Дэвид опередил ее, тщательно все обдумав во время игры в триктрак со своим товарищем по комнате. Если платить станет он сам – он мог себе это позволить, карманных денег у него было более чем достаточно, к тому же он их почти не тратил, придерживаясь того мнения, что гораздо разумнее позволять другим расходовать свои деньги на него, – то можно ли поручиться, что это не пробный камень целой серии последующих вымогательств? В конце концов, он был тем, кем был, а в мире достаточно людей, горевших желанием поживиться за его счет. То, что она скажет, будет несомненной ложью. Если он сам пойдет к отцу и признается, что попал в щекотливое положение, то опытнейший, прекрасно осведомленный обо всем и, главное, всемогущий Билли Банкрофт непременно найдет способ, как вытащить его из этого неприятного положения; он не сомневался, что его отец поступит именно так, ибо одно дело – слегка пожурить сына за распутство, тайно гордясь им – весь в меня! – и совсем другое дело позволить всякой дешевке-танцовщице возомнить себе, что... и прочее.Все произошло так, будто он нажал на нужную кнопку в системе программного управления своего отца, удовлетворенно думал он позже. Реакцию Билли он предусмотрел до мелочей. Билли взял решение этого дела в свои руки. Каким образом было достигнуто положительное решение, Дэвид не интересовался. Достаточно было того, что волноваться по этому поводу больше не было никаких оснований. Несколько месяцев спустя он смотрел это шоу по ТВ вместе с матерью – в просмотр постановок его отец вкладывал деньги, и это входило в обязанности всех домочадцев – и увидел свою танцовщицу, высоко вскидывающую стройные длинные ноги и улыбающуюся своей дивной улыбкой. Что она, мелькнуло в голове у Дэвида, потянувшегося за фаршированной маслиной, теперь вряд ли уже делает. Идиотка! Так ей и надо, если не сумела принять меры предосторожности. Если же это действительно был пробный камень, то она явно ошиблась адресатом. Случай этот, однако, научил его тому, что связывать себя отношениями с наемной рабочей силой не следует.Он помог ему осознать и другое: как же здорово повезло его матери с Джеймзом! Как служащему, ему не было цены. Кровными узами связанный с верхушкой английской аристократии, он был беден как церковная крыса. Самый близкий поверенный матери одновременно был одним из группы гомосексуальных рыцарей, составлявших верное окружение Ливи. При этом каждый из них неукоснительно отвечал определенным требованиям: имел обширные связи, был интересным и остроумным собеседником и абсолютно преданным ей человеком, даже в мыслях не допускал каких-либо вульгарных действий по отношению к ней. Именно благодаря этой группе людей Дэвид познал и другие сексуальные интересы и к восемнадцати годам сделался бисексуальным.Из всех детей Банкрофтов Дэвид был единственным, к кому Джеймз не особенно благоволил и кому не доверял. Слишком много в нем было показного, улыбчивого уважения, слишком много лучезарного обаяния. Улыбка его была прилипчивой как смола. И, как сказала Тони фон Ангальт, в третий раз вышедшая замуж, рассуждая, правда, о другом сомнительном субъекте, он был такой же фальшивкой, как трехдолларовая купюра.Розалинда со своим взбалмошным характером и острым язычком была врожденно порядочным человеком. Благожелательность ее брата Джонни многими трактовалась как глупость, но Джеймз знал, что доброта его проистекала из его сущности. Джонни и представить себе не мог, что можно лгать и изворачиваться. Джеймз был уверен, что Дэвид легко проделывал и то и другое, причем намеренно и без каких бы то ни было угрызений совести. Дважды ловил он его на том, что тот безжалостно травил Диану, слишком хорошо знавшую свои недостатки, чтобы огрызаться, и только безутешно рыдавшую от хлестких эпитетов, которыми награждал ее брат. Оба раза он извинился перед ней, даже как будто устыдился своего поведения, но чувствительное внутреннее ухо Джеймза уловило в его тоне звон фальшивой монеты.Знал он и то, что Дэвид, с обожанием относившийся к своей матери, на самом деле глубоко презирал ее. Джеймз как-то проследил, с каким видом исподтишка он наблюдал за своей матерью, но стоило ей посмотреть в его сторону и улыбнуться, как он тотчас превратился в почтительного внимательного сына, выражавшего полную готовность куда угодно сопровождать ее, всем своим видом показывая, как он гордится ею. По-настоящему Дэвид считался только со своим отцом, и это лучше всего говорило об истинном характере самого младшего из Банкрофтов.Джеймс тотчас сообразил, что затевает Дэвид, и на этот раз. В один из жарких и знойных дней на острове, после подводной охоты с аквалангами, которой они занимались в отдаленной бухточке, оставив улов в садке, оба вылезли из воды, чтобы немного обогреться на солнышке. Джеймз был заядлым пловцом, он получал поистине эстетическое удовольствие, ощущая, как обтекает вода его тело, и, когда позволяли условия, когда он бывал один, плавал совершенно голым.На берегу Дэвид сдернул с себя тонюсенькие плавки, чисто условно скрывавшие наготу, и сказал при этом: «Дам здесь нет, краснеть некому, а я обожаю купаться голым, а вы? К тому же ненавижу, когда на теле остается белая полоска». И растянулся прямо на камнях, подставив всего себя жарким лучам полуденного солнца. Джеймз не последовал его примеру. Он просто лег рядом и стал ждать дальнейшего развития событий.Чуть погодя Дэвид спросил:– А как это, быть гомосексуальным? – Когда Джеймз ничего не ответил, он обеспокоенно продолжал: – Я вовсе не желаю совать свой нос в чужие дела, но тут ко мне один парень пристал. И, по правде говоря, у меня было большое искушение поддаться соблазну... мне бы хотелось, если вы, конечно, не возражаете, – чтобы вы меня хоть немного просветили на этот счет.– Мне казалось, что эта проблема лично вас интересует меньше всего, – осторожно заметил Джеймз.– Мне тоже так казалось – до недавнего времени. У вас были в жизни гетеросексуальные отношения?– Да.– До того или после того – я имею в виду, как вы окончательно решили для себя эту проблему?– До.– А что определило ваш окончательный выбор?– Я влюбился.– В мужчину?– Да.– Это было взаимно?– Нет.– Ну и что же вы сделали?– Превозмог себя.– Но в связь, тем не менее, вступили?– Да.– И вам было лучше, чем с женщиной?– Да.– И много у вас было романов?– То, что много для одного, мало для другого. А сколько их было у вас?Дэвид пожал плечами.– С дюжину, если не считать случайных встреч.Затем тактично, но неумолимо перевел разговор на гомосексуалистов, желая понять все тонкости в этом деле. Джеймз отвечал ему правдиво, ничего не утаивая, стремясь, однако, ни словом не обмолвиться о том, что касалось лично его самого, так как понимал, что Дэвид добивается именно этого. Все это время Джеймз остро ощущал на себе призывный взгляд манящих карих глаз на красивом лице, видел прельстительное великолепное загорелое тело, широкое в плечах и узкое в бедрах, чуть поблескивающее от пота, выступившего вместе с кремом для загара и слегка приподнявшееся перед ним, его толстый, коричневый, чуть набрякший соблазнительный пенис, лениво покоящийся на упругом бедре.Джеймз понимал: стоит ему чуть податься вперед и поцеловать эти манящие губы – и он пропал. Предыдущий опыт и знание жизни, тяжко ему доставшиеся, убеждали его не делать этого. Бдительность и осторожность, длительное время бывшие непременными спутниками в его жизни, в конце концов столь глубоко проникли в его психику, что сделались неотъемлемой ее частью. Однажды ему уже довелось распроститься с многообещающей карьерой, когда он позволил своему чувству взять верх над здравым смыслом. Более он этого не допустит. Он натренировал себя в борьбе с искушением, всплеск спида укрепил в нем решимость не разменивать целую жизнь за краткий миг удовольствия. Свои возможности, если таковые представлялись, он не упускал, но только тогда, когда при этом ничем не рисковал. Дэвид Банкрофт являл собой именно такой риск, в одночасье он мог лишить его одного из самых тепленьких местечек, доставшихся ему в многострадальной, богатой приключениями жизни.Ему нравилась его работа; жил он припеваючи, да еще деньги получал немалые; своего же работодателя уважал и ценил. Чтобы удержать это свое престижное и роскошное положение, Джеймз был готов на многое. И, если часть его службы состояла в том, чтобы хорошо относиться к детям своего работодателя, так тому и быть. Но то, на чем сейчас настаивал Дэвид, выходило за рамки территории, очерченной здравым смыслом Джеймза, о чем можно было только искренне сожалеть. Ибо половые отношения с Дэвидом Банкрофтом обещали быть, в чем у него не было никаких сомнений, из разряда незабываемых.Знал он и то, что Дэвид испытывает на нем свое сексуальное обаяние. В неполные девятнадцать лет он был поистине неотразим, женщины буквально сходили по нему с ума. Его успех у них был столь велик, что Джеймз поначалу был несколько озадачен стремлением Дэвида познать и другую сторону сексуальности, однако, поразмыслив, решил, что в этом не было ничего удивительного. Вместе со многими чертами отца Дэвид унаследовал и его гиперсексуальность, по мощности равную восьмицилиндровому двигателю, не ослабевшую даже в том возрасте, когда многие мужчины весомо сокращают свою половую жизнь.Когда тело, вразрез с установкой мозга, потянулось к тому, что ему предлагали, Джеймз понял, что следует вести себя очень и очень осторожно. Если подчинишься ему, то, когда все это выплывет наружу, а наружу выплывет оно обязательно, Дэвид сам расскажет об их отношениях, поскольку для него они будут неотъемлемой частью «развлечения». И тогда Джеймз с треском вылетит в трубу. Вышвырнутый отовсюду, станет как отжившее свой срок ненужное тряпье. С навеки впечатанной в памяти солнечной улыбкой Дэвида.Ну уж, нет, мелькнуло у него в голове. Чего, чего, а этого нам, спасибо, не хочется! Полностью отдавая себе отчет в том удовольствии, в котором себе отказывал, в том блаженстве, которое ощутил бы, целуя эти губы, обнимая это крепкое, мускулистое тело, так же определенно Джеймз сознавал и нависшую над собой опасность, понимая, что нет смысла разменивать целую жизнь за пятиминутное наслаждение. Поэтому он встал и, пробормотав: «Что-то стало слишком уж жарко», нырнул в прозрачную, бирюзового оттенка воду – до того, как возбуждение выдало бы его с головой.Шесть месяцев спустя Дэвид лежал в своей со всех сторон задернутой занавесками постели, над которой располагалось зеркало, отражавшее все, что творилось под ним ночью. Положив руки под голову, скрестив ноги в лодыжках, глядя вверх, он улыбался собственному отражению.Сидя на краю кровати, обхватив голову руками, средних лет мужчина, с которым он только что исходил в приступе безудержного сладострастия, сдавленным голосом потрясенно бормотал:– Господи, как же я допустил, чтобы это случилось? Твоя мать – одна из самых лучших моих друзей... как я теперь посмотрю ей в глаза? Она обо всем догадается, я точно знаю, что догадается. У Ливи на такие вещи шестое чувство. Она обязательно заметит, что между нами что-то произошло, только не будет знать, что именно. Моя целомудренная и безупречная Ливи... незапятнанная и безгрешная, само совершенство... Совратить ее собственного сына! Ее любимого мальчика.... – Из горла его вырвался звук, похожий на рыдания.Дэвид коснулся рукой спины, покрытой веснушками, ощутил под ладонью дряблую, загрубевшую с возрастом кожу, но голос его, когда он заговорил, был полон живейшего участия:– Ладди, не надо так убиваться. Если мама что-то заподозрит и спросит меня, я, естественно, буду откровенен с ней, скажу ей...– Нет! – хрипло, в отчаянии выкрикнул он. Мужчина повернулся к нему всем телом, отняв руки от искаженного тревогой, изборожденного морщинами лица под копной редеющих седых волос. Голубые его глаза были наполнены слезами и блестели от возбуждения и страха. – Ты не должен ничего говорить! Ты же ничего не понимаешь... ты еще так молод... так невинен...– Но мама же знает, что вы гомосексуалист, она всегда это знала и никогда не придавала этому значения, неизменно считая вас одним из самых старых и верных своих друзей. Почему все вдруг должно перемениться?– Потому что ты – это ты! Она сразу же подумает, что это я совратил тебя, – и, Бог мне свидетель, так оно, видимо, и есть на самом деле. Как же я мог так напиться?– Оба мы были хороши, – подлил масла в огонь Дэвид.– Час от часу не легче! Напоил и совратил... Нет мне никакого прощения!– Ладди, мне уже девятнадцать лет...– А мне в два раза больше! Я знаю твою мать: она предъявляет к людям высочайшие критерии; она приняла меня таким, каков я есть, и никогда не осуждала меня, но ведь ты ее обожаемый сын! То, что я сделал, столь ужасно, что у нее не останется ничего другого, как предать меня анафеме. До этого она была само воплощение такта и учтивости: моя личная жизнь была сугубо моим личным делом, но затащить в нее тебя... нет, этому не может быть прощения – никогда. Я буду изгнан...– Тогда вам лучше уехать на какое-то время. Если вы чувствуете себя настолько виновным, что не в состоянии смотреть ей в глаза, то не делайте этого. – Дэвид позволил своему голосу дрогнуть и запнуться. – Конечно... без вас я ужасно буду скучать... Мне было так хорошо с вами... Я даже представить себе не мог, что будет так хорошо... – Он положил руку на бедро Лоуренса Ладбрука, почувствовал, как оно затрепетало от прикосновения, и с напускным великодушием продолжал: – Но, поскольку вы обвиняете себя во всех смертных грехах... а я знаю, как много значит для вас моя мать...– Все!Beдь Лоуренс, «Ладди» Ладбрук в течение последних двенадцати лет составлял неотъемлемую часть «двора» Ливи Банкрофт, неизменно выполняя роль одного из ее «сопровождающих» в отсутствие Билли. Ливи поверяла ему свои тайны – но не самые сокровенные, предназначенные только для ушей Джеймза, а мелкие, однако для нее достаточно важные, потому что она знала, как дорожил он своей дружбой с ней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51