Она сыграла «Лунный свет» Дебюсси, потом его печальный вальс, которому Матти тихо подпевала, а закончила она журчащим этюдом Шопена.
Когда она вернулась на террасу, застенчиво принимая аплодисменты, ее отец сказал:
— Сыграй еще.
Она ответила, все еще смущенно:
— Я подумала, что, может быть, Дэв сыграет на гитаре..
— Это даже лучше! — воскликнула Матти.
— Я даже не знаю, можно ли на ней еще играть, — сказал Дэв. — Это было так давно.
— О, я ее настраивала, — простодушно проговорила Ньевес. — И прятала от пыли.
Матти засмеялась:
— Это не единственное, что ты прятала, вот что я скажу!
Ньевес залилась краской, но когда Дэв сказал: «Это было очень мило с твоей стороны», — она просияла и бегом унеслась в дом.
Матти похлопала Дэва по руке и затрепетала ресницами.
— Не знаю, как ты это делаешь, — невинно заметила она, — но я ни разу не видела, чтобы ты потерпел неудачу.
Все засмеялись, но Касс слышала только звук передвигаемого стула. Элизабет Шеридан немного развернула стул так, чтобы его веерообразная спинка скрывала ее от взглядов Дэва. Теперь она сидела лицом прямо к Касс.
Ньевес вернулась, трепетно держа на вытянутых руках сверток, и с волнением наблюдала, как Дэв разворачивает его и извлекает на свет красивую классическую испанскую гитару, пробует струны, настраивает.
— Просто замечательно, — похвалил он Ньевес.
Она чуть не подпрыгнула от радости и воскликнула:
— О, тебе понадобится подставка для ног!
Она принесла низкую скамеечку и с благоговением поставила ее у ног Дэва. Он одарил Ньевес новой улыбкой, от которой она снова вспыхнула.
— Отлично, — проговорил Дэв. — Что бы вы хотели послушать?
— Ну конечно, что-нибудь испанское! — воскликнула Матти. — Одну из этих прелестных цыганских песен.
— Такую?
Дэв заиграл, отстукивая ритм ударами пальцев о корпус гитары.
— Да, это то, что надо. — Матти тоже начала прищелкивать пальцами.
У всех заблестели глаза, ноги отбивали ритм.
— Какой талантливый человек, — тихо прошептал Харри Элизабет. — Если он не сможет делать фильмы, то всегда заработает на жизнь, выступая в концертах.
Элизабет ничего не ответила.
— Это было чудесно, — сказала Хелен, когда смолкли аплодисменты. — Но не сыграешь ли ты что-нибудь из этих прекрасных печальных вещей… Забыла, как они называются.
— Soleares, — ответил Дэв.
— Да. Пожалуйста, Дэв.
Ее большие глаза и грустная улыбка говорили лучше слов.
— Для тебя — все, что угодно, — сказал Дэв, и Хелен наградила его пламенным взглядом.
Когда первые заунывные, протяжные звуки гитары полились в мягком теплом воздухе — кристально-прозрачные, повисая на мгновение, прежде чем раствориться в пространстве, Касс явственно ощутила ответный трепет Элизабет. Ей стало дурно. Словно Дэв играл на ней, Элизабет. Звуки лились, полные печали и тоски, гитара страстно содрогалась, глаза закрылись, а сигары бесполезно дымились в замерших пальцах. Но Касс сидела, напряженно выпрямившись, не спуская глаз с Элизабет. Хотя та отодвинула стул в тень пуансеттии, лунный свет пробивался сквозь густую листву и освещал ее лицо. То, что увидела Касс, заставило ее прикусить губу, чтобы не закричать.
Элизабет исчезла, превратившись в незнакомое существо. Касс с трудом верила, что это завороженное, болезненно-экстатическое лицо могло быть таким холодным и невыразительным, таким, каким она привыкла видеть лицо Элизабет. Оказалось, что Элизабет способна глубоко чувствовать.
И все могли это увидеть. Но когда Касс быстро огляделась по сторонам, она поняла, что никто ничего не заметил: все сидели с закрытыми глазами. Кроме Дэва.
А он снова смотрел на Элизабет. Потом с еще большим ужасом Касс увидела, что Дэв передвигает стул так, чтобы сидеть прямо напротив Элизабет. Касс хотелось крикнуть Элизабет: «Нет! Нет! Не смей так смотреть!»
А Дэву: «Не заставляй ее так смотреть!» Она так привыкла к мысли о бесчувственности Элизабет, что этот мощный эмоциональный ответ заставил ее отпрянуть, как будто она заглянула во что-то глубоко личное.
Несмотря на грубоватую внешность, Касс умела тонко чувствовать. Тот же внутренний радар, который предупреждал ее о приближавшейся опасности, сообщал ей о том, что чувствует другой человек, но до сих пор она ни разу не ощущала, чтобы от Элизабет исходило что-нибудь, кроме прохладного ветерка. За то время, что они вместе работали и разговаривали, Касс, сама того не ведая, попалась в ловушку. Она восхищалась работоспособностью Элизабет, умением приспосабливаться к обстоятельствам, и эти качества вызывали в ней самые теплые чувства к Элизабет. То, что она не получала ответного тепла, ничуть не умаляло эти чувства. Вот это работник! Вдвоем они весь мир перевернут. Она ощущала душевный подъем, жизнь приобрела остроту.
И когда с помощью осторожных, но точно рассчитанных вопросов она выяснила, что ни в жизни, ни в душе Элизабет нет ничего, что могло бы оторвать ее от дела, теплота превратилась в жар. По ее мнению, это было идеальное партнерство: две независимые женщины с сильной волей, которым нет дела до мужчин, сосредоточившие все силы и энергию на работе и на том, чтобы довести ее до конца.
Она думала, что они представляют собой силу, с которой следует считаться. Их совместные усилия направлены на одно — на процветание Организации.
Теперь она могла лишь тупо созерцать осколки своих мечтаний. Дэв Локлин в своем амплуа. Но Элизабет! Элизабет Шеридан! Нет, это невозможно… Ей хотелось заплакать. У Элизабет был иммунитет к мужчинам. Она никогда не говорила ни о мужчинах вообще, ни о ком-то одном. Даже когда Касс как-то сказала в шутку:
— Ты понимаешь, что управление Организацией — это работа на всю катушку? Если ты подумываешь о замужестве и детях…
— Нет, — ответила Элизабет, — это не для меня.
— Это сейчас, но кто может с уверенностью говорить о будущем? — возразила Касс для полной уверенности.
— Я могу, — твердо сказала Элизабет и повторила:
— Это не для меня.
— А почему? — непринужденно поинтересовалась Касс. — Ты не любишь мужчин?
Она встретила бесстрастный взгляд зеленых глаз.
— Что такого может сделать для меня мужчина, чего я не могу сделать сама?
Что означает, победно подумала Касс, ничего!
Не правда, удрученно думала она теперь, не правда, не правда, не правда! Почему она не обратила внимания на холодность, чуть ли не грубость Элизабет по отношению к Дэву, когда они пришли вместе от дома на пляже.
Она говорила с ним, только когда он к ней обращался, и все время подчеркнуто соблюдала дистанцию. Потому что уже тогда с ней что-то происходило.
Касс перевела пылающий ненавистью взгляд на Дэва. Это все из-за тебя! Из-за тебя и той проклятой животной силы, которую ты носишь в себе. С одной стороны, она чувствовала, что Дав ее предал, направив эту силу на Элизабет, а с другой, что Элизабет предала ее, подчинившись Дэву.
В этот момент как по сигналу Элизабет широко открыла глаза и посмотрела в глаза Дэву. Этот взгляд мог сбить с ног. Между ними словно натянулся провод — Касс почти слышала, как он звенит… Потом она поняла, что это напевает Матти. Дэв начал играть одну из четырех «Испанских песен» Гранадоса, и вдруг Матти запела. Гортанный испанский Матти звучал в полной гармонии с музыкой. Голос Матти с легкостью перекрыл гитару, взлетев на верхнюю ноту, и она закончила песню резким бравурным восклицанием.
Все разом захлопали в ладоши, а Хелен восторженно заключила Матти в объятия.
— Я только чуть-чуть помогла ему, — скромно говорила Матти, но в душе торжествовала.
Все переговаривались и перемещались, только Касс немигающим взглядом уставилась на Элизабет. Вдруг лицо Элизабет снова приобрело обычное тщательно отработанное выражение. Касс моргнула. Элизабет встала, прошла мимо Дэва Локлина, как будто его не существовало на свете. Маленькая группка людей, окружавших Матти, расступилась и замерла в ожидании.
Матти подняла глаза на Элизабет с недоверчивым и вызывающим выражением на лице. Но в голосе Элизабет прозвучало искреннее уважение, когда она сказала:
— Неудивительно, что вас называют Божественной дивой.
— Что случилось, Касс? — раздался обеспокоенный голос Харви.
Касс вздрогнула.
— Ничего, — солгала она и, для того чтобы предотвратить недоумевающие взгляды и расспросы, быстро прибавила:
— Просто голова разболелась. — И это уже было чистой правдой: голова у нее раскололась надвое, и в ней еще торчало лезвие топора.
— Ты слишком много куришь. — Он с отвращением покосился на сигарету в ее руке и на другую, дымящуюся в пепельнице. Вторую он со вздохом погасил и покачал головой.
К ним подошла Хелен и села рядом с Касс.
— Как было мило с ее стороны сказать это Матти. — Она имела в виду фразу Элизабет, после которой Дэву пришлось унести крайне взволнованную Матти наверх.
Она обнимала его за шею, уткнувшись лицом ему в грудь, а Ньевес семенила за ним по пятам.
— О, я случайно узнал, что она очень любит музыку, — важно проговорил Харви. — Когда я был у нее в Лондоне, то видел в квартире первоклассную стереосистему и огромную коллекцию пластинок.
— Да, я знаю, — подтвердила Хелен. — Она пришла в восторг от пластинок Ричарда.
— Когда это было? — подозрительно спросила Касс.
— Не так давно, — неопределенно ответила Хелен.
Она окинула взглядом террасу. — Какой приятный получился вечер, — сказала она счастливым голосом. — А его венец, пение Матти… Ее голос совсем не пострадал.
А до меня ей дела нет, подумала Касс. Она тоже огляделась по сторонам.
— Где Элизабет?
— Ушла наверх, — ответила Хелен, вставая. — Я хочу подняться. Вечер был чудесный.
Харви тоже встал.
— Позволь, я тебя провожу. — Он предложил ей руку, и они неторопливо удалились.
Касс встала, подошла к столику, налила себе двойную порцию бренди и выпила одним махом.
— Все в порядке? — услышала она голос Дейвида, обернулась и увидела, что Дэв возвращается один.
— Да, она легла, но все еще не успокоилась.
— Ты нарочно сыграл эту песню, верно? — спросил Дейвид с откровенным восхищением.
Дэв лишь слегка улыбнулся.
— Одна из самых ее любимых…
Дейвид ущипнул его повыше локтя.
— Хитрец!
Касс вклинилась между ними.
— Ну и как киношный бизнес? — язвительно проговорила она.
— Сплошные неудачи, а бросить не получается, — весело ответил Дэв.
— Опять трудности с деньгами?
— Почему «опять»?
Касс, не отрывая взгляда от его лица, предложила с самым небрежным видом:
— Почему бы тебе не попытать счастья у Элизабет?
Она большая поклонница кино. Все твои фильмы смотрела по десять раз.
— Неужели? — вежливо выразил сомнение Дэв, с непроницаемым выражением лица наливая себе выпить.
— Вот и «неужели»! Мне лучше знать. Я ей ближе, чем кто-либо другой!
Дейвид рассмеялся так, что зазвенели стекла.
— Она так же близка тебе, как бутылка на верхушке десятифутового шеста.
— Все же что ты о ней думаешь? — не отставала Касс от Дэва.
— Что она очень красива.
— Настоящая красавица, правда? — Лицо Дейвида засветилось. — Ты видел когда-нибудь такое лицо? — Он вздохнул. — Вот бы написать ее.
Касс чуть не выронила бокал. И ты туда же! Он не раз смотрел на Элизабет собачьими глазами, чего та просто не замечала. Но теперь на его лице появилось завороженное мечтательное выражение.
— Так почему бы тебе этого не сделать? — спокойно проговорил Дэв.
У Дейвида отвисла челюсть, он вспыхнул, съежился от смущения.
— Ну… — Было видно, что он лихорадочно ищет отговорки. — У нее вечно нет времени… она работает с Касс и все такое.
— Только утром, — безжалостно перекрыла эту лазейку Касс. — Все остальное время она свободна.
— Да… ну… Я пока только думал об этом, — поспешно пробормотал Дейвид.
— Так попроси ее, — предложил Дэв, пригвоздив Дейвида к стенке твердым взглядом синих глаз. — Только она может отказаться.
Дейвид снова покраснел.
— Да, конечно, — промямлил он. — И как тогда? — Он повернулся и, хотя ему казалось, что он неторопливо уходит, почти выбежал с террасы.
— Ушел и сейчас примется за то же, — презрительно бросила Касс. — Будет поклоняться святыне. — Потом она нарочито безразличным тоном произнесла:
— Она действительно на редкость хороша собой.
Ты тоже так думаешь?
— Да, она красавица, — ответил Дэв тоном, который не прибавил ничего к простой констатации факта.
— Я могла бы замолвить за тебя словечко, — предложила Касс.
Синие глаза стали задумчивыми, потом он улыбнулся.
— Знаешь, Касс. Я могу не позволить купить себя, а продаться я могу и сам. — Он поставил бокал. — А теперь мне надо уделить немного времени Дейвиду.
Утром увидимся, спокойной ночи.
— Спокойной ночи.
Касс наблюдала, как он догоняет Дейвида, как они вместе удаляются по направлению к коттеджу. Слава Богу, подумала она, что он не здесь, в двух шагах от Элизабет.
Элизабет была в душе. Касс подождала, пока она вышла, закутанная в купальный халат.
— Привет! — сказала Касс беззаботно. — Я подумала, что надо бы поблагодарить тебя за то, что ты так мило обошлась с Матти.
— Я просто сказала правду.
— Может быть, но это исходило от тебя, и по-настоящему ей только это и было нужно. И не обращай внимания, что она так вела себя сегодня. Король умер, но все равно — да здравствует королева!
Потом, когда Элизабет села перед зеркалом, чтобы причесаться, Касс небрежно спросила:
— Что ты думаешь о нашем новом госте?
— Ничего.
— Ничего?
— Я просто о нем не думаю.
Лгунья! Касс вскипела.
— Он прекрасно играет. Как ты считаешь? Он очень талантлив, наш Дэв.
— Он делает отличные фильмы, — медленно проговорила Элизабет. Она так дергала волосы, словно хотела за что-то наказать себя.
— Хочешь, я помогу? — предложила Касс.
— Нет! — Элизабет инстинктивно отпрянула от ее руки. — Нет, — повторила она уже более спокойно, — я не люблю, когда прикасаются к волосам.
Касс молча наблюдала за ней. Элизабет сидела с пустым лицом и остановившимся взглядом кошачьих глаз.
Как будто она намеренно смыла водой какое бы то ни было выражение.
Касс отрывисто проговорила в надежде вызвать реакцию:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62