Ну представь себе — возьмись Александр Сергеевич вдруг описывать приключения дерьма? И не знал бы ты ничего о Пушкине, друг ситный!
Вечные истины! Ха! Человек смертен — вот вам истина! Если при жизни он не поднапрягся да не увековечил свое имя какими-то потугами, которые всех подряд задели и растревожили, о нем никто и не вспомнит. Плоть и кости сгниют, могилка сровняется с землей, потом это место спланируют экскаватором и построят на нем общественный сортир…
— Ну и козел же ты, — тихо констатировал Вовец. — Все опошлил, чмо… Я-то хотел перед смертью удостовериться, что дух мой не исчезнет бесследно, куда-то там попадет… Угу… Выходит, нет другой жизни.
— Нет, нету, — согласно покивал головой Адольф Мирзоевич, доставая платок и вновь протирая плешь. — Так что — брось стреляться, уважаемый товарищ Анисимов. Я в курсе всех твоих неурядиц и как раз пришел, чтобы вытащить тебя из дерьма. Только хочу предупредить — ты уж давай посерьезнее, без придури…
— Я могу пристрелить тебя, как собаку, — мрачно изрек Вовец. — Ты че, в натуре, не врубаешься, что это тупиковый базар?! Ну ладно, можешь ты моих дебилов гипнотизировать… Так ведь ты столько времени с дегенератами работал, наловчился с ними обращаться… Или ты мне всю «ложбинскую братву» загипнотизируешь? А потом поедешь в столицу и одним махом очаруешь центровой сходняк?! Тогда давай — делай! И кстати — что именно ты знаешь? И откуда? — Бригадир настороженно прищурился и погладил рукоять «ТТ».
— Ну, ладно. — Адольф Мирзоевич встал с дивана и, приблизившись к столу, постучал по нему кулачком, как бы призывая собеседника проявить максимум внимания. — Я прекрасно знаю, кто проткнул ломом Малика. Я еще прекраснее знаю, кто забил до смерти Калгана. Годится?
— О как, — недоверчиво блеснул глазами Вовец, внезапно вспотев лбом. — Ага! Ты ж ведь говоришь, что гипнотизер, бля… Ага, ага… А что?
Наверно, загипнотизировал какого-то идиота и кое-что выведал. Ну что — молоток!
Ну, давай, выкладывай!
— Это еще не все, — торжественно произнес Пульман. — Не все, дорогой ты мой! Это именно я организовал обе эти акции. Да не смотри так — я тебе точно говорю: я! Организовал, чтобы загнать тебя в тупик. А теперь…
— Ой, бля! Как ты мне надоел, дебила кусок! — болезненно поморщился бригадир, разочарованно качая головой. — Ты ж в такой час приперся, в такую торжественную и светлую минуту… Чего ты несешь, придурок? Я ж на тебя и пулю тратить не буду — одной рукой задушу! Я тебя щас…
— Но-но, приятель! — опасливо отстранился Пульман и поспешно добавил:
— Я готов предъявить доказательства — прямо сейчас. Я же просил — посерьезнее! Не надо думать, что все вокруг тебя — идиоты. Я могу доказать, что это не шутка.
— Можешь? — Бригадир выпростался из-за стола и приблизился к собеседнику.
Глядя немигающим взором на его огромные кулаки, Адольф Мирзоевич бесцветным голосом произнес:
— Клянусь своим здоровьем — могу. Если не докажу — можешь меня пристрелить. Как собаку.
— Ага, — вдруг согласился Вовец, отчего-то успокоившись. — Ты-то мне и нужен. Щас я позову пацана — мы все это запишем на диктофон, а потом кое-куда поедем и ты все это обрисуешь… Ага. — Бригадир задумчиво нахмурился и нехорошо цыкнул зубом. — Но сначала запишем. За-ши-бись… Только вот… голову тебе отрежут, — деловито присовокупил Вовец. — Угу… Голову надо на центровой сходняк отвезти.
Пульман слегка отстранился и жестом остановил его:
— Я бы на твоем месте не торопился, товарищ Анисимов. Тут кое-какие детали необходимо уточнить. А то больно интересная штуковина может получиться! Знаешь, как бывает: поспешишь — людей насмешишь.
— А я и не тороплюсь, — согласно кивнул Вовец, усаживаясь на место. — Куда уж теперь торопиться… Но только смотри — ежели врешь, гад, я тебя…
— Не вру, не вру, — успокоил его Пульман. — Куда уж мне врать — себе дороже!
— Ага, — поддержал Вовец. — Понятливый ты, головастик… Ну, давай излагай, психиатр.
— Психотерапевт, — поправил Пульман. — Бывший к тому же — теперь я заместитель заведующего клиникой.
— А, те же яйца, только в профиль, — небрежно махнул рукой бригадир. — Ты теперь вообще бывший — при любом раскладе. Труп, одним словом.
— Труп, говоришь? — неприятно прищурился Пульман. — При любом раскладе, говоришь?
— Ага, при любом, — согласно кивнул Вовец.
— Ну-ну, — зловеще ухмыльнулся Адольф Мирзоевич. — Значит, так.
Малика проткнул ломом твой человечек, некто Глазырин — «погоняло», как вы изволите выражаться, — Глаз. На этом… эмм… на «стреме» стоял при свершении этого гнусного злодеяния другой твой человечек — некто Карев, «погоняло» — Кара, фантазией, увы, господь вас не счел нужным наделить… Ага… Далее:
Калгана забили, опять же твои люди: Большой Егор, Пика и Епифан. Знакомые имена улавливаешь? Вижу-вижу — улавливаешь… А теперь — самое интересное, уважаемый господин Анисимов… Все эти мерзости они сотворили по твоему личному распоряжению…
Заметив, что лицо бригадира вытянулось от изумления, а пальцы правой руки шарят по столу, нащупывая рукоять «ТТ», Пульман поспешно добавил:
— Но-но, братан! Брата-ан! Не надо резких движений! Этих парней можно пытать, протестировать на полиграфе, даже, если шибко приспичит, вкатить инъекцию пентонала: они в любом случае покажут, что было именно так, как я сказал. Причем, прошу заметить, они в этом абсолютно уверены — никаких натяжек и легенд.
— Значит, ты в натуре… действительно гипнотизер, — тихо пробормотал Вовец, взяв в руку со стола пистолет. — Значит, в самом деле можешь…
— Ага, действительно, — подтвердил Пульман, опасливо поглядывая на оружие. — Только ты того… положи пистоль обратно! Не надо думать, что, если я внешне неказист, значит, и внутри совсем идиот! Если со мной что-то случится, у трех моих хороших знакомых есть кассеты с записями показаний твоих людей. Они отправят эти кассеты прямиком кому надо — то-то будет потеха! В жизни, сам понимаешь, всякое бывает… Вот я и застраховался на всякий случай.
— Так-так. — Вовец задумчиво почесал стволом начинающий седеть висок и предложил:
— Ну а вот… ежели, допустим, я буду тебя сильно пытать и заставлю сказать правду? Правду твою запишу на диктофон и потом предъявлю кому следует? У меня такие спецы есть — ты через две минуты с начала процедуры начнешь колоться, как в исповедальне. Как?
— Ну что ты, бригадир, прям как маленький! — криво ухмыльнулся Адольф Мирзоевич. — А я скажу, что это ты под пытками заставил меня сказать то, что тебе нужно. И потом: ну кто поверит? Ты посмотри на меня, посмотри! Ну разве можно поверить, что я — такой маленький, такой невзрачный, такой худющий… и вдруг! А?
— Да… складно излагаешь, сволота, — задумался Вовец. — Так-так… Так. — Он немного поразмышлял, мучительно морща лоб, затем нажал клавишу домофона на краю стола и распорядился:
— Жека! Ну-ка, быстренько — сыскать и доставить мне сюда этих — Большого Егора, Пику и Епифана. Потом заскочи в подвал, там Глаз и Кара шары гоняют — ко мне обоих, бегом! И еще — давай-ка возьми диктофон… хотя нет, ничего брать не надо. Давай ко мне этих — и мигом!
— Желаете очную ставку произвести, господин Анисимов? — язвительно поинтересовался Пульман, когда бригадир отпустил клавишу домофона и вновь повернулся к нему. — Так ведь они вам хором скажут, что ни разу в жизни меня не видели. И будут при этом совершенно искренни.
— Ничего я не желаю. — Вовец мрачно помотал головой. — Просто надо с пацанами кое о чем поболтать.
— Ну-ну, дело хозяйское. — Адольф Мирзоевич поудобнее устроился на диване и посмотрел на часы. — Выпить не дашь чего-нибудь?
— Ага — выпить тебе… Хочешь ужраться до поросячьего визга? — подозрительно прищурился бригадир. — Чтобы! не так страшно было? Не получится, красивый мой! Придется трезвым помирать.
— Зажал 50 грамм, да?! — Пульман скривился презрительно. — Ну и жлоб же ты! А еще — бригадир Центрального района… Звучит-то как!
— Хм! Жлоб… — Вовец в раздумье побарабанил пальцами по столу. — Жлоб… Ладно, хрен с тобой. 50 грамм налью — грех человека перед смертью обижать. — Не вставая с места, он протянул длинную руку к шкафу позади стола и извлек початую бутылку всамделишного на вид кизлярского «Багратиона», оттуда же достал фужер. Плеснув в него немного коньяку, бригадир ловко запустил фужер по полированной поверхности стола в сторону гостя: тому пришлось привскочить с дивана, чтобы успеть его подхватить. Живо опрокинув фужер, Адольф Мирзоевич довольно почмокал губами и вдруг, посмотрев в окно, зверски выпучил глаза, удивленно воскликнув при этом:
— Твою мать, а!
Вовец моментально схватил со стола пистолет и, отъехав в кресле за шкаф, мастерски развернулся к окну, изготовившись для стрельбы из положения «сидя в кресле из-за шкафа». Адольф Мирзоевич тем временем перегнулся через стол, ловко завладел бутылкой и, отскочив назад, быстренько засосал из горла грамм двести — не меньше. Поморщившись и утробно икнув, он поставил коньяк откуда взял, погрозил хозяину пальчиком и уселся обратно на диван.
— Ну ты, дегенерат! — недовольно начал было Вовец, но передумал и махнул рукой. — Впрочем, хрен с тобой… Ну-ка, пока не окосел, расскажи — чего ты там напридумывал?
— Извольте. — Пульман сладко зевнул и скрестил руки на груди, гордо выпятив подбородок. — Условия почти те же. Я, как вы выражаетесь… эмм… о! Отмазываю тебя. Отмазываю перед «братвой» — раз. Возвращаю тебе Левопупыревский район — два. Сколько у тебя тогда солдат будет?
— Чего? — удивился Вовец. — Каких солдат? Откуда?
— Ну этих… — Адольф Мирзоевич поморщился. — Как их там… А — «быков»! Сколько будет «быков»?
— А, вон что… Ну — стволов под сто двадцать. Да, где-то около того… Но это в том случае, если добровольно пойдут. Если залупятся — хрен его знает, что тогда вообще получится. Мочилово будет — ой-е-ей…
— Куда, в задницу, денутся с подводной лодки! — весело перебил бригадира Пульман и опять зевнул. — Далее. Я, как уже говорил, хочу быть хозяином в этом городе. Ты и твоя группировка будете моей рабсилой — на первых порах. Несколько позже мы подомнем остальной криминалитет. Если что — я разрешу любые проблемы: как это у вас говорят, «отмажу» всех подряд. Остальные, те, которые, как вы изволите выражаться «залупятся», просто будут того… короче, нейтрализованы самым тривиальным способом. Эхххх… — Тут Адольф Мирзоевич зевнул особенно протяжно и сказал:
— Я, с вашего позволения, милейший господин Анисимов, вздремну тут немного, пока вы там с этими… с крупнорогатыми своими общаться будете, — и растянулся на диване прямо в замокревших английских сапожках.
Вовец, хмыкнув неопределенно, брезгливо отер горлышко бутылки рукавом пиджака, извлек из шкафа еще один фужер и, наполнив его на треть, залпом опорожнил. Затем вновь хмыкнул, скрестил руки на груди и принялся сосредоточенно размышлять, изредка поглядывая на успевшего захрапеть визитера.
— Может, удавить, пока не поздно? — вслух спросил сам себя бригадир, Адольф Мирзоевич дернулся во сне и храпеть перестал.
— Нет, это всегда успеется, — решил Вовец. — Всякому овощу свое время…
В скором времени в дверь кто-то поскребся: возник порученец Жека и негромко доложил, что прибыли те, кого заказывали. Вовец встал из-за стола и скрипнул креслом, отчего Пульман проснулся.
— Сиди тут — я щас, — распорядился бригадир, направляясь к двери.
— Эмм… после беседы, если это вас не обременит, дражайший господин Анисимов, задержите ваших парней. Они мне будут нужны минуты на две, не более, — проворковал Пульман.
Злобно хмыкнув, Вовец пожал плечами и удалился. Он отсутствовал что-то около десяти минут — в течение этого времени Адольф Мирзоевич дремал вполглаза, не делая попыток приблизиться к двери и подслушать, что же там творится, хотя и поднимал заинтриговано правую бровь когда из соседней комнаты доносились обрывки фраз типа: «Ты сказал… В натуре, бля буду… Мы его… Сам же сказал… Железная отмазка…» И в таком духе далее.
По истечении десяти минут Вовец вернулся в кабинет. Был он изрядно взбудоражен и мрачен, покрытое оспинами гладко выбритое лицо напоминало пятнистую хоккейную маску.
Опустившись в кресло, он некоторое время смотрел в окно и нервно барабанил пальцами левой руки по столу, а правой поглаживал пистолетную рукоятку. Немного успокоившись, бригадир повернулся в кресле к Пульману, терпеливо скучавшему на диване.
— Вот — все повидал, — доверительно обратился он к собеседнику. — Буквально все! Но такого муделя, как ты, впервые в жизни встречаю… Ну и чего делать собираешься?
— Я бы хотел предупредить тебя, мой недальновидный друг. — Адольф Мирзоевич потянулся и встал, выставив в сторону Вовца указательный палец левой руки. — Ты убери ствол-то, убери… Я хочу тебя предупредить: помимо всего прочего, ты кровно заинтересован, чтобы я, не дай бог, внезапно не отдал концы.
Ферштейн?
Бригадир удивленно вскинул брови и открыл было рот, чтобы осведомиться у этого докторишки, отчего это он должен быть так заинтересован в сохранении его жизни, но тот помахал на него узкой ладошкой — заткнись, мол, и внимай с почтением!
— Так вот: шесть человечков из твоего окружения имеют установку…
Надеюсь, нет необходимости объяснять, что такое установка? Это не орудие какое или, допустим, пусковой комплекс…
— Угу, в курсе, — пробурчал Вовец. — Дальше излагай.
— Очень хорошо, — одобрил Пульман, напустив на себя значительный вид. — Итак, шесть товарищей из твоего окружения имеют установку: в случае моей гибели умертвить тебя любыми способами. Ферштейн? То есть они, конечно, тебя любят и преданы душой и телом… но, случись со мной что — извини, придется тебе умереть. Это у них получится — эмм… бессознательно, что ли…
Непроизвольно, безусловный рефлекс. Ферштейн?
— Это серьезно? — недоверчиво поинтересовался бригадир — Что — в натуре такие установки бывают? Че-то ты малость того — приврал для блезиру…
А?
— А ты попробуй — проверь, — загадочно улыбнулся Пульман, кивнув на пистолет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60