Английский свет буквально кишел такого рода женщинами. Но они не были ему нужны. Ему нужна была Розалинда. А то обстоятельство, что за ней водились деньги, и немалые, тоже играло не последнюю роль в его выборе.Да, убеждал он себя. Надейся и жди. Главное, пока не все еще потеряно...Сходное чувство обуревало и Билли, только что вернувшегося из очередной бесплодной поездки. Даже не успев снять пальто, он грузно повалился на большой диван, стоявший перед камином, как вдруг в дверь постучали и в кабинет вошла его падчерица.– Мама сейчас спит, – сказала она. – У нее был сильный приступ боли во второй половине дня. Я вызвала доктора Джейкоби, и он сказал, чтобы ей увеличили дозу.Билли кивнул, не отрывая взгляда от яркого пламени в камине.– Что-нибудь удалось разузнать? – спросила Роз. Плечи Билли красноречиво приподнялись и вновь опустились под черной викуньей Викунья – шерсть ламы-вигони , ткань из викуньи.

его пальто.– В ваше отсутствие приходил некто по имени Джек Росс – у вас с ним была назначена встреча. Ваша сверхисполнительная мисс Маршалл забыла предупредить его, что вы уезжаете за границу.Билли снова пошевелил плечами, затем отвернулся от огня.– Джек Росс! – голос его обрел силу. – Этот сукин сын пишет обо мне статейки весьма непристойного характера. Я хотел бы восстановить истину. Черт побери, я найду способ восстановить истину. Я не намерен терпеть, чтобы какой-то там дешевый репортеришка, который только и делает, что копается в грязном белье, писал на меня пасквили.– Я сказала ему, что вы обязательно свяжетесь с ним. – Она протянула Билли визитную карточку, которую оставил ей Росс. – Вот его карточка. Мне передать ее мисс Маршалл или вы хотите, чтобы он потомился в неизвестности некоторое время?Билли протянул руку.– Я сам этим займусь, – сказал он.– Мне кажется, вам предстоит нелегкая задача, – заметила Роз. – Он мне сказал, что намерен защищать все написанное им.Билли презрительно ухмыльнулся.– Видимо, Пулитцеровская премия вскружила ему голову! И он возомнил себя пророком, пишущим Книгу Самуила. – Но чуткое ухо Роз уловило, что в реве Билли отсутствовали обычные для него нотки ярости и мощи. Выглядел он явно уставшим; более того, выглядел он стариком. Волосы его совершенно побелели, а ухоженное лицо было не просто изборождено морщинами, а глубоко изрыто ими. Но голос его не сдавался, когда он злорадно прошипел: – У меня имеются свои средства борьбы со строптивыми подонками, подобными ему.– Можно я сяду в первом ряду, поближе к рингу? – попросила Роз.Билли неприязненно скосил на нее глаза.– Сейчас не время для взаимных оскорблений. Моя жена и твоя мать при смерти. Я виделся со всеми шарлатанами и знахарями, которые хоть что-то смыслят в этом деле. Никто из них не в состоянии нам помочь. – Он снова повернул лицо к огню. – Всю жизнь мне приходилось бороться за то, что мне было необходимо. Даже за право жениться на твоей матери, когда меня отказывались принимать в так называемые престижные клубы, и я решил создать свой собственный клуб, а твою мать сделал бессменным его секретарем, и, черт побери, я был еще более разборчив, кого принимать в его члены! Я выиграл множество сражений у жизни, но это сражение мне никак не удается выиграть! – Кулак его сердито опустился на подлокотник кожаного дивана. Раньше ему всегда удавалось, как он сам говорил, «вычислить» своего противника, разгадать его ходы, потому что прежде всего он тщательно выяснял всю подноготную своего врага. Билли не заключил ни одной сделки вслепую. Однако этот противник был оснащен лучше, всегда на шаг опережая его действия, и, когда Билли уже казалось, что он загнал его в угол, того там не оказывалось.– Как долго вы еще здесь пробудете? – спросила Роз.– Столько, сколько потребуется. Больше я никуда не поеду. Не вижу в этом никакого смысла.Идеальная жизнь Билли разматывалась, как клубок ниток, и, как он ни старался снова смотать этот клубок, в руках его оставались ярды и ярды оборванных концов. Где и как он оступился? Конечно, если бы Ливи вняла его просьбам и уговорам и бросила курить свои проклятые сигареты, этого бы не случилось. Она была бы здорова и у него не было бы причин о чем-либо беспокоиться. Но она никак не могла остановиться и слушать его не желала. Конечно, после какого-нибудь сытного и вкусного обеда неплохо посидеть и выкурить сигарету, запивая ее превосходным бренди. Но выкуривать по шестьдесят сигарет в день! И чего ради? О чем ей беспокоиться? Он дал ей все! Все, что она хотела, она получала. От нее требовалось только одно – делать так, чтобы он был доволен. Ну хорошо, он просил – ладно, требовал, – чтобы при этом соблюдались определенные стандарты, но ведь сумели же они прийти к взаимному соглашению не мешать друг другу? Почему же все это вдруг превратилось в какой-то сплошной кошмар? Потому что ей, видите ли, не захотелось расстаться с дурной привычкой! – негодуя, отвечал он сам себе.Когда он вспоминал о миллионах, которые либо давал сам, либо помогал собирать по подписке на исследования по раковым заболеваниям, ему хотелось во все горло заорать на этих бесполезных докторишек: «Какого рожна вы не смогли даже приблизиться к тому, чтобы хотя бы выяснить причину этой болезни? Вы занимались ею на протяжении всей моей жизни, а теперь жизнь моей жены из-за этой дьявольщины висит на волоске, а вы смеете мне заявлять, что ничего не можете сделать, чтобы ее остановить! Ну так вот, остановите ее или больше вы от меня ни хрена не получите! Я ясно выразился?Угрозы такого рода всегда исправно срабатывали в прошлом. Билли Банкрофт своих слов на ветер не бросал. Но рак не испугался его угроз. Он знал, кто из них сильней, и Билли оказался в положении, которого не знал уже много лет подряд. С трудом поднявшись с дивана, он сбросил с себя пальто и, оставив его лежать, где оно упало, устало поплелся по лестнице наверх, в спальню своей жены. Сиделка при свете настольной лампы читала номер «Космополитен». Отложив его в сторону, она встала со своего места.– Леди Банкрофт спит.– Я и сам это вижу. Оставьте нас на минуту.– Как пожелаете.Билли придвинул к кровати хрупкий французский стул и тяжело опустился на него. Дыхание Ливи было почти незаметным, тело ее словно затерялось в складках простыней, так она исхудала, но чем больше истощалось ее тело, тем сильнее росла ее ненависть к нему, Билли. Никогда раньше не позволяла она себе так обращаться с ним, говорить с ним таким тоном, как сейчас: насмешливо, презрительно. Она даже стала называть его Билли-Бой, кличкой, которой, он знал, окрестила его Розалинда.В последний раз, когда он пришел к ней после очередной своей поездки, тоже ничем не увенчавшейся, она с ног до головы оглядела его и только тогда насмешливо спросила:– И где же это тебя весь день носило, Билли-Бой, Билли-Бой?Когда же он пытался объяснить ей, что искал средство, чтобы излечить ее, удержать ее при себе, потому что она очень нужна ему, она была безжалостна.– Я знаю, мысль, что ты можешь потерять меня, тебе невыносима. И правда, кто ты без меня? Что ты без меня? Ты и женился-то на мне из-за моего положения в обществе: моей задачей было подсоединить тебя к нужным тебе людям, незаметно провести тебя мимо бдительного швейцара в высший свет. Тебе больше никогда не удастся найти другую женщину, которая сделает для тебя то, что сделала я. Молча страдать, быть оговариваемой за спиной и превозносимой в лицо! – Голос ее сорвался на крик, она закашлялась и дышала с трудом, но ненависть помогла ей справиться со своим недугом, ненависть, полыхавшая в ее истощенном теле яростным огнем.Колесо судьбы завершило свой полный оборот: теперь верх одержала Ливи, он же, доведенный до отчаяния, покорно принимал от нее любые пинки и удары. Именно в такие моменты, сидя у постели умирающей жены, Билли Банкрофт, богатый и властный лорд Банкрофт, горько размышлял о своем Грандиозном Замысле, пытаясь обнаружить, где и как он допустил в нем роковой просчет. Ведь так тщательно все задумывалось много лет тому назад, когда он был еще совсем молод, был еще никем и ничем.И он сумел добиться своего, добиться, невзирая ни на что! Билли Банкрофт нашел в себе силы вскарабкаться на самую вершину! Почему же, почему его лишают сразу всего? Ведь ей всего пятьдесят четыре года! Она может дожить хотя бы лет до семидесяти! Ему самому еще только шестьдесят девять, и он хотел бы дожить по крайней мере лет до восьмидесяти. У них впереди еще годы и годы, масса дел и много новых денег.Должен же быть какой-то обходной путь, не может не быть! Он обретал лучшую свою форму именно тогда, когда его загоняли в угол: именно тогда ум его работал с полной отдачей, четко и быстро, а зрение и слух его обострялись. Но сейчас, в самый критический момент жизни, когда на карту поставлено все, его ум вдруг потерял былую проницательность, стал вялым и медлительным, а сам он ужасно устал, мелкий шрифт, например, теперь разбирает только с помощью лупы, и это он, кто когда-то невооруженным глазом мог считывать микропленки, поднося их к свету, чтобы обнаружить на них следы предыдущего использования. Никому не дано было обскакать самого Билли Банкрофта. Он был известен в мире бизнеса как величайший из ныне здравствующих корифеев торговой сделки, и чем она была сложнее и запутаннее, тем лучше. Почему же он не в состоянии довести до логического конца самую важную сделку своей жизни?По мере того как шло время и каждая его поездка оканчивалась очередной неудачей, он решил дать выход своему отчаянию характерным для себя образом. Во время одного из обедов в доме своей дочери Дианы он познакомился с ее школьной подругой – молоденькой, свежей и в мгновение ока ослепленной его блеском. Как раз то, что необходимо старику. Сначала они вели себя осмотрительно: он посещал ее прямо у нее на квартире, их никогда не видели вместе, но вскоре кто-то увидел, как он выходил от нее ранним утром, и об этом романе тотчас заговорили. Но самым нелепым в нем было то, что впервые в жизни это была не любовная связь, а самая обыкновенная дружба. Ему нужен был кто-то, кто просто с сочувствием выслушал бы его, кому бы он мог «поплакаться в жилетку». Розалинда слишком хорошо его знала и слишком не любила, Диана вообще его не знала, а Дэвида никогда не было дома. Роуз Дэйвентри была доброй, терпеливой и отзывчивой, являя для него живую Стену плача, перед которой Билли изливал свое горе. Но когда Ливи окончательно слегла, Билли с каждым днем становился все менее управляемым, пока наконец доведенная до полного отчаяния Роуз не заявила ему, что не может больше продолжать с ним дружбу, так как не в состоянии справиться с требованиями, которые он ей предъявляет.Она явно была не Ливи!Вскоре после этого Билли удалось выйти на одного врача в Брюсселе, утверждавшего, что он изобрел новый экспериментальный способ лечения рака. Билли послал в Брюссель свой личный самолет, который доставил стеклянные ампулы с сыворотной. Эту сыворотку Ливи вводили четыре раза в день: предполагалось, что она будет стимулировать способность организма лучше усваивать пищу. Через месяц стало ясно, что и это лечение не дает нужных результатов. Рак к этому времени уже захватил нервную систему. Вопрос теперь был только во времени. В спальне Билли протянул руку и дотронулся до руки жены, вяло лежавшей поверх окаймленных шелком одеял. Рука ее была горячей, хотя больше походила на руку скелета; ногти ее (искусственные, так как настоящие были съедены химиотерапией), элегантно отманикюренные, были ярко-розового цвета: даже в отчаянном своем положении она не желала, чтобы люди видели, какой развалиной она в действительности была.Билли уткнулся головой в руку жены.– Ты была всем, чего я больше всего желал на свете, Ливи, – в полном отчаянии прошептал он, – с той самой поры, когда впервые увидел тебя на одном из приемов, где ты меня даже не удостоила взглядом. За что же ты так наказываешь меня? Я знаю, что был тебе плохим мужем, но твоя месть слишком ужасна, не покидай меня, Ливи, пожалуйста, слышишь, пожалуйста... не покидай меня...Когда сиделка, обеспокоенная, что слишком надолго оставила свою пациентку, вошла обратно в спальню Ливи, то обнаружила, что оба они, муж, обеими руками сжимая руки жены и положив на них голову, и жена, крепко спали. 13 – Я бы хотел, чтобы ты помогла мне организовать один очень важный ленч, – сказал Билли.Роз вопросительно посмотрела на него.– Пожалуйста, – подсластил он свою просьбу. – В виде личного одолжения.– Какого рода ленч? – спросила Роз. – Произвести впечатление, добиться чего-либо, польстить, напугать или умаслить?Билли метнул на нее один из своих «взглядов», но этим и ограничился, из чего Роз заключила, что ему действительно нужна была ее помощь.– Обыкновенный дружеский ленч, – заметил он как бы мимоходом. – Ничего замысловатого, но по высшим меркам твоей матери. Ты знаешь, что я имею в виду.– Естественно, – отпарировала Роз, но Билли принимал шутки только в точно определенные моменты.– Где? Когда? И сколько? – спросила она.– В следующий четверг, здесь, и будет только один гость. Джек Росс.– Что, не поддается на уговоры? – съязвила Роз. – И издатель туда же? Как жаль, что оба они не из тех, кто уже находится у вас в услужении. – Он ничего на это не ответил, но Роз недаром изучала его все эти годы. – Я же вас предупреждала, что этот парень не станет вилять хвостом и давать чесать у себя за ухом. Единственное, что вам остается, – это поступить так, как в свое время сделал Роберт Максвелл, и заткнуть ему глотку с помощью суда.– В отличие от Роберта Максвелла мне нечего скрывать, а раз нечего, то ничего и не надо скрывать, – отчеканил Билли.– Тогда почему же вас так беспокоит эта книга? Не потому ли, что важно не то, что он говорит, а как он говорит это? Что вы можете ему предложить? Работу? Как, например, писать авторизованный вариант вашей биографии?Билли никак не отреагировал на ее колкость. Когда он уходил в себя, то превращался в глухую, ничем не пробиваемую каменную стену.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51