- Заткнись, - отмахнулся Родри. - Или ты еще раз хочешь подраться на ножах?
- После того как мы выпили столько меда, мы обязательно свалимся в костер, - рассмеялся Калондериэль. - Это шутка, и прошу меня извинить.
Мех с медом снова пошел по кругу.
Как быть с Джилл? - спрашивал сам себя Родри. - Если попытаться овладеть ею - что тогда? Он никогда не сможет жениться на ней. Все дело закончится беременностью, как с Олвен. Он разрушит жизнь еще одной женщины. Только в данном случае эта женщина еще и отважилась рискнуть своей жизнью, будучи у него на службе. Может быть, мед был тому виной, но сейчас он ясно увидел, что слишком хорошо относится к Джилл, чтобы так обойтись с ней. Он должен обращаться с девушкой, как со жрицей Луны - без грязных помыслов; и если он только дотронется до нее, то это будет означать смерть.
Возвращаясь в свою палатку, Родри увидел Джилл, стоящую в карауле. Его желание было таким сильным, что несколько мгновений он не мог вздохнуть. Хотя он всегда презирал песни бардов, в которых настоящие мужчины, умирали от любви к женщине, этой ночью он почти поверил им. Он испугался того, что может произойти, если она скажет ему хотя бы одно доброе слово.
В любой болезни наступает такой момент, когда больной начинает осознавать, что он выздоравливает, или хотя бы начинает верить в то, что он выздоровеет, если не сразу, то несколько позже.
У Каллина наступил этот переломный момент в тот вечер, когда он проснулся и обнаружил, что голова у него совершенно ясная впервые с тех пор, как он был ранен.
Если он не шевелился, то боль в боку не мучила его, как раньше, только болела под шиной сломанная рука. Он с удивлением обратил внимание на ту роскошь, которая окружала его: отдельная комната, кровать, покрытая кружевным покрывалом, резной сундук, на который кто-то положил его меч и кинжал, как будто он был лордом. «Все это из-за того, что я спас жизнь Родри», - с раздражением подумал Каллин. Он тихонько лежал и пытался вспомнить, почему у него вызвала досаду эта мысль. Размышления его были нарушены приходом Невина.
- Снова будешь промывать рану? - нахмурился Каллин.
- Надеюсь, что не понадобится. Я начинаю понимать, почему о тебе идет такая слава. Ты - первый человек, который не кричал, когда я лил мед на открытую рану.
Каллин вздохнул, вспоминая об этом.
- Помнишь, как проклинал меня прошлой ночью? - усмехнулся Невин.
- Да. И хочу извиниться перед тобой. Не твоя вина, что Джилл поехала на эту проклятую войну. Вот видишь, я уже в состоянии держать кубок.
- Очень хорошо. Ты должен начинать двигаться, чтобы набирать силу.
- Что я и делаю. - Яд звучал в его голосе. - Она мне ох как пригодится.
Невин вопросительно поднял брови.
- Я говорил серьезно насчет Родри, - пояснил Каллин. - Дело ведь не просто в плохом настроении.
- А я в этом ни минуты не сомневался. Могу ли я робко заметить, что Джилл еще и пальцем не тронули, а ты уже озабочен мщением? Она вполне способна убить Корбина. Я бы никогда не позволил ей ввязываться в эти дела, если бы сомневался в ней.
Не обращая на него внимания, Каллин пил из кубка воду.
- Когда я снова смогу сражаться?
- Через несколько месяцев. Ты сможешь снова взять щит только после того, как рука полностью срастется.
- Ох, проклятье! А когда я смогу встать с этой роскошной кровати и обслуживать себя сам?
- Гораздо быстрее - хоть завтра. Я разрешу тебе сделать несколько шагов.
- Хорошо. Я уйду отсюда, как только смогу ходить. Мне не нужны его подачки. Ей-богу, я хочу жить в казарме вместе с остальными.
- О боже мой, Герро, ты самый упрямый человек на свете.
- Как ты назвал меня?
Ему было приятно видеть смущение Невина. Даже щеки старика порозовели.
- Извини, - произнес он. - У меня сегодня так много больных, что немудрено запутаться в именах.
- Не волнуйся, это нисколько не оскорбило меня.
Чтобы Каллину стало хоть немного полегче, Невин сообщил ему, что рана очистилась от заразы и не представляет опасности.
Старик отправил пажа за едой и оставался с Каллином, пока тот ужинал.
- Скажи мне вот что, - спрашивал Каллин, - почему именно Джилл должна защищать честь Родри? Почему он взял ее с собой?
- Дело в двеомере, - объяснил Невин. - И в самой Джилл. Однажды она услышала пророчество, сделанное самим дьяволом. И ей захотелось поймать боевую славу за хвост, мой друг. Или за узду. Ты должен подумать об этом, прежде чем сносить с плеч голову Родри.
- Бывают случаи, когда Джилл делает глупости. Боги, и на что я надеялся, когда таскал ее везде за собой? Ну да ладно. Я еще подумаю об этом. Но если ее убьют... - Он оборвал фразу на полуслове.
Невин поднял к небу глаза, как будто просил богов простить Каллину его упрямство, затем сложил свои инструменты и, не сказав больше ни слова, вышел.
Каллин долго не мог заснуть. Он думал о том, что осада, вероятно, будет длительной, и он успеет подправить здоровье, чтобы забрать Джилл до наступления боев.
Он с грустью думал о том, что, несмотря на весь его гнев, ему совсем не хочется убивать Родри. Он поморщился, вспомнив, как Родри вытаскивал его из гущи сражения - его, проклятого серебряного кинжала. Для многих лордов смерть серебряного кинжала была удобным поводом для того, чтобы не заплатить ему за службу, и ничем более.
И все же если Джилл убьют... При этой мысли он заплакал, стыдясь своих слез.
Письмо от Райса было кратким.
«Госпожа, - говорилось в нем, - мне известно, что твой командующий еще продолжает осаду крепости Браслин. Лорд Талис доставил мне доказательства того, что измена лорда Корбина приняла необратимый характер. Я позволю тебе разрешить дело с помощью меча, если ты сочтешь это нужным. Хотелось бы предостеречь тебя: пока Родри будет твоим наследником, даже твоя окончательная победа не успокоит ропота и недовольства».
Ловиан смяла пергамент и готова была бросить его в лицо гонца, хотя сознавала, что молодой всадник совсем не виноват в том, что его хозяин - надменный болван.
- Я вижу, что госпожа чем-то расстроена, - заметил Невин.
Ловиан раздраженно расправила пергамент и передала его старику.
- Можешь идти, - кивнула она гонцу. - Выпей эля с моими людьми. Я скоро подготовлю ответ.
Парень несказанно обрадовался, что может скрыться от ее гнева. Невин прочитал послание и со вздохом вернул его Ловиан:
- Райс не прав, говоря о недовольстве. Родри испытал себя в этой войне и кое-что доказал всем нам.
- Ну конечно. Райс хотел только разозлить меня, продемонстрировав свою спесь. Надо сказать, он делает это довольно успешно.
Они сидели в большом зале, в котором было непривычно тихо. В помещении, способном вместить около двухсот человек, сидело всего около десятка выздоравливающих раненых.
- Ты думаешь, мне надо попросить Райса вмешаться? У меня болит сердце, когда я думаю о том, что другие люди погибнут из-за этого.
- Я вас понимаю. Но если Райсу каким-то образом удастся лишить Родри наследства, тогда начнут роптать его сторонники - все, кто восхищается им. А это может привести к новому восстанию, и тогда погибнет еще больше людей.
- Ты прав. - Ловиан осторожно свернула пергамент и положила его в карман платья. - Мне надо успокоиться. Потом я отправлю ответ Райсу. Я напишу, что его вмешательства не потребуется.
Продолжалась осада крепости Браслина, превратившаяся для осаждающих в рутину - одновременно напряженную и утомительную. Так как Корбин в любой момент мог предпринять вылазку, то все были готовы к бою и держали оружие наготове. Пока же делать было нечего кроме как чистить оружие, которое и так было уже безупречным, да ездить с бесцельным патрулированием, для того чтобы поупражнять лошадей, да бесконечно заключать пари, переходя от одной игры к другой.
Джилл старалась держаться подальше от Родри, но в таком маленьком лагере было невозможно избежать встречи. Иногда она приходила получать паек и замечала его среди телег обоза, или сталкивалась с ним лицом к лицу, когда возвращалась утром в лагерь после ночного дежурства. При встречах он был немногословен и не предпринимал никаких попыток, чтобы удержать ее. Но всегда, когда они смотрели друг на друга, она ощущала, что погружается в синеву его глаз. На седьмой день осады Джилл чувствовала, что начинает сходить с ума от этого бесконечного ожидания сражения. Этой ночью она призналась Адерину, что боится неизвестной опасности...
- Отец говорит, что каждый перед сражением испытывает необъяснимый страх, - сказала она. - Я надеюсь, что смогу взять себя в руки. По крайней мере, если надену эту проклятую кольчугу. Я тренировалась с Амиром сегодня, и она казалась мне уже намного легче.
- Так и должно быть. Страх надо гнать, он плохой советчик.
Джилл почувствовала, как холодная дрожь побежала по ее спине.
- Лослейн - ключ ко всему, - продолжал Адерин. - На Корбина так долго оказывалось давление, что без Лослейна его нервы сдадут: или он будет окружен, или сам предпримет вылазку. Я уже говорил с Калондериэлем и Дженантаром о том, чтобы они помогли мне справиться с Лослейном. Ты присоединишься к нам, когда мы пойдем на охоту за ястребом?
- Обязательно, но как мы его поймаем?
- Главное, чтобы он вылетел из гнезда. Держу пари, что смогу выманить его, я его хорошо знаю. - Адерин медленно поднялся. - Правда, на это нужно время, но я уверен, что в конце концов он придет к нам.
После того как Адерин ушел, Джилл еще долго сидела возле лагерного костра и размышляла. Около полуночи из темноты появился Родри, шагая тихо, как могут ходить только эльфы, и сел рядом с ней. Он был так близко, что сердце Джилл начало бешено колотиться.
- Скажи мне, - заговорщицки произнес Родри, - как ты считаешь, Невин прав, когда говорит, будто моя судьба - это судьба Элдиса?
- Да, Родри, я верю Невину. Ты снова терзаешь себя из-за того, что девушка призвана защищать тебя?
- А у кого от этого не заболит сердце? Это не только вопрос чести. Мне отвратительна мысли о том, что ты можешь быть ранена. Я думаю, что скорее соглашусь на то, чтобы барды опозорили мое имя, чем на то, чтобы ты получила хотя бы царапину в сражении.
- Ваша милость перепили меда?
- О, не будь со мной так язвительна. Ты ведь знаешь, что я люблю тебя. И надеюсь, что ты тоже любишь меня.
Джилл поднялась, подбросила веток в костер и затем стала наблюдать, как дикий народец подпрыгивает над длинными языками пламени. Так прошло довольно много времени. Она услышала, как Родри неслышно встал позади нее.
- Джилл, - прошептал он, - я хочу услышать, что ты любишь меня. Хотя бы один только раз. Я знаю, что не принесу тебе ничего кроме боли. Наверное, ты поступаешь правильно, проявляя ко мне холодность. Джилл ничего не отвечала.
- Пожалуйста! - продолжал Родри. - Все, что я хочу, - это услышать, что ты меня любишь. Произнеси это хотя бы однажды, и я буду счастлив.
Родри обнял ее сзади и крепко прижал к себе. Простое человеческое участие и тепло его прикосновения опьянило Джилл.
- Я люблю тебя, - сказала она. - Я люблю тебя всем сердцем.
Он крепко обнял ее... и пошел прочь. Она не мигая смотрела на огонь. Ей казалось, что если она увидит, как он уходит, то обязательно заплачет.
- У нас есть еще одна последняя надежда, - сказал Новек. - Райс так сильно ненавидит своего младшего брата, что только из-за этого может вмешаться, дабы насолить ему.
- Да, в самом деле, он на это способен, - согласился с ним Корбин.
Лослейн просто пожал плечами, когда они оба посмотрели на него.
Они находились в осаде уже восемь дней - восемь мучительных дней в жаркую, сухую погоду. Восемь дней жизни за каменными стенами - испытание для человека, привыкшего ездить верхом с эльфами. Он хотел отомстить им за свои муки, сказав правду, но у него еще не было конкретного плана побега.
- Мне надо еще поработать над сознанием гвербрета, - лицемерно соврал он. - Но теперешняя ситуация не нравится ему. Он предпочитает не вмешиваться.
- Сколько можно? - произнес Новек. - Нам надо подумать о настроении в армии. Не мог бы ты действовать поживее?
- Двеомер не выносит, когда ему приказывают.
- Ах вот как ты заговорил! Ты действовал довольно резво, когда втянул нас в эту беду.
Лослейн гипнотически уставился на него. Из своей ауры он посылал энергию, нанося удары по Новеку, закручивая ауру лорда. Глаза Новека остекленели.
- Мне не нравится, когда меня оскорбляют, - бросил Лослейн.
- Я понял, - прошептал Новек. - Извини.
Лослейн крутанул ауру еще раз, а затем отпустил лорда на свободу.
- Кроме того, - продолжал Лослейн, - уверяю тебя, что моральное состояние армии меня волнует не меньше, и я смогу поддержать в людях уверенность в нашей окончательной победе.
Лослейн вскочил, поклонился и выбежал из комнаты. Ему необходимо было остаться наедине со своими мыслями. Больше всего ему сейчас хотелось вызвать пожар и сжечь эту вонючую крепость дотла.
Он обязательно сбежит; он сложит в мешок одежду, прихватит несколько монет и улетит - одинокий и свободный. Где-нибудь он найдет другого лорда - где-нибудь на востоке, где Адерин никогда не разыщет его.
«Я полечу за тобой, мальчик, - произнес Адерин, - хоть на край земли».
Лослейн взвизгнул и завертелся волчком. Но коридор был пуст. Только чувствовалось присутствие Адерина, как чувствуется в прогоревшем камине запах дыма.
«Раньше или позже, - продолжал голос Адерина, - я приду за тобой, или ты выйдешь сам. Раньше или позже - мы все равно встретимся с тобой».
Лослейн поспешил в свою комнату и запер за собой дверь. Он не сможет убежать - Адерин не позволит. В глубине души он был уверен в этом.
- Я должен победить его во что бы то ни стало, - тихо произнес Лослейн.
Если Адерин умрет, Лослейн сумеет сделать нечто большее, чем просто отнести послание гвербрету. Он сможет спалить палатку Родри, сгноить его провизию, наслать болезнь на его людей и лошадей, посеять панику в армии Родри и вынудить ее обратиться в бегство. Если только Адерин будет мертв. Если...
Около полудня Лослейн подошел к окну и попытался вызвать бурю. По меньшей мере, он зальет дождем Родри вместе с его проклятой армией, а потом сможет похвастаться этим перед Корбином и Новеком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60