Брад - хозяин постоялого двора - был тучным крепким парнем, который потерял в бою одно ухо.
- Ну, малышка Джилл, - сказал Брад, - ты уже совсем выросла, правда? Почему бы тебе не подумать о замужестве?
- А не прикусишь ли ты свой язык? - съязвила в ответ Джилл. - Или хочешь лишиться своего второго уха?
- Прах и пепел, Каллин! Да ты вырастил настоящего бойца!
- Нет, ты не совсем прав, - улыбнулся Каллин. - Она родилась бойцом, и если бы не я, то сейчас была бы еще хуже.
Джилл погрозила кулаком и сделала обманное движение рукой в его сторону, как будто хотела ударить. К семнадцати годам она превратилась в высокую стройную девушку - мускулистую и выносливую, благодаря их походной жизни. У нее была мальчишеская фигура и мальчишеская размашистая походка, что вовсе не портило ее золотоволосой красы. Она помогла Браду затащить наверх бадью горячей воды и большую деревянную кадку. Затем выгнала из комнаты отца, чтобы спокойно помыться.
Большой полукруглый зал таверны был почти пуст. Две гончих спали возле камина. И двое бесцветных молодых людей сидели за столом прямо около двери и о чем-то разговаривали между собой. Оба они посмотрели на блестящую рукоятку серебряного клинка, висевшего у Каллина на ремне, и равнодушно отвернулись от него. Каллин сел за стол спиной к стене и с благодарностью принял у Брада кружку темного пива. Когда Джилл спустилась вниз, он допивал уже третью кружку. Она пристально посмотрела на Каллина.
- И сколько ты уже выпил?
- Не твоего ума дело. Допей, пока я подниму наверх чистой воды.
Не дожидаясь ее упреков, он поднялся и ушел. На самом деле его любви к выпивке было одно оправдание: он чувствовал, что стареет. Старые раны ныли после долгой езды и ночевок на обочине дороги. Ему было тридцать пять - средний возраст, по меркам Дэверри, и то, что он еще до сих пор жив, было настоящим чудом. Он никогда не встречал серебряного кинжала, который протянул бы так долго. «И сколько еще тебе отпущено Судьбой? - спрашивал он сам себя. - Ты должен успеть найти для Джилл хорошего человека, который смог бы защитить ее в этой жизни.» Но как правило, он быстро прогонял подобные мысли, откладывая их на потом.
Поужинали Каллин и Джилл в тишине, наслаждаясь обществом друг друга. Им не нужны были слова. Время от времени Джилл смотрела на огонь в камине и улыбалась; ее глаза загорались, как будто она там что-то видела. С годами Каллин привык к этим странностям в ее поведении, так же как привык он к тому, что она воспринимала как нечто живое облака, или бегущие ручьи. Хотя ему не хотелось признавать это, но он был уверен, что Джилл обладала, как говорили в народе, вторым зрением. Этим вечером он еще раз убедился в этом.
- Знаешь, отец, - сказала Джилл, - когда Дрегис будет уезжать, нам лучше отправиться с ним.
- Правда? Какая жалость, что он не просил нас об этом.
- Ну так еще попросит.
Каллин уже хотел сострить по этому поводу, как вдруг заметил, что Дрегис вошел в таверну. Он задержался у двери, как будто не решаясь ступить в трактирную грязь. Ему было около тридцати, но в волосах виднелась седина. Дрегис внешне выглядел бойцом - натренированный и подтянутый; он вел тяжелую кочевую жизнь. Когда Каллин окликнул его, он улыбнулся облегченно и поспешил ему навстречу.
- Как я рад, что наконец разыскал тебя, - сказал Дрегис. - Вот что я подумал, серебряный кинжал. Примерно через неделю я выезжаю на запад. Я оплачу твое жилье, если ты согласишься сопровождать караван и задержишься в городе на это время.
Джилл самодовольно улыбнулась.
- Похоже, ты предвидишь неприятности? - сказал Каллин.
- Ну, зачем же? Просто лучше быть готовым к любым передрягам, когда едешь торговать с Западным народом.
- С кем?
Дрегис как-то странно улыбнулся ему, как будто знал важную тайну.
- Это племя, живущее далеко на западе, - пояснил Дрегис. - Они отличаются от обычных людей. Но, прах и пепел, они выращивают лучших лошадей в Элдисе, и они с удовольствием меняют их на изделия из железа. С самим Западным народом у меня никогда не было хлопот, но иногда погонщики мулов начинают вести себя как-то странно в этой глуши. Я хочу, чтобы ты поехал туда с нами.
- Хорошо, я поеду, - обещал Каллин. - Служба есть служба.
- Ну и чудесно! После того как мы проведем наш обмен, мы вернемся назад через Каннобайн - маленький пограничный городок на побережье. Там ты тоже сможешь найти неплохое применение своему мечу. Я слышал кое-что о тамошних волнениях.
- Договорились. Пошлешь за мной одного из своих парней за день до отъезда.
После того как Дрегис ушел, Джилл старалась не смотреть в глаза отцу.
- Как ты узнала, что он должен прийти? - недоумевал Каллин.
- Да так... Как-то само собой получается.
Каллин оставил эту тему. Порой ему казалось, что он совсем не знает свою дочь.
Как это часто случалось, густой и холодный летний туман окутал Дан Каннобайн. В береговом маяке бронзовый колокол звенел на гулких низких нотах. В башне слуги суетились, поджигая торф в каминах. Госпожа Ловиан спустилась в большой зал. Она была вдовствующей правительницей Аберуина и по совокупности законов - верховным лордом всего пространства вокруг Каннобайна. На леди Ловиан была накидка в серую, красную и белую клетку - символ ее клана. У камина для слуг расположился поближе к огню ее отряд - около пятидесяти бойцов.
У камина для знати перед Ловиан на коленях стоял проситель, пожаловавший за помощью. Местный мыловар, Исгерин, - худой мужчина с седыми, смазанными жиром волосами, - для этого важного визита принарядился в свою лучшую рубашку и полосатые штаны.
- Говорите, сударь! - сказала Ловиан. - Я всегда готова рассмотреть любое дело, даже самое незначительное. Какая у вас жалоба?
- Хм, ваша милость, дело касается моей дочери, - произнес смущенно Исгерин и покраснел.
- Она в тягости, не так ли?
- Да. И не замужем, как, я думаю, ваша милость уже догадались. И мне очень неприятно, что я беспокою вашу милость по такому поводу.
В другом конце зала воины отряда притихли и внимательно прислушивались.
- Продолжайте, - тихо проговорила Ловиан. - Имя отца известно?
- Да, ваша милость, - Исгерин остановился, чтобы вдохнуть воздуха. - Негодница клянется, что это ваш сын.
Отряд вздохнул с облегчением, а Ловиан - со скукой.
- Она правда в этом клянется, - жалобно произнес Исгерин. - Я боюсь, что вы не поверите...
- О, я вам верю, сударь. - Ловиан оглянулась по сторонам и увидела пажа, который спрятался под винтовой лестницей и тихонько смеялся. - Карадок, беги разыщи лорда Родри и приведи его ко мне.
Долгие пять минут, пока они ждали, бойцы отряда шептались между собой и похохатывали, Исгерин внимательно изучал тростниковые циновки на полу, а Ловиан старалась держаться величаво, чтобы не выглядеть рассерженной. Сейчас, когда над правлением Ловиан нависла угроза со стороны некоторых знатных подданных, для нее было невыгодно, чтобы повстанцы снискали симпатию горожан. Наконец появился Родри, весело посвистывая. Родри только месяц назад исполнилось двадцать. Он был рослым - около шести футов - и таким красивым, что Ловиан почувствовала не презрение, а лишь сочувствие к дочке мыловара. Когда Родри увидел Исгерина, его хорошее настроение мгновенно улетучилось, а вместе с ним - и последние сомнения Ловиан.
- А вот и ты, - рявкнула Ловиан. - Этот славный человек утверждает, что его дочь понесла от тебя. Это правда?
- Откуда мне знать - правда это, или нет. У нее кроме меня могли быть и другие мужчины.
- Неужели? И ты рассчитывал, я поверю в то, что ты допустишь, чтобы другой мужчина забавлялся с твоей девушкой?
- Ну, - Родри беспокойно топтался на месте, - я бы перерезал ему горло.
- Так я и думала, - произнесла Ловиан.
- Ваша милость, - проговорил Исгерин, - до этого она была всегда хорошей девочкой. Конечно, визиты Родри были не по душе ее матери, но кто я такой, чтобы указывать его милости, даже если я знал о том, что он ездил к нам слишком часто. Я знал, конечно, что он приезжал к нам не за мылом по поручению вашей милости.
Всадники отряда засмеялись, толкая друг друга локтями.
- Мой бедный Исгерин, - сказала Ловиан, - не волнуйтесь, я позабочусь о вашей дочке. Я дам ей приданое, а с деньгами в кармане она найдет себе хорошего мужа, даже если весь город будет знать об этом скандале. Когда ребенок родится, принесите его ко мне, если он выживет. Мы подыщем ему кормилицу и отдадим на воспитание.
- Ваша милость! - Глаза Исгерина наполнились слезами. - Я никогда не рассчитывал на такую щедрость. Ваша милость, я...
Ловиан прервала его жестом:
- Незаконнорожденное дитя знатного лорда может вырасти очень полезным, если воспитать его должным образом. Передайте своей дочери, что о ее ребенке хорошо позаботятся.
Многократно кланяясь, заикаясь, произнося слова благодарности, Исгерин пятился прочь от Ловиан, а потом выбежал из зала. Когда Родри сам приготовился к тому, чтобы сбежать, мать схватила его за руку и потянула к лестнице.
- Я желаю поговорить с вашей милостью, - произнесла она раздраженно.
Словно побитая собака, Родри последовал за ней в ее апартаменты на втором этаже. Приемная была небольшой, украшенной памятными для их клана вещами: старыми оленьими головами, старинными мечами, запыленными церемониальными жезлами и щитами с эмблемами. В одном углу стоял аналой, украшенный изображением дерущихся барсуков, которые были символом их рода, пока клан не соединился с Аберуинами. На аналое лежала стопка книг, написанных первым Майлвадом, самим принцем Майлом, Провидцем. Как только они вошли, Ловиан отвесила Родри оплеуху.
- Мерзавец!
Родри уселся на стул, вытянул ноги и угрюмо уставился в стену.
- Я раскаиваюсь в том, что соблазнил ее, - выдавил из себя Родри, - и очень благодарен тебе за то, что ты позаботилась о бедняжке.
Ловиан подозревала, что сын нарочно говорил именно то, что ей хотелось услышать. Со вздохом она села напротив него и позволила несколько секунд помучиться неизвестностью. В общей сложности у нее было четыре сына. Старший, Райс, сейчас был гвербретом в Аберуине; второй умер во младенчестве; третий уже возмужавшим юношей был убит на войне, Родри был ее младшим сыном. Незадолго до его рождения ее муж завел себе молодую любовницу и проводил уже мало времени в постели Ловиан, - Родри оказался ее последним ребенком.
Любовница родила двух бастардов, и Ловиан пришлось обеспечивать и девочек. А теперь Родри вырос и стал похож на гвербрета Тингира.
- Настало время жениться, - сказала наконец Ловиан. - Сначала заведи законных наследников, а потом развлекайся таким вот образом.
Родри поморщился.
- Похоже, Богиня препятствует твоему сватовству, потому что она знает, что ты за человек, - продолжала Ловиан. - Три раза я пыталась женить тебя, и три раза она вмешивалась, оберегая бедных девушек.
- Матушка, клянусь всеми льдами ада! Я действительно сожалею об этом! Я знаю, что тебе пригодились бы те деньги, которые пришлось из-за меня потратить, и я знаю, что тебе нужно расположение горожан. И бедняжку Олвен мне тоже жаль.
- Ты должен был подумать обо всем этом, прежде чем задирать ей юбки.
- Матушка!
- Я не желаю больше слышать об этом происшествии. Оставь свою завлекающую улыбку для девиц, которые извлекают из этого серебро известным способом.
Родри вскочил со стула и выбежал прочь, так сильно хлопнув дверью, что мечи, висящие на стене, задребезжали. Ловиан позволила себе едва заметную торжествующую улыбку. Остаток дня Родри избегал ее, что было легко сделать в такой крепости, как Каннобайн, расположенной на западной границе Элдиса. Она находилась на извилистом мысе, на вершине отвесного утеса над самым морем. Каменные стены окружали двор площадью около двух акров. Посредине двора возвышалась четырехэтажная башня с кладовыми навесами и кухонной пристройкой. На самом берегу моря стоял Каннобайнский маяк - стофутовая вышка, оборудованная лестницей. В ясные дни хранитель маяка вместе с сыновьями поддерживал огонь под каменной крышей, а когда было туманно - звонили в бронзовый колокол.
За стеной крепости пустынные травяные луга раскинулись на многие мили вокруг, до самых вершин утесов. Дальше от берега располагались фермы, относящиеся к личным владениям Ловиан. Это были низменные места, мало подходящие для мирных занятий - разве только для тех случаев, когда Ловиан хотелось уединиться. Она принесла Каннобайн в качестве приданого, выходя замуж за Майлвада. А когда ее муж умер, она переехала сюда жить, чтобы избавить себя от искушения вмешиваться в дела нового гвербрета. Только за этот последний год ее единственный брат и его сын были убиты в междоусобной войне. Так как после их отца не осталось никаких других наследников, то наследство перешло к Ловиан в обход закона, предусматривающего закрепление земельного владения за кланом, даже если женщина наследует его. Ловиан могла выйти замуж за члена клана Майлвадов, но по крови она еще принадлежала к клану Красного Льва, который имел обширные владения в Западном Элдисе на протяжении сотни лет.
Род и клан, дети и их дети - это занимало важное место в жизни знатной женщины, и именно об этом Ловиан размышляла весь остаток этого пасмурного дня в Каннобайне. Она очень надеялась, что бастард Родри окажется девочкой, такой же хорошенькой, как ее красавец отец. Если бы так и случилось, то Ловиан могла бы со временем выдать ее замуж за кого-либо из своих родственников победнее. Клан Красного Льва оказал Ловиан большую честь, приняв в свои ряды Родри, когда она унаследовала титул тирина. Это дало ему возможность наследовать власть и землю после ее смерти, вместо того чтобы эти владения были возвращены в распоряжение гвербрета. В своем тщеславии Родри решил, что Ловиан двигала материнская любовь, но в действительности у нее были более прозаические мотивы: она просто выбирала наименьшее из двух зол.
Когда она вступила во владение поместьем, некоторые из ее подданных были недовольны, что ими будет управлять женщина, хотя это и не противоречило закону. Но поскольку теперь Родри имел возможность унаследовать власть, смутьяны притихли, зная, что через пару лет ими будет править мужчина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60