Вам ничто не угрожает.
Впервые в жизни с тех пор, как вы потеряли мать. Потому что с вами люди, которые заботятся о вас, вас любят, желают вам добра… А это самое надежное. Ведь большинство людей всю жизнь ищут любви. А вы окружены любовью и не хотите этого замечать. — Он вздохнул. — Некоторые люди родятся и удачливыми, и красивыми.
— Дэв тоже так говорит.
— И он прав — как всегда. Дорогая моя, многие женщины отдали бы все на свете, лишь бы оказаться на вашем месте. Не совершите ошибки, один неверный шаг, и вас сметут толпы желающих. Дэв совершенно неотразим.
— Я знаю, — произнесла она сдержанно, но гордо.
— А к концу сеанса мы все будем знать еще больше.
Она молчала.
— Это единственный способ? — спросила она наконец.
— Если честно, то да.
— И это решит все вопросы?
— Нет. Мы лишь в самом начале. Здесь и теперь мы попытаемся узнать, где вы были, с кем, и была ли с вами, как утверждает Дан Годфри, ваша мать, Хелен Темнеет. От этого зависит все остальное.
Она кивнула. Луис видел: ответив на вопросы, он не развеял ее сомнений, но прежде чем он успел что-нибудь добавить, дверь распахнулась, и на пороге появились Дэв и Серафина. Она несла поднос, на котором стояли чайник и чашка с блюдцем.
— Мне кажется, Серафина сможет нам помочь, — уверенно объявил Дэв.
— Я приготовила еще один отвар, — произнесла она, входя в комнату. — Моя госпожа считает, что он прекрасно успокаивает нервы.
Она налила отвар в чашку. Он был бледно-зеленым и слабо пах мятой и чем-то еще.
— Вот увидите, он поможет вам расслабиться, — сказала Серафина, протягивая чашку Элизабет. Та, поглядев в черное бесстрастное лицо, взяла ее. — Отвар состоит из разных трав, — вежливо пояснила Серафина. — Он вас не одурманит, а только успокоит. — Она ободряюще улыбнулась. — Он всегда помогал моей госпоже.
Поверив этому свидетельству, Элизабет принялась потягивать обжигающий напиток. Она не могла определить его состав, но вкус и запах были чудесные. Один его аромат приносил облегчение. Она выпила все до последней капли. Взяв пустую чашку, Серафина поставила ее обратно на поднос, затем сказала:
— Есть еще один способ.
Встав за спиной у Элизабет, она положила руки с длинными, сильными пальцами ей на шею и принялась водить по ней легкими круговыми движениями.
— Вы слишком напряжены, — заметила она.
Руки Серафины спустились к плечам, поглаживая, разминая каждую мышцу. Элизабет закрыла глаза. От шеи к плечам и рукам распространилось приятное тепло. Когда Серафина сняла руки, напряжение исчезло, все узелки были развязаны.
— Спасибо, — благодарно сказала Элизабет, понимая, что приобрела еще одного союзника. Привычно поклонившись, Серафина унесла поднос.
— Ну как, тебе лучше? — спросил Дэв, блеснув улыбкой.
— Гораздо… Она и вправду ведьма.
— И еще многое другое, — сухо заметил Луис. — Несколько раз она помогала мне утихомирить беспокойных больных. Порой мне казалось, что они подчиняются ей из страха.
— Я готова, — решительно произнесла Элизабет.
— Отлично. Тогда приступим.
И снова Луис попросил ее смотреть на люстру, но на этот раз она с легкостью повиновалась его монотонному голосу.
— Дышите глубоко… хорошо, еще глубже… кислород, проникая в ваши ткани, вызывает расслабление… голова становится тяжелой… скоро она начнет клониться вниз… когда это произойдет, не сопротивляйтесь… ваше внимание рассеивается… не пытайтесь сосредоточиться… вы спокойны… напряжение ушло… веки стали тяжелыми… закройте глаза… хорошо… как приятно расслабиться, нежиться в теплой, мягкой кровати… вы свободны от всех тревог…
Элизабет спала.
— Так… мизинец на вашей левой руке стал дрожать и подергиваться. — Как только Луис произнес эти слова, мизинец и впрямь задрожал. — Вам хочется поднять руку… поднести к лицу. — Рука поднялась. — Когда ваша рука коснется щеки, вы полностью расслабитесь..
Ее рука взметнулась к щеке, затем бессильно упала.
Сознание Элизабет перешло в другое состояние.
Когда Элизабет открыла глаза, она чувствовала себя совершенно отдохнувшей, словно крепко и долго спала.
Она потянулась, ощущая силу и гибкость своих мышц, словно ей сделали еще один массаж.
— Как вы себя чувствуете?
— Превосходно Все кончилось? — удивленно спросила она.
— Да.
— Но…
— Вы прекрасно отвечали.
— Что я сказала?
— Все записано на пленку.
Элизабет перевела глаза на магнитофон. Луис включил перемотку, раздался шипящий звук.
— Это было… полезно?
— Слушайте сами.
— Я собираюсь задать вам несколько вопросов, — послышался властный, с железными нотками голос Луиса. — Они имеют отношение к вашему прошлому, поэтому мы вернемся туда. Я буду медленно отсчитывать годы в обратном порядке от вашего теперешнего возраста. Когда вам захочется что-нибудь мне сообщить, то ваш мизинец сам поднимется и даст мне знак.
Двадцать семь… двадцать шесть… двадцать пять…
Луис считал медленно, четко, пока не дошел до двадцати двух.
— Отлично. Вам двадцать два года. Расскажите мне, что происходит.
— Сегодня хоронят миссис Келлер.
Услышав свои напряженный, сдавленный голос, Элизабет замерла. Дэв наклонился к ней и взял ее за руку.
— Вы пойдете на похороны?
— Я… не могу.
— Почему?
— Я… боюсь.
— Чего вы боитесь?
— Я… не могу… идти… ноги… — в голосе зазвучала паника, послышалось частое дыхание.
— Почему вы не можете ходить?
— Ноги… отнимаются, я не могу… идти на кладбище… мне нужно скорей уйти прочь… — сдавленный, задыхающийся голос с трудом вырывался из груди.
— Почему?
— Я боюсь… стать посмешищем… мне нельзя плакать…
— Почему?
— Боюсь устроить сцену…
Голос звучал как у астматика. Хрипы сменились всхлипываниями.
— Хорошо… мы уходим с кладбища… двадцать один… двенадцать… одиннадцать…
Элизабет в ужасе глядела на магнитофон, но оттуда звучал только голос Луиса. Он медленно считал, пока не дошел до пяти.
— Мамочка… хочу к маме… где моя мамочка?
Это был голос ребенка — тонкий, жалобный.
— Почему ты не можешь найти маму?
— Я не знаю… она ушла… мне здесь плохо… пожалуйста, я буду хорошо себя вести… я хочу к маме… я не буду плакать, только отведите меня к маме.
В глазах Элизабет блеснули слезы. Она прикусила нижнюю губу и крепко вцепилась побелевшими пальцами в руку Дэва.
— Расскажи мне, где ты находишься? Что произошло?
— Я в большом доме… это не мой дом… здесь много детей и взрослых, но я никого не знаю… я хочу к маме… пожалуйста… — Голос стих. Когда он раздался снова, в нем звучали радость и облегчение. — Вы отведете меня к маме?! Смотрите, я уже не плачу… я буду хорошо себя вести… обещаю… — затем снова ничего не было слышно, и вдруг раздался дикий, пронзительный детский крик, полный ужаса и отчаяния.
— Нет, не в земле! Вы же обещали отвести меня к маме… она не в земле! Нет! — Из магнитофона несся безумный, истеричный, безудержный детский крик. На самой высокой ноте он вдруг оборвался.
— Четыре, — торопливо произнес Луис и добавил:
— Что теперь происходит?
— У меня день рождения! — Голос был счастливый, гордый, возбужденный. — Сегодня мне четыре года, и миссис Хокс испекла торт, в него воткнут свечки, а мама сшила мне красивое платье.
— Где ты находишься?
— Дома.
— Ты знаешь адрес?
— Номер двадцать три, Макинтош-роуд, Камден-Таун, — нараспев повторил восторженный детский голос.
— А кто там живет?
— Я.
— А кто еще?
— Мама.
— А кто такая миссис Хокс?
— Это ее дом. Мы живем вместе с ней и мистером Хоксом. Миссис Хокс приглядывает за мной, когда мама уходит на работу, а мистер Хокс — на стройку.
— На какую стройку?
— Я не знаю. Так говорит миссис Хокс.
— Расскажи мне о доме. Какой он?
— Мама называет его кукольным домиком. Две комнаты наверху и две внизу и сзади кухня, а еще там есть маленький садик, и мистер Хокс разрешает мне ему помогать.
— А в гостиной есть окно с цветными стеклами?
— Да… там большой корабль. Когда светит солнце, то пол становится очень красивым.
— А что делает твоя мама?
— Она шьет для богатых дам… она мне тоже сшила платье… а тетя Мэрион купила мне ленты.
— Кто такая тетя Мэрион?
— Мамина подруга.
— Она к вам приходит?
— Да. Она купила мне ко дню рождения куклу с длинными светлыми волосами, как у меня. И я смогу их расчесывать, как мама расчесывает мне.
— Она часто это делает?
— Каждое утро и каждый вечер. Мама меня причесывает и рассказывает сказку про принцессу, у нее были такие длинные волосы, что она спускала их из окна и по ним поднимался принц.
— А у тебя волосы такие же длинные?
— Пока нет… но мама говорит, что они вырастут.
— Ты ходить в школу?
— Нет. Я пойду, когда мне будет пять лет. Но мама научила меня писать свое имя.
— Ты можешь написать его для меня?
Настала тишина, и, пока кассета крутилась, Луис взял со столика лист бумаги и протянул Элизабет. Там большими печатными буквами было криво написано:
ЭЛИЗАБЕТ ШЕРИДАН.
— Так тебя зовут?
— Да.
— А как зовут твою маму?
— Мама.
— Нет, я хочу узнать ее имя. Тебя зовут Элизабет, а ее?
— А… Хелен Виктория. Мама говорит, что была такая королева, которую звали Виктория. Она водила меня смотреть дворец, где та жила, и сказала, что когда она была маленькой, то сама жила во дворце за морем.
— А где твой папа?
— Он погиб на войне.
— А как его звали?
— Руперт, — ответил детский голос.
— Расскажи мне о миссис Хокс. Как она выглядит?
— Она толстая и говорит, что ступеньки загонят ее в гроб.
— А мистер Хокс?
— Он лысый, но он часто дает мне шестипенсовик.
— У тебя есть друзья, с которыми ты играешь?
— Нет. Я должна оставаться дома с миссис Хокс. Но она берет меня в магазин, а иногда мы ходим в Хит и едем наверху в автобусе, когда у миссис Хокс не болят ноги.
— А сегодня у вас праздник и будет торт?
— Да. Его испекла миссис Хокс, он весь розовый, и на нем мое имя. Когда миссис Хокс все кончила, она дала мне облизать миску.
— Она добрая?
— Да, она называет меня «маленькая принцесса»…
Как мама. Мы пойдем с ней встречать автобус.
— Какой автобус?
— На котором мама приезжает с работы. К нам придет тетя Мэрион, мы зажжем свечи, а потом я их задую и загадаю желание.
— Какое желание?
— Чтобы мама купила мне коляску для куклы.
— Ты думаешь, она купит?
— Она говорит, что купит, если сможет… Но она не обещает. Мама говорит, что нельзя давать обещаний, если не можешь их выполнить.
— А твоя мама выполняет обещания?
— Всегда.
— Ты любишь маму?
— Больше всех на свете.
И снова кассета беззвучно крутилась, пока голос Луиса не сказал:
— Хорошо. После того, как мы побывали в прошлом, вернемся в настоящее, но быстро… шесть… восемь… десять… двенадцать… Через несколько секунд и досчитаю до пяти и скажу: «Откройте глаза». Вы легко перейдете от состояния расслабленности к состоянию бодрствования, при этом вы будете чувствовать себя бодрой и отдохнувшей, и это чувство сохранится… раз, два…
Луис потянулся, чтобы нажать кнопку.
Настала напряженная тишина. Наконец Элизабет едва слышно произнесла:
— Теперь я понимаю, почему боюсь кладбищ.
— У вас есть на то веские основания, — сказал Луис. — Какая-то услужливая дура отвела вас на кладбище, чтобы вы перестали все время плакать — за это вас ругали, а может, и наказывали, отсюда ваша боязнь устроить сцену, — и показала вам могилу. Она надеялась вас успокоить, но лишь вселила в вас дикий страх, который мозг отказывался принять и потому вычеркнул из памяти. На основании того, что мы слышали, можно с уверенностью сказать, что вы горячо любили свою мать. Вы жили с чужими людьми, и поэтому были друг для друга абсолютно всем. Я думаю, все ваши чувства были обращены на нее, и когда она «умерла», вы похоронили их вместе с ней. Похоронили в буквальном смысле слова, ведь если бы вы помнили ее жизнь, то вам пришлось бы помнить ее смерть. Поэтому ваше подсознание стерло эти пять лет из вашей памяти, а вместо этого навязало вам новое правило: избегать всего, что связано с чувствами. И вы строго следовали ему, не понимая, что этот путь ведет к изоляции. Но, как я уже говорил, мозг никогда ничего не забывает.
Элизабет молчала, пытаясь осмыслить услышанное.
Она была бледна, но чувство покоя, внушенное ей Луисом, помогало ей справиться с потрясением.
— Ваш мозг хранит все воспоминания, — продолжал Луис спокойным мягким голосом. — Нужно только вытащить их на свет.
— Это ведь не все воспоминания?
— Нет. Но сейчас не время копаться в подробностях. Нам известно самое необходимое: где, когда и кто.
— Вы имеете в виду Хоксов?
— И номер двадцать три на Макинтош-роуд в Камден-Тауне.
— Я живу совсем недалеко оттуда… — в ее глазах промелькнула догадка, и она взволнованно спросила:
— Может быть, потому я и выбрала это место?
— Может быть, — ответил Луис рассудительно. — А почему вы решили там жить?
— Не знаю. Мне просто захотелось.
— Что ж…
Но она снова погрузилась в собственные мысли, ее затуманенный взгляд был обращен внутрь и в прошлое.
— Я должна их найти, — сказала она наконец. — Хоксов.
Дэв, до этого не сказавший ни слова, заметил:
— Прошло больше двадцати лет. Может, они уже там не живут. — Он замолчал. — А может, умерли.
— Все равно я должна это выяснить. — Было видно, что она приняла решение.
— Что ж, — сказал Дэв, — будем выяснять. — Впервые за все время она посмотрела на него. — Я еду с тобой, — сказал он.
Она кивнула.
— Прекрасная идея, — согласился Луис. — Только не ломитесь в закрытую дверь. — Он улыбнулся. — Сначала откройте ее.
— Она открыта, — возразила Элизабет, — и я уже вошла внутрь. Теперь, когда я знаю, я хочу увидеть. — Она задумалась. — Смогу ли я теперь, — она указала на магнитофон, — вспоминать сознательно?
— Вполне возможно. Это в природе вещей, вслед за одной картой падает вся колода.
Она кивнула.
— Когда вы едете?
— Сейчас же, — ответила Элизабет.
Луис посмотрел на Дэва, и тот примирительно сказал:
— Почему бы и нет? Чем скорей мы узнаем правду, тем скорей все уладится.
Элизабет поднялась с места. Мужчины тоже встали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62