Сама Ловиан почти лежала на стуле. Даниан и Джилл, стояли сзади, поддерживая ее. Ловиан посмотрела на Невина безнадежным, умоляющим взглядом. Джилл подбежала к отцу и уткнулась лицом ему в грудь.
- Если Райс повесит Родри, - заметил Слигин, - он получит такой мятеж, что Делондериель будет красна от крови. Я слышал, что он сказал парню.
- Это верно, - сказал Прайдир. - Лучше взять лошадей и уехать отсюда ночью, пока нас не поймали в ловушку.
- Замолчите! - рассердился Невин. - Не будем поднимать вопрос о мятеже. Я намерен сам поговорить с гвербретом, и чем раньше, тем лучше.
Они приветствовали его, как будто он был капитаном, а они - его бойцами. Невин кивнул и вышел, Каллин последовал за ним.
- Я так долго жил вне закона, что теперь не знаю, как поступить, - сказал Каллин. - Имеет ли право капитан просить о сохранении жизни своего лорда?
- Да, конечно, - Невин удивился: он знал Каллина как человека, не склонного к таким поступкам. - Послушай, неужели ты действительно встанешь на колени ради Родри?
- Встану, если ты позволишь мне войти с тобой к Райсу.
Каллин устало посмотрел на него. Его взгляд был полон печали. Только теперь Невин понял, что Каллин так же сильно любил Родри, как Геррант любил Блайна, пока Бранвен не встала между ними. Невин понял и другое: тот упрямый серебряный кинжал готов был унизиться ради того, кого любил, - и он уважал его за это. Невин почувствовал, что цепи Судьбы разорвались, и он стал свободным, как будто гора упала с плеч.
- Мы должны спасти его от петли, - твердо сказал Каллин.
И вместе, как два воина, связанных клятвой на крови Невин и Каллин направились прямо в приемную Райса. Когда Невин толкнул дверь, паж объявил, что его милость не принимает посетителей.
- Тогда скажи ему, что здесь Никто, - сказал Невин. - Или я нашлю на него ураган.
Взвизгнув, паж широко распахнул дверь и впустил их. Райс сидел на резном стуле, госпожа Донилла примостилась рядом на подставке для ног. Он поднялся навстречу своим непрошенным гостям, заложив большие пальцы за ремень и откинув голову назад. Невин готов был уважать его уже за то, что он не испугался лучшего фехтовальщика Дэверри и человека, который мог, щелкнув пальцами, снести его цитадель до основания.
- Я догадываюсь, что вы пришли просить за Родри, - сказал Райс.
- Да, ваша милость, - ответил Невин. - И если хотите, мы оба встанем на колени.
Райс мгновение рассматривал их, потом улыбнулся холодной улыбкой:
- Я не собираюсь лишать жизни своего брата. Я только хочу, чтобы этот проклятый щенок знал свое место. Он должен публично попросить у меня прощения, и мы покончим с этим.
Невин вздохнул облегченно.
- Вы действительно думали, - продолжал Райс, - что я хотел огорчить свою мать и поднять Западный Элдис на новое восстание?
Они колебались. Райс снова улыбнулся.
- Ваша милость, - произнес Невин. - Вы выражаете свои чувства к вашей семье достаточно ясно, но с большим опозданием.
- О, боги! - Неожиданно Райс взорвался и начал говорить так быстро, что даже трудно было понять его: - А почему я должен его любить? Всю мою жизнь я слышу: Родри то, Родри это, Родри - человек чести, очень жаль, что Родри не родился первым, чтобы возглавить клан! - Лицо Райса покрылось алыми пятнами. Донилла грациозно поднялась и взяла мужа за руку.
- Не стоит так терзать себя, мой господин, - сказала она мягко.
- Да, ты права. - Райс сделал паузу, пытаясь взять себя в руки. - Прошу прощения, волшебник Невин. Капитан, можете не сомневаться: я сохраню жизнь вашего лорда.
- Ваша милость не обидится, - осторожно сказал Каллин, - если я спрошу: вы поклянетесь в этом на мече?
- Я клянусь, - надменно произнес Райс. - Не сомневайтесь и успокойте ваших людей.
- Спасибо, ваша милость, от чистого сердца благодарю вас.
Все дела по правонарушениям в Аберуине подлежали личному суду Райса, поэтому во дворе у него была собственная тюрьма - длинное каменное здание с общей комнатой для местных пьяниц и нищих и несколькими узкими камерами для более важных заключенных. Родри поместили в одну из таких камер, и он думал, что это не самое худшее, несмотря на то, что она была всего шесть шагов в поперечнике и в ней дурно пахло нечистотами. Под окном лежала куча более-менее чистой соломы. Родри сел, обхватил руками колени и положил на них голову. Его трясло, и он никак не мог успокоиться. Страх поселился в нем: страх, что он будет повешен во дворе Райса как какой-нибудь конокрад, где каждый будет тыкать в него пальцем и смеяться над ним. Честь, боевая слава, так тяжело завоеванные в недавней войне, уважение людей, которые были его подданными, - все разрушится по воле безумца-брата. Барды будут петь о Родри Майлваде напоминая своим слушателям о том, что жил на свете лорд, который удостоился участи быть повешенным, и его лишат даже чести быть похороненным среди могил предков. Он - никто, человек без чести, ошметок дорожной грязи, далее не человек вообще. Он собрал всю свою волю в кулак, но не смог унять дрожь. А что с Джилл? При мысли, что он потеряет ее, он заплакал, всхлипывая, как ребенок. Слезы были еще большим позором для него. Он выпрямился, вытер лицо рукавом. Надо ждать и быть мужественным.
Родри понятия не имел о том, сколько он провел времени в камере, когда услышал голос Каллина. Он быстро вскочил и выглянул в окно. «Мой господин!» - и Родри увидел лицо своего капитана.
- Я здесь, - обрадовался он.
- Гвардейцы не впустили меня, чтобы поговорить с тобой.
- Они боятся, что ты перебьешь их всех.
- Правильно боятся, мой господин. Послушай, Райс не собирается тебя вешать. Мы с Невином ходили к нему. Он хотел унизить тебя, и ничего больше. Ты должен публично попросить у него прощения, и он простит тебя. Так он сказал.
Родри ощутил в себе волну ненависти, которая обожгла его сильнее, чем страх. Он схватился за решетку на окне с такой силой, что стало больно пальцам.
- Не делай глупостей, - рассердился Каллин. - Поступай так, как требует этот подонок, и мы уедем домой. Там разберемся.
Вцепившись в прутья решетки, Родри раскачивал их вперед и назад, навалившись на них всем своим весом.
- Родри! - позвал Каллин. - Ответь мне. Будь благоразумен.
Родри продолжал раскачиваться, держась за решетку. Он хотел ответить Каллину, но что-то мешало ему, он не мог произнести ни слова. Затем он услышал голоса гвардейцев: звучали оскорбления и слова команды. Когда он смог наконец стоять спокойно, Каллина уже не было под окном. Родри сел, привалившись к стене. Он понял, что этот грязный трюк, который проделал с ним Райс, помог ему посмотреть на себя со стороны. Это будет преследовать его всю жизнь - ночь страха, когда он дрожал как испуганный ребенок, вместо того чтобы встретить смерть как мужчина. Измученный, он заснул там, где сидел, и всю ночь ему снилась Джилл.
Гвардейцы рано разбудили его, бросив в камеру ломоть черствого хлеба, который он швырнул им назад. Около часа он ходил взад-вперед, пытаясь собраться с мыслями. Вернулись гвардейцы, связали ему руки за спиной кожаным ремнем и вывели его из камеры.
- Может быть, мне дадут чистую одежду? - сказал Родри. - Я провонял этой соломой.
- Его милость велел привести тебя немедленно.
«Конечно, - подумал про себя Родри, - это ему доставит особое удовольствие, когда я - грязный и вонючий - буду стоять на коленях у его ног». Они шли через зал, и люди смотрели на него с жалостью, которая была хуже, чем презрение.
В комнате сидел Райс, возле него - жрецы, в стороне от них - писец. Толпа свидетелей раздвинулась, пропустив прибывших. Когда они подошли к столу, один из гвардейцев толкнул Родри в спину, заставив его встать на колени.
- На нас легла серьезная ответственность, - произнес Райс. - Этот человек посмел поднять меч на гвербрета в его собственном доме.
- Это оскорбление - и оно наказывается повешением, - сказал жрец.
Процесс приостановился - писец фиксировал сказанное на бумаге. Родри посмотрел вокруг и заметил Джилл, одиноко стоявшую со скрещенными на груди руками. То, что она видела сейчас его унижение, было последней каплей, переполнившей чашу.
- Таков закон, - сказал Райс. - Но я рассчитываю увидеть твое раскаяние. Я согласен, брат, что допустил по отношению к тебе обидные и оскорбительные слова. Признаюсь в этом публично. Но тем не менее наказание за твой проступок - смерть.
Жрец встал и начал читать слова закона:
- Ни один человек не может поднять руку на гвербрета. Почему? Потому что гвербрет - единое целое с самим законом, и противно закону кровопролитие в его зале. Почему? Потому что лорд не вынесет справедливый приговор, если будет существовать угроза отмщения ему мечом.
Жрец снова сел.
- Я должен внести некоторые изменения, - взял слово Райс. - Если ты на коленях попросишь моего прощения, то можешь его получить.
Рванувшись всем телом, Родри вскочил на ноги.
- Этого не будет! - рявкнул он. - Пусть меня лучше повесят.
В толпе послышался приглушенный ропот. Родри даже показалось, что Джилл что-то выкрикнула, призывая опуститься на колени, - но Родри стоял прямо, пристально глядя на Райса.
- Я дам тебе еще один шанс, - сказал Райс. - На колени!
- Нет!
- Последний шанс. Проси прощения!
- Я сказал - нет!
Рот Райса искривился в кровожадной улыбке. Родри отказался подчиниться. Похоже было, что на этот раз он смотрел на повешение как на избавление.
- Ты не оставил мне никакого выбора. Придется повесить тебя, - хладнокровно произнес Райс.
Каллин вышел из толпы и опустился на колени перед гвербретом:
- Ваша милость! Прошлой ночью вы поклялись на мече, что сохраните жизнь моему господину.
У Райса перехватило дыхание. Лицо Каллина было таким решительным, что те, кто знал его, могли догадаться: он готов ко всему и запасся оружием для такого случая. Райс сознавал это не хуже других, судя по тому, как он кивнул головой, глядя на Каллина, с выражением близким к ненависти.
- Совершенно верно, - произнес Райс. - И Майлвад никогда не нарушает своей клятвы, капитан. Таким образом, я заменяю твоему господину приговор о повешении на ссылку. - Он повернулся к Родри. - Отныне ты будешь изгнан с моих земель, с земель всех людей, верных мне, ты лишаешься всех званий и должности, всех земель и владений, кроме одного коня, одного клинка, двух серебряных монет и одежды, которую носят простолюдины. Никогда не называй себя Майлвадом, потому что глава твоего клана исключил тебя из него.
Гвардейцы освободили Родри, развязав ему руки. В зале для судебных заседаний стояла абсолютная тишина, затем Ловиан зарыдала, разорвав нависшую тишину. Свидетели начали перешептываться, потом заговорили вслух, и толпа так расшумелась, что Райс вскочил на ноги и призвал всех к молчанию.
- Хочешь ли ты сказать что-нибудь по поводу приговора? - спросил Райс, - вероятно, только потому, что закон предписывал это.
- Да, хочу, - сказал Родри. - Ты наконец получил то, чего так долго добивался, верно? Ты будешь получать налоги, которые собирает тирин со своих подданных, когда мать умрет. Я надеюсь, ты с пользой истратишь каждую проклятую монету, брат. Может быть, ты подавишься ими.
Лицо Райса стало багровым. Если бы между ними не было стола, он бросился бы на брата, но Родри запрокинул голову и захохотал.
- Когда-нибудь барды споют об этом, - сказал Родри. - О гвербрете, который был до того жадным к серебру, что чуть не лишил своего брата жизни.
Жрецы вскочили со стульев, схватили Райса за руки и удержали на месте.
- Закончим на этом, - прорычал Райс. - Еще до заката ты покинешь мои земли. Тебе лучше всего ехать на восток, и советую поторопиться.
Каллин оставил Ловиан в женским окружении и побежал за Родри. Гвардейцы довели изгнанника до ворот крепости и швырнули спиной к каменной стене, велев оставаться там до тех пор, пока они не приведут ему коня.
Внешне Родри был спокоен, однако взгляд выдавал его с головой: потрясение еще не прошло.
- Мои благодарности и мои извинения, капитан, - проговорил Родри. - Но я проклял бы себя, если бы опустился перед ним на колени.
- Я понимаю, господин.
- Никогда больше не называй меня господином.
- Постараюсь, Родри.
Родри едва заметно улыбнулся. Каллин не удивился бы, если бы увидел, что Родри плачет, и не стал бы стыдить его за это.
- Теперь послушай, мальчик, - сказал Каллин. - Примерно в десяти милях от Абернауса есть деревня, а в ней таверна «Серый козел». Езжай туда, скажи ее владельцу, что ты мой знакомый, и пока оставайся там. Я пришлю к тебе парней с одеялами и прочей ерундой, и немного денег, если смогу их раздобыть.
- Если Райс узнает, то убьет тебя за это.
- Он не узнает. Я помог ему уже однажды, почему бы и теперь не помочь?
Родри попытался улыбнуться в ответ на добрую шутку, но на это было больно смотреть.
- Постарайся сосредоточиться, мальчик, - сказал Каллин. - У нас мало времени. Что ты собираешься делать?
- Ехать к одному из соперников Райса и просить у него убежища?
- Я лучше умру с голоду.
- И я так думаю. Тогда я дам тебе свой серебряный кинжал. Если кто-нибудь спросит, почему у тебя моя эмблема, скажи, что я взял тебя в отряд.
Родри уставился на него, потрясенный, и не мог произнести ни слова, затем отрицательно покачал головой.
- Если не хочешь, что тогда еще тебе остается? - удивился Каллин. - Или ты намерен делать то, что когда-то даже я посчитал для себя недостойным, - просить работу в таверне или на конюшне?
- Я не смогу делать ни того, ни другого, но...
- Прах и пепел, ты думаешь, я не знаю, как тяжело взять проклятый кинжал? Ты думаешь, я не плакал, когда увидел, что это - единственное, что мне осталось, - продать свой меч и получить взамен презрение порядочных людей, которые плевали в мою сторону, когда я попадался им на глаза? Но сражаться и завоевать негромкую славу - это выход для человека, который хочет выжить. И ты выживешь, как выжил я. Ты - первый человек на моем пути, кто так же хорошо владеет мечом, как я, и даже лучше.
- Ты действительно думаешь, что я неплохо владею мечом?
- Да. А теперь говори, возьмешь ты этот кинжал или нет?
Родри поколебался, потом ухмыльнулся и тряхнул головой, в его глазах появился блеск.
- Была не была.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60