты косяка упорол, фраерок?! — хищно прищурился Кассир. — Щас я тебя повяжу, шепну кому надо и тебя прямиком к Доктору свезут, а? Ты такой расклад не продумал?
— Все продумал, — твердо ответил Руслан. — С Доктором ты не дружишь. Ты человек чести — я знаю. Тебе хочется на волю — я тебе даю неделю.
Решай — только побыстрее.
Авторитет отвернулся и долго смотрел в сторону. Чувствовалось, что его одолевают сомнения. Насчет «человека чести» Руслан ввернул не просто так, был в этом тонкий расчет. Чувствовал, что дело сдвинулось с мертвой точки и близится к благополучному завершению.
— Ладно, попробуем… Как потом меняться будем? — деловито осведомился Кассир. Руслан несколько секунд смотрел в пол — боялся выдать внутреннее ликование.
— Очень просто. Погуляешь, оденешься майором и зайдешь в зону — под видом Волка. А я выйду — как сейчас… Только тут одна проблемка — завтра все будут знать, что Волк ночью в зону заходил, с тобой беседовал… «Кум» может дурные вопросы «хозяину» задать… Тогда как?
— Что за дела творятся… — с каким-то веселым негодованием пробормотал Кассир. — Захотел человек — зашел в зону, захотел — вышел…
Ннн-да… Нет, Волку вопросов никто не задает — зверь. Все шугаются его. Он «кума» один раз за какие-то дела биллиардным кием отпиздил. Тоже вопросы задавал… Не, не в этом суть. У тебя картинки есть?
— В смысле — татуировки? Нету. А что? У тебя я тоже не наблюдаю.
— Смотри. — Кассир резким движением сдернул футболку — на обоих плечах и на груди Руслан рассмотрел хорошо выполненные тюремные символы. — Тебе придется всю неделю одетым ходить. А вдруг где засветишься? И потом — ты, хоть и срок оттащил, ничего из тутошних дел не знаешь… Я щас шепну своим пацанам — что к чему, они поддержку дадут, конечно, но вообще-то стремно…
— Насчет татуировок — не проблема. — Агент достал из поясной сумки сканер, включил его и провел возле левого плеча авторитета. Затем извлек аппликатор, присоединил к нему сканер и, сняв рубашку, приложил рабочую поверхность к своему плечу. — Полюбуйся.
— О как! — удивился Кассир. — Как так получается?
— Сканер — аппликатор — водостойкая краска, — кратко пояснил Руслан, между делом сканируя второе плечо авторитета. — Смыть можно только ацетоносодержащим растворителем. Да это детские игрушки — на Западе давно такими штуковинами балуются.
— На Западе… — ворчливо пробормотал Кассир, следя за манипуляциями агента. — Чую, дядя, ты не просто честный фраер… Ты кто, а?
Поколись — блядь буду, никому не впалю!
— Слесарь я, — тихо ответил Руслан, заканчивая приводить свою грудь «в порядок». — И давай не будем об этом. Зови своих пацанов — перетрем и разбегаться будем. Времени нет.
— Слона и Занозу ко мне!! — высунувшись из каптерки, повелительно крикнул авторитет. Тотчас же раздался частый стукоток башмаков дневального, припустившего в спальное помещение.
— Санчасть у вас работает? — поинтересовался Руслан, наблюдая, как авторитет готовит бритвенные принадлежности к процедуре уничтожения усов.
— Да ты че, дядя, мысли читаешь? — Кассир на миг замер, глядя в зеркало на отражение агента. — Я только продумал эту комбинашку… Насчет драки, а?
— Нет, пусть будет правдоподобно, — поправил Руслан. — Кто ж со «смотрящим» драться полезет? Или тебе своих пацанов не жаль? Или у вас законам — грош цена? Кто на авторитета руку поднял, когда авторитет прав, — помереть должен. А если авторитет не прав — на правилку его, на сходняк… не так?
— Так, — несколько смущенно согласился Кассир и непредумышленно скаламбурил:
— Хотя у нас давно на закон положили — и кому положено и кому не положено… В этой зоне закон — это я. Как скажу, так и будет. А вообще, конечно… Ты что предлагаешь?
— Ты ханки пережрал, буйствовать начал — пацаны тебя утихомирить пытались, ты их поломал маленько, сам башкой треснулся, — деловито пояснил Руслан. — Вот… Все вместе в санчасть поднялись. Или на больничку… Больничка в городе есть?
— Есть больничка, — подтвердил авторитет, сбривая правый ус и бросая на робкий стук в дверь: «Заходи, пацаны!». — На «двойке» больничка. Там у меня все подвязано — пацаны в курсе. Но ханку я давненько уже не потребляю — я ж не враг своему здоровью. У меня тут три пузыря есть — так что нажрался водки и забыковал. Нормально… А то тебя тут, даже при пацанах, моментом расколют — люди ж не дураки… Так мы и сделаем — и все будет путем.
Проигнорировав ошеломленные взгляды «пацанов» — двух кряжистых дядек под два метра, с ручищами-граблями и саженными плечами, Кассир аккуратно сбрил левый ус и прокомментировал сие деяние:
— А насчет усов — пацаны слушок пустят. Почта-де пришла. Я тут не так давно зарок давал — если завалят одного суку, сбрею усы. Насчет достоверности ты не беспокойся — седня выйду, завтра сам его и похороню… Так, а вы че застыли, пацаны? — Обратив наконец внимание на своих подручных, которые, разинув рты, смотрели на двух голых по пояс Кассиров с одинаковыми татуировками, о чем-то мирно беседующих, авторитет не удержался и довольно заржал. Отсмеявшисъ, он сделал серьезное лицо и приступил к краткому инструктажу:
— В общем, пацаны, надо будет делать так…
Через десять минут начальник наряда Шмончев проводил «хозяина» до КПП и облегченно вздохнул, когда дверь, ведущая из зоны в шлюз, защелкнулась за ним с металлическим скрежетом. А еще через полчаса ДПНК позвонил начальнику караула и нетрезвым встревоженным голосом наорал в трубку:
— Экстренный вызывай — быстро! Троих тяжелых на больничку… И это — того! Чтоб автозак был чистый, бля, — самого Кассира повезут…
12
…Прозвучала гортанная команда. Загрохотало, словно где-то рванула каменная лавина — на село обрушился свинцовый град. Люди, залегшие в цепи, сосредоточенно били из автоматов — неторопливо, как гвозди вколачивали, примериваясь поудобнее. Бухали сверхскоростными кувалдами тяжелые пулеметы бронетранспортеров, разнося в клочья ветхие постройки из соломы и глины, прошивая насквозь стены дюралевых и жестяных вагончиков. Стоял невообразимый шум — казалось, ад сместился на землю.
Через минуту огонь разом, словно по команде, прекратился. Как будто эхо стрельбы, из построек раздавались крики боли и ужаса, стоны, проклятия, плач детей. Словно спохватившись, село стало огрызаться — прозвучало несколько разрозненных ружейных выстрелов. Спустя еще две минуты боевики по команде старшего вновь открыли огонь — на этот раз по тем строениям, откуда раздавались ружейные выстрелы. И снова ровно через минуту огонь прекратился.
Ответных выстрелов больше не было.
Из-за левофлангового «бэтээра» поднялся командир боевиков. Стоял он во весь рост, не опасаясь, чувствовал, что стрелять больше некому. Поднял вверх правую руку, сжатую в кулак. Немного выждав, махнул в направлении села.
Боевики двинулись вперед, крадучись, перебежками. Сначала в строгом порядке: первые номера, затем, с интервалом в 20-25 метров — вторые, третьи…
Приблизившись к линии построек вплотную, наступающие убедились, что их никто не встречает огнем, смешались в толпу и с криками, улюлюканьем бросились к жилищам. Командир что-то кричал, злобно потрясая автоматом. Бесполезно. В секунду дисциплинированный и сплоченный перед лицом опасности отряд, почувствовав безнаказанность и отсутствие сопротивления, превратился в неуправляемое стадо.
И тут, резко вспоров воздух, в упор, оглушительно саданула автоматная очередь во весь магазин. Чуть ли не с десяток боевиков застыли в нелепых позах, как застигла смерть, — лежать на пятачке, метрах в пятнадцати от вагончика, где ночевали молодожены. Еще четверо, судорожно изгибаясь в грязи, издавали страшные, нечеловеческие крики. Буквально за несколько секунд отряд лишился трети своих бойцов.
На мгновение всех будто парализовало. Однако — надо отдать им должное — боевики опомнились, на удивление, быстро — чувствовалось, что вид смерти этим людям не в новинку. Они вновь превратились в боеспособный, послушный воле командира отряд. Прозвучало несколько отрывистых команд — шустро заняв безопасные позиции, боевики принялись прицельно долбить по вагончику, в стенах которого мгновенно появились дыры…
Дед молодоженов — старый абрек, понимал толк в войне. Низ вагончика, залитый цементом, смешанным с каменной крошкой и заложенный снаружи мешками с песком, служил бруствером окопу, который предусмотрительный горец выдолбил, услышав первый выстрел на границе — в самом начале пограничного конфликта. На окоп дед затащил вагончик, специально для этого нанимал трактор с предгорья. Пол вагончика был выложен листовым железом в несколько слоев и опять же залит раствором с каменной крошкой, сантиметров на тридцать. Оставались только пять по периметру бойниц размером не более пехотной лопатки. Лаз, выдолбленный в полу, намертво запирался изнутри на винтовую задвижку.
Когда началась стрельба, дед и его внук Аюб с молодой женой быстро спустились в убежище. Аюб — бывший офицер спецназа ВДВ, два года воевавший в Афганистане, теперь командовал отрядом самообороны, который в настоящий момент перекрывал ущелье на границе, на значительном удалении от этого села.
Разумеется, отправляясь в гости к деду, он прихватил свой автомат с боекомплектом. Плюс дед — хоть и старый, но опытный вояка со своим ветхозаветным карамультуком… Можно было не сомневаться, что они продержатся в своем укрытии сколько угодно, даже если лупить по вагончику из противотанковых гранатометов…
Об этом командир боевиков знал прекрасно — посты наблюдения вот уже три дня внимательно следили за селом. И о том, что в селе практически не осталось никого, кто может носить оружие, он тоже знал. И о том, что отряд, которым командует Аюб, находится далеко и не сможет вовремя прийти на помощь, и о том, что поблизости нет ни одного войскового блокпоста или заставы…
Командир боевиков вообще много знал. Более десяти лет назад он учился в одном училище с этим человеком, грамотно уложившим одной очередью целую кучу его людей, — учился на одном курсе, в одном взводе, в одном отделении. Да что там в отделении! Они учились в одной школе в предгорье, в одном классе, сидели за одной партой. А летом приезжали в свои села, расположенные по разные стороны демаркационной линии (тогда об этом никто не задумывался), и все время проводили вместе. Они были друзьями — такими друзьями, чьи отношения порой гораздо крепче, чем родственные узы. Молодая жена Аюба, тоже выросшая в этом горном селе, которое сейчас стало плацдармом, бегала за медом к матери Артура, командира боевиков, легко перескакивала через границу, даже не зная о ее существовании. Не было тогда границы…
Обо всем этом, естественно, Себастьян знать не мог. Но он прекрасно знал, что эти двое выросли вместе и похожи они, как две половинки яблока. А между тем один из них сидел под вагончиком, держа на прицеле второго, в то время как этот второй сосредоточенно размышлял — как бы ему достать первого…
Стрельба прекратилась. Командир стоял во весь рост, не опасаясь получить пулю, — между тем его бойцы тщательно маскировались, памятуя о печальной судьбе своих соратников, неосмотрительно смешавших ряды на пятачке.
Подумав, командир выкрикнул гортанную фразу, очертив указательным пальцем левой руки круг в горизонтальной плоскости, затем указал на пятачок перед вагончиком, где лежали сраженные внезапной очередью бородачи.
Боевики тотчас же разбежались в разные стороны, пригибаясь и прячась за постройками. А вскоре они уже возвращались обратно, толкая впереди себя оставшихся в живых жителей села. Это были женщины и дети, да трое стариков, практически все — раненые.
Понемногу пятачок заполнялся. Оставшихся в живых жителей села вместе с детьми оказалось чуть более двух десятков. Они жались друг к другу, полуживые от страха, измазанные в крови, с ужасом глядя на оскаленные в боевом азарте лица бородачей. Боевики радовались — командир придумал хорошую шутку.
Стонали раненые. Плакали испуганные пальбой, не понимавшие сути происходящего дети. Истошно визжа, заходился взахлеб мальчишка лет четырех-пяти, раненный в ногу. Мать, боясь навлечь гнев боевиков, зажимала ему рот рукой — он бессильно кусал эту руку, слабея от боли и задыхаясь.
По данному командиром знаку боевики окружили толпу полукольцом, направив на женщин и детей стволы автоматов.
— Аюб! Ай, Аюб! Ты хорошо меня слышишь? — крикнул командир на горском наречии, которое хорошо понимал Себастьян. — Это я, Артур, твой брат кровный… Слышишь?
— Я прекрасно слышу тебя, тень дерьма больной собаки… не надрывайся, — раздался в ответ искаженный перекрытием раскатистый голос Аюба. — Мой брат Артур умер в этих горах — нет его… А ты — шакал. Что хочешь, шакал?
— Вылезай, поговорим! — деланно бодрым тоном предложил Артур. — Что нам делить? Ты крутой, и я крутой — разойдемся по-хорошему… Вылезай, вина выпьем — ты же знаешь, у меня лоза лучше, чем в вашем селе… Ай, Аюб?!
— А-а-а, так ты ко мне в гости пришел! А я и не понял… — Аюб немного помолчал, затем продолжил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60