https://wodolei.ru/catalog/leyki_shlangi_dushi/gigienichtskie-leiki/
— Не так близко, чтобы я мог его обнаружить. По-моему, он все еще в Нагараше, пытается загладить свою вину в смерти Яхага. Хозяин недоволен.— Какой ужас, — с язвительной усмешкой ответил Арган.— Для нас все складывается неплохо, да? Как только мы преподнесем Хозяину в подарок храм Двейи, он, пожалуй, решит, что Генд и вовсе ему не нужен.— Прежде чем праздновать, Арган, давай подождем, пока Магу будет у нас в руках, — ответил Коман. — Ты же знаешь, Альтал все еще на воле, а ему удавалось обхитрить Генда на каждом шагу. Чтобы взять храм в Магу, тебе нужно обмануть его, а я не уверен, что ты к этому готов.— Похоже, у вас неплохая репутация в стане врага, Альтал, — хрипло произнес Эмдаль.— Я неплох, — неодобрительно отозвался Альтал. — И всем это известно.
— Сверни в сторонку, Коман, — приказал Арган, когда их повозка была уже примерно в полумиле от ворот Дейла. — Давай поднимемся на вершину этого холма, чтобы все могли меня видеть.— Хорошо, — согласился Коман.— Сделай так, чтобы все могли меня слышать, — добавил Арган.— Нет проблем, — сказал Коман, разворачивая усталых волов.— Что-то я не совсем понимаю, — проскрипел экзарх Эмдаль. — Эта толпа простирается на много миль вокруг, и ни один человек не может говорить так громко, чтобы его услышали на таком расстоянии.— Об этом позаботится Коман, ваше преосвященство, — сказала ему Лейта.— Как?Она пожала плечами.— Я не совсем уверена, — призналась она.— Это один из его трюков, Эмдаль, — сказал Альтал.— А ты можешь такое сделать?— Возможно, если очень захочу. Но мне понадобится спросить у Эмми соответствующее слово. Здесь замешаны Книги, и поэтому тут всегда все непросто.— Значит, это какое-то чудо?— Ну, можно сказать и так. Но лучше поговорим об этом в другой раз. Давайте послушаем, что скажет Арган.Когда их тряская повозка добралась до вершины холма, светловолосый Арган натянул на голову рваный капюшон, чтобы скрыть лицо, и задумчиво встал в повозке, в то время как люди Комана успокаивали неуправляемую толпу. Когда некоторый порядок был установлен, Арган скинул капюшон и поднял голову с выражением благородного страдания на лице.— Братья и сестры мои, — произнес он срывающимся от волнения голосом.Толпа притихла.— Братья и сестры мои, — повторил Арган. — Много страданий мы вынесли в наших поисках справедливости. Теперь уж самый разгар зимы, и холодный северный ветер терзает нашу плоть, а от замерзшей земли коченеют наши босые ноги. Необутые и полураздетые, мы с боями шли через весь Перкуэйн, а жестокая зима кружила над нами. Нас мучают голод и жажда, но утолить их не могут ни хлеб, ни вода. Наш голод и наша жажда гораздо глубже. Но что же это за недостижимая цель, которой мы жаждем?— Справедливость! — громоподобным голосом проревел какой-то дородный крестьянин.— Слово найдено верно, брат мой, — согласился Арган. — Да, справедливость. Но кто стоит поперек нашей дороги к простой справедливости?— Знать! — крикнул другой крестьянин.— О да, — согласился Арган, — те, кто называют себя благородными. Однако, по правде говоря, я не вижу особого благородства в том, что они творили с нами испокон веков. Благодатная земля Перкуэйна плодородна, она приносит нам пищу в изобилии, но какая доля той пищи достается нам?— Ничего! — взвизгнула неряшливая женщина с нечесаными, спутанными волосами.— Хорошо сказано, сестра моя, — согласился Арган. — Ничего — вот наша доля. Ничего на завтрак и ничего на ужин. Мы сыты по горло этим “ничем”. Мы тратим свою жизнь, борясь за урожай, который дает богатая земля Перкуэйна, а в награду получаем бочки, наполненные “ничем”. Те кто называют себя благородными, отняли у нас все, но им еще мало. А когда нам уже нечего им отдать, они бьют нас кнутом и дубиной — не для того, чтобы удовлетворить свою жадность, а для того, чтобы насытить свою жажду жестокости. И это вы называете благородством?— Нет! — раздались сотни голосов.— И должны ли мы относиться с почтением к этим грязным негодяям?— Нет!— Мы умираем от голода посреди изобилия, братья и сестры мои, а те, кто называет себя благородными, непомерно угнетают нас, потому что считают, что это их богоданное право. В Перкуэйне лучше быть собакой или лошадью, чем простым человеком. Но давайте посмотрим на это поглубже, братья и сестры. Мы всю свою жизнь прожили под пятой своих угнетателей, и мы знаем их хорошо. Кто-нибудь из вас видел хоть одного господина, который мог бы отличить правую руку от левой?Толпа заревела от хохота.— Или сумел бы завязать ботинки?Новый взрыв смеха.— Или почесать себе спину?— Тут он немного перегибает, — проворчал Эмдаль.— Он играет со своей аудиторией, ваше преосвященство, — объяснил Альтал. — Крестьяне вообще грубоваты.— Поскольку наша благороднейшая знать не может отличить день от ночи, — продолжал Арган, — вполне очевидно, что кто-то или что-то направляет ее на путь угнетения и несправедливости. Как вы думаете, кто или что это может быть, братья и сестры мои?— Церковь! — донесся из середины толпы глухой голос.— Ишь ты, ловко, — заметил экзарх Юдон.— Но вы ведь, конечно же, не согласны с этим еретиком, — полузадушенным голосом проговорил Алейкон.— Я говорил о его ловкости, а не о смысле его слов, Алейкон, — объяснил Юдон. — Он хитер. Тут спору нет.— Значит, жестокость и угнетение присущи природе истинного Бога? — спросил Арган толпу.— Нет! — откликнулись десятки голосов.— Значит, Церковь Перкуэйна отошла от истинного пути, указанного самим Богом. Впрочем, это неудивительно. Служители Коричневой Рясы известны своим умением переворачивать слова и намерения Божьи в своем стремлении к богатству и власти. Они проповедуют нам необходимость покорности, а знати — целесообразность угнетения нас. Мы одеты в лохмотья и живем в жалких лачугах, которые не могут спасти от холода и жары, а знать ходит в бархате и роскошных мехах и живет во дворцах. Но кто сказал этой избалованной и глупой знати, что так и должно быть?— Коричневые Рясы! — прогремел голос из середины толпы.— Наши женщины вынуждены терпеть унижения от высокородных развратников, но кто сказал аристократам, что насиловать крестьянок — это не грех?— Коричневые Рясы! — ревела толпа.— А что мы должны делать, чтобы следовать истинному учению Бога всего рода человеческого?— Убивать! — гаркнул из толпы одинокий голос.— А кого мы должны убивать?— Знать!— А кто должен разделить вину знати?— Коричневые Рясы!— Значит, мы должны убивать священников в коричневых рясах?— Да!— Но человеку нужен священник, иначе он собьется с пути истинного. Скажите мне, граждане Перкуэйна, в руки которого из церковных орденов вы желаете вручить души свои?— Ордену Красной Рясы! — ответили ловко расставленные приспешники Комана.И тогда из толпы выступил вперед дородный детина с глубоким, громоподобным голосом.— Веди нас, брат Арган! — попросил он. — Скажи нам, что делать, иначе мы погибнем в тисках наших угнетателей.На лице Аргана отразилось выражение преувеличенного смирения.— Я недостоин, брат мой, — проблеял он.— Ты более достоин, чем экзарх Алейкон, брат Арган, — возразил дородный человек. — Освободи нас от наших угнетателей. Дай нам справедливость!— Такова воля всех здесь собравшихся?— Да! — эхом разнесся громогласный крик по замерзшей долине.— Тогда идите за мной, братья мои и сестры, через ворота в Дейл, а когда мы очистим Дейл, куда мы пойдем дальше?— В Магу!И огромная толпа хлынула вперед, и ворота Дейла не смогли их удержать.
— Он все перевернул с ног на голову, — слабо запротестовал экзарх Алейкон. — В Перкуэйне все не так уж плохо.— В самом деле? — с подчеркнутым сарказмом сказал экзарх Юдон. — Вы, Коричневые Рясы, известны своей жадностью. Мне неприятно это признавать, но тот парень в красной рясе говорил чистую правду, и если бы в нас была хоть толика порядочности, нам пришлось бы признать, что это крестьянское восстание вполне справедливо.— Не здесь, Юдон, — прохрипел Эмдаль. — Мне кажется, нам троим пора обсудить эту ситуацию подробнее и наедине. — Он взглянул на Альтала. — Альтал, нам нужна комната, где мы могли бы поговорить… и подальше отсюда, полагаю.— Например, в башне в дальнем конце западного коридора, — предложила Двейя. — Элиар, ты не покажешь им дорогу?Элиар кивнул.— Идемте за мной, джентльмены.Эмдаль пристально посмотрел на Лейту и хитро ей подмигнул.— Это еще что значит? — спросил Бхейд у бледной девушки, когда церковники вслед за Элиаром вышли из комнаты.— Твой экзарх просто пригласил меня поприсутствовать на их совещании, — ответила Лейта. — Он знал, что я все равно это сделаю, но он действительно хочет, чтобы я подслушивала. Он собирается устроить то, что Альтал называет “трюком”, и хочет, чтобы мы ему помогли.— Ты не могла бы сказать поконкретнее, Лейта? — спросила Андина у своей подруги.— Эмдаль рассматривает нынешние беспорядки в Перкуэйне как бесценную возможность, дорогая, — объяснила Лейта. — Орден Коричневой Рясы насквозь коррумпирован, и Эмдаль задумал грандиозный план выбить власть Коричневой Рясы прямо из-под ног Алейкона. Лишившись поддержки со стороны перкуэйнской знати, Церковь Коричневой Рясы, скорее всего, превратится в странствующий орден и будет просить подаяния на обочинах дорог.— Прекрасная мысль! — захихикала Андина. — И как Эмдаль собирается это осуществить?— Он еще не доработал все детали, но в общем и целом он хочет использовать проповедь Аргана, чтобы напугать Алейкона и заставить его увести всех своих священников из Перкуэйна. Он будет напирать на слова “временный” и “исполняющий обязанности”, чтобы Алейкон не понял, что когда все закончится, он в Перкуэйн не вернется.— Мой экзарх — человек весьма проницательный, — с гордостью сказал Бхейд. — Когда здесь, в Перкуэйне, все успокоится, Алейкон обнаружит, что его место заняли Черные Рясы.— Не совсем так, — сказала Лейта, хитро улыбнувшись уголками губ. — Эмдаль все еще разрабатывает детали, но прямая, открытая вражда между орденами Черной и Коричневой Рясы может стать причиной войны, по сравнению с которой крестьянский бунт будет выглядеть просто прогулкой в парке.— Ты что-то от меня скрываешь, Лейта, — с упреком сказал Бхейд.— Неужели? — ответила она, широко открыв глаза в притворном недоумении. — Я, такая наивная и доверчивая?Бхейд воздел руки к небу.— Женщины! — сказал он.
Совещание в башне в конце западного коридора длилось несколько дней, и Элиар, носивший еду трем церковникам, сообщил, что споры были весьма жаркими.Наконец, в один из снежных дней после полудня священники вернулись в башню Двейи. Экзарх Алейкон выглядел немного мрачным, зато на лицах Эмдаля и Юдона было выражение суровой удовлетворенности.— Мы пришли к согласию, — объявил Эмдаль. — Кризис в Перкуэйне — прямое следствие нашей политики. Разумеется, наибольшая ответственность ложится на Алейкона, но его и так уже довольно ругали. Мы все концентрировали свои усилия на власть предержащих и совсем не заботились о простых людях. Мы полагали, что люди, стоящие у власти, могут приказать простым людям принять наши учения, и в этом, безусловно, была наша ошибка. Те, кто стоит у власти, могут навязывать людям более слабым какие-то поступки, но не мысли и не веру. Арган воспользовался нашей ошибкой, и на этом коне он въедет прямо в храм в Магу, если только мы немедленно не предпримем кое-какие шаги.— Немедленно — это все равно недостаточно скоро, ваше восторженное преосвященство, — весьма едко заметила Андина. — Перкуэйнская аристократия известна своим обращением с бедняками, и орден Коричневой Рясы с ними одним миром мазан. Может быть, я всего лишь глупая девчонка, но даже я знаю, благосостояние любого общества гораздо больше зависит от крестьян и городских рабочих, чем от знати. Все три ордена так часто предавали простых людей, что они никогда больше вам не поверят.— Я думаю точно так же, — ответил Эмдаль. Затем с усмешкой посмотрел на Юдона и Алейкона. — Заметьте, дорогие друзья, что даже это дитя сразу разглядело суть нашей чудовищной ошибки.— Хорошо, Эмдаль, — едко произнес Алейкон, — можешь не повторять нам это по сто раз. Переходи к сути вопроса, и давай покончим с этим.— Прекрасная идея, Алейкон, — согласился Эмдаль. — Нам нужен кто-то, кто мог бы противостоять непомерным аппетитам этого Аргана, но ни один простолюдин в здравом рассудке ни за что не поверит тому, что исходит из уст любого из членов уже существующего духовенства.— Пожалуй, это неплохо подводит итог сложившейся ситуации, — согласился Альтал. — И что же вы, джентльмены, собираетесь с этим делать?— Нам нужен новый голос, вот и все, — сказал Эмдаль, пожав плечами, — человек, не причастный к нашим прошлым ошибкам.— Какой же сюрприз вы приготовили нам, Эмдаль? — спросила Двейя.— Мы основали новый церковный орден, вот и все. Члены этого нового ордена будут носить рясы другого цвета, чем наш, а значит, они будут не запятнаны тем, что мы натворили в прошлом. Они будут служить бедным и униженным, не будут жить во дворцах и не будут иметь ничего общего с аристократией.— Возможно, это только начало, — с некоторым сомнением заметил Бхейд, — но, с вашего позволения, мой экзарх, будет ли у этого ордена достаточно времени, чтобы противопоставить себя проповедям Аргана? Он уже собрал огромное количество последователей, и не пройдет и недели, как он поведет их на Магу.— Полагаю, потребуется некоторое количество вдохновенных проповедей, брат Бхейд, — согласился Эмдаль, — но я уверен, что у вас все получится.Лицо Бхейда внезапно стало мертвенно-бледным.— У меня? — выдохнул он.— Это был один из немногих пунктов, по которым мы пришли к согласию, экзарх Бхейд, — сказал ему Юдон. — Вы — единственный возможный кандидат. Члены вашего ордена будут носить серые рясы и примут обет бедности. Во время наших обсуждений был поднят вопрос и об обете безбрачия, но мы решили, что если мы будем настаивать, то Божественная Двейя может на нас обидеться.— Мудрое решение, — заметила Лейта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104
— Сверни в сторонку, Коман, — приказал Арган, когда их повозка была уже примерно в полумиле от ворот Дейла. — Давай поднимемся на вершину этого холма, чтобы все могли меня видеть.— Хорошо, — согласился Коман.— Сделай так, чтобы все могли меня слышать, — добавил Арган.— Нет проблем, — сказал Коман, разворачивая усталых волов.— Что-то я не совсем понимаю, — проскрипел экзарх Эмдаль. — Эта толпа простирается на много миль вокруг, и ни один человек не может говорить так громко, чтобы его услышали на таком расстоянии.— Об этом позаботится Коман, ваше преосвященство, — сказала ему Лейта.— Как?Она пожала плечами.— Я не совсем уверена, — призналась она.— Это один из его трюков, Эмдаль, — сказал Альтал.— А ты можешь такое сделать?— Возможно, если очень захочу. Но мне понадобится спросить у Эмми соответствующее слово. Здесь замешаны Книги, и поэтому тут всегда все непросто.— Значит, это какое-то чудо?— Ну, можно сказать и так. Но лучше поговорим об этом в другой раз. Давайте послушаем, что скажет Арган.Когда их тряская повозка добралась до вершины холма, светловолосый Арган натянул на голову рваный капюшон, чтобы скрыть лицо, и задумчиво встал в повозке, в то время как люди Комана успокаивали неуправляемую толпу. Когда некоторый порядок был установлен, Арган скинул капюшон и поднял голову с выражением благородного страдания на лице.— Братья и сестры мои, — произнес он срывающимся от волнения голосом.Толпа притихла.— Братья и сестры мои, — повторил Арган. — Много страданий мы вынесли в наших поисках справедливости. Теперь уж самый разгар зимы, и холодный северный ветер терзает нашу плоть, а от замерзшей земли коченеют наши босые ноги. Необутые и полураздетые, мы с боями шли через весь Перкуэйн, а жестокая зима кружила над нами. Нас мучают голод и жажда, но утолить их не могут ни хлеб, ни вода. Наш голод и наша жажда гораздо глубже. Но что же это за недостижимая цель, которой мы жаждем?— Справедливость! — громоподобным голосом проревел какой-то дородный крестьянин.— Слово найдено верно, брат мой, — согласился Арган. — Да, справедливость. Но кто стоит поперек нашей дороги к простой справедливости?— Знать! — крикнул другой крестьянин.— О да, — согласился Арган, — те, кто называют себя благородными. Однако, по правде говоря, я не вижу особого благородства в том, что они творили с нами испокон веков. Благодатная земля Перкуэйна плодородна, она приносит нам пищу в изобилии, но какая доля той пищи достается нам?— Ничего! — взвизгнула неряшливая женщина с нечесаными, спутанными волосами.— Хорошо сказано, сестра моя, — согласился Арган. — Ничего — вот наша доля. Ничего на завтрак и ничего на ужин. Мы сыты по горло этим “ничем”. Мы тратим свою жизнь, борясь за урожай, который дает богатая земля Перкуэйна, а в награду получаем бочки, наполненные “ничем”. Те кто называют себя благородными, отняли у нас все, но им еще мало. А когда нам уже нечего им отдать, они бьют нас кнутом и дубиной — не для того, чтобы удовлетворить свою жадность, а для того, чтобы насытить свою жажду жестокости. И это вы называете благородством?— Нет! — раздались сотни голосов.— И должны ли мы относиться с почтением к этим грязным негодяям?— Нет!— Мы умираем от голода посреди изобилия, братья и сестры мои, а те, кто называет себя благородными, непомерно угнетают нас, потому что считают, что это их богоданное право. В Перкуэйне лучше быть собакой или лошадью, чем простым человеком. Но давайте посмотрим на это поглубже, братья и сестры. Мы всю свою жизнь прожили под пятой своих угнетателей, и мы знаем их хорошо. Кто-нибудь из вас видел хоть одного господина, который мог бы отличить правую руку от левой?Толпа заревела от хохота.— Или сумел бы завязать ботинки?Новый взрыв смеха.— Или почесать себе спину?— Тут он немного перегибает, — проворчал Эмдаль.— Он играет со своей аудиторией, ваше преосвященство, — объяснил Альтал. — Крестьяне вообще грубоваты.— Поскольку наша благороднейшая знать не может отличить день от ночи, — продолжал Арган, — вполне очевидно, что кто-то или что-то направляет ее на путь угнетения и несправедливости. Как вы думаете, кто или что это может быть, братья и сестры мои?— Церковь! — донесся из середины толпы глухой голос.— Ишь ты, ловко, — заметил экзарх Юдон.— Но вы ведь, конечно же, не согласны с этим еретиком, — полузадушенным голосом проговорил Алейкон.— Я говорил о его ловкости, а не о смысле его слов, Алейкон, — объяснил Юдон. — Он хитер. Тут спору нет.— Значит, жестокость и угнетение присущи природе истинного Бога? — спросил Арган толпу.— Нет! — откликнулись десятки голосов.— Значит, Церковь Перкуэйна отошла от истинного пути, указанного самим Богом. Впрочем, это неудивительно. Служители Коричневой Рясы известны своим умением переворачивать слова и намерения Божьи в своем стремлении к богатству и власти. Они проповедуют нам необходимость покорности, а знати — целесообразность угнетения нас. Мы одеты в лохмотья и живем в жалких лачугах, которые не могут спасти от холода и жары, а знать ходит в бархате и роскошных мехах и живет во дворцах. Но кто сказал этой избалованной и глупой знати, что так и должно быть?— Коричневые Рясы! — прогремел голос из середины толпы.— Наши женщины вынуждены терпеть унижения от высокородных развратников, но кто сказал аристократам, что насиловать крестьянок — это не грех?— Коричневые Рясы! — ревела толпа.— А что мы должны делать, чтобы следовать истинному учению Бога всего рода человеческого?— Убивать! — гаркнул из толпы одинокий голос.— А кого мы должны убивать?— Знать!— А кто должен разделить вину знати?— Коричневые Рясы!— Значит, мы должны убивать священников в коричневых рясах?— Да!— Но человеку нужен священник, иначе он собьется с пути истинного. Скажите мне, граждане Перкуэйна, в руки которого из церковных орденов вы желаете вручить души свои?— Ордену Красной Рясы! — ответили ловко расставленные приспешники Комана.И тогда из толпы выступил вперед дородный детина с глубоким, громоподобным голосом.— Веди нас, брат Арган! — попросил он. — Скажи нам, что делать, иначе мы погибнем в тисках наших угнетателей.На лице Аргана отразилось выражение преувеличенного смирения.— Я недостоин, брат мой, — проблеял он.— Ты более достоин, чем экзарх Алейкон, брат Арган, — возразил дородный человек. — Освободи нас от наших угнетателей. Дай нам справедливость!— Такова воля всех здесь собравшихся?— Да! — эхом разнесся громогласный крик по замерзшей долине.— Тогда идите за мной, братья мои и сестры, через ворота в Дейл, а когда мы очистим Дейл, куда мы пойдем дальше?— В Магу!И огромная толпа хлынула вперед, и ворота Дейла не смогли их удержать.
— Он все перевернул с ног на голову, — слабо запротестовал экзарх Алейкон. — В Перкуэйне все не так уж плохо.— В самом деле? — с подчеркнутым сарказмом сказал экзарх Юдон. — Вы, Коричневые Рясы, известны своей жадностью. Мне неприятно это признавать, но тот парень в красной рясе говорил чистую правду, и если бы в нас была хоть толика порядочности, нам пришлось бы признать, что это крестьянское восстание вполне справедливо.— Не здесь, Юдон, — прохрипел Эмдаль. — Мне кажется, нам троим пора обсудить эту ситуацию подробнее и наедине. — Он взглянул на Альтала. — Альтал, нам нужна комната, где мы могли бы поговорить… и подальше отсюда, полагаю.— Например, в башне в дальнем конце западного коридора, — предложила Двейя. — Элиар, ты не покажешь им дорогу?Элиар кивнул.— Идемте за мной, джентльмены.Эмдаль пристально посмотрел на Лейту и хитро ей подмигнул.— Это еще что значит? — спросил Бхейд у бледной девушки, когда церковники вслед за Элиаром вышли из комнаты.— Твой экзарх просто пригласил меня поприсутствовать на их совещании, — ответила Лейта. — Он знал, что я все равно это сделаю, но он действительно хочет, чтобы я подслушивала. Он собирается устроить то, что Альтал называет “трюком”, и хочет, чтобы мы ему помогли.— Ты не могла бы сказать поконкретнее, Лейта? — спросила Андина у своей подруги.— Эмдаль рассматривает нынешние беспорядки в Перкуэйне как бесценную возможность, дорогая, — объяснила Лейта. — Орден Коричневой Рясы насквозь коррумпирован, и Эмдаль задумал грандиозный план выбить власть Коричневой Рясы прямо из-под ног Алейкона. Лишившись поддержки со стороны перкуэйнской знати, Церковь Коричневой Рясы, скорее всего, превратится в странствующий орден и будет просить подаяния на обочинах дорог.— Прекрасная мысль! — захихикала Андина. — И как Эмдаль собирается это осуществить?— Он еще не доработал все детали, но в общем и целом он хочет использовать проповедь Аргана, чтобы напугать Алейкона и заставить его увести всех своих священников из Перкуэйна. Он будет напирать на слова “временный” и “исполняющий обязанности”, чтобы Алейкон не понял, что когда все закончится, он в Перкуэйн не вернется.— Мой экзарх — человек весьма проницательный, — с гордостью сказал Бхейд. — Когда здесь, в Перкуэйне, все успокоится, Алейкон обнаружит, что его место заняли Черные Рясы.— Не совсем так, — сказала Лейта, хитро улыбнувшись уголками губ. — Эмдаль все еще разрабатывает детали, но прямая, открытая вражда между орденами Черной и Коричневой Рясы может стать причиной войны, по сравнению с которой крестьянский бунт будет выглядеть просто прогулкой в парке.— Ты что-то от меня скрываешь, Лейта, — с упреком сказал Бхейд.— Неужели? — ответила она, широко открыв глаза в притворном недоумении. — Я, такая наивная и доверчивая?Бхейд воздел руки к небу.— Женщины! — сказал он.
Совещание в башне в конце западного коридора длилось несколько дней, и Элиар, носивший еду трем церковникам, сообщил, что споры были весьма жаркими.Наконец, в один из снежных дней после полудня священники вернулись в башню Двейи. Экзарх Алейкон выглядел немного мрачным, зато на лицах Эмдаля и Юдона было выражение суровой удовлетворенности.— Мы пришли к согласию, — объявил Эмдаль. — Кризис в Перкуэйне — прямое следствие нашей политики. Разумеется, наибольшая ответственность ложится на Алейкона, но его и так уже довольно ругали. Мы все концентрировали свои усилия на власть предержащих и совсем не заботились о простых людях. Мы полагали, что люди, стоящие у власти, могут приказать простым людям принять наши учения, и в этом, безусловно, была наша ошибка. Те, кто стоит у власти, могут навязывать людям более слабым какие-то поступки, но не мысли и не веру. Арган воспользовался нашей ошибкой, и на этом коне он въедет прямо в храм в Магу, если только мы немедленно не предпримем кое-какие шаги.— Немедленно — это все равно недостаточно скоро, ваше восторженное преосвященство, — весьма едко заметила Андина. — Перкуэйнская аристократия известна своим обращением с бедняками, и орден Коричневой Рясы с ними одним миром мазан. Может быть, я всего лишь глупая девчонка, но даже я знаю, благосостояние любого общества гораздо больше зависит от крестьян и городских рабочих, чем от знати. Все три ордена так часто предавали простых людей, что они никогда больше вам не поверят.— Я думаю точно так же, — ответил Эмдаль. Затем с усмешкой посмотрел на Юдона и Алейкона. — Заметьте, дорогие друзья, что даже это дитя сразу разглядело суть нашей чудовищной ошибки.— Хорошо, Эмдаль, — едко произнес Алейкон, — можешь не повторять нам это по сто раз. Переходи к сути вопроса, и давай покончим с этим.— Прекрасная идея, Алейкон, — согласился Эмдаль. — Нам нужен кто-то, кто мог бы противостоять непомерным аппетитам этого Аргана, но ни один простолюдин в здравом рассудке ни за что не поверит тому, что исходит из уст любого из членов уже существующего духовенства.— Пожалуй, это неплохо подводит итог сложившейся ситуации, — согласился Альтал. — И что же вы, джентльмены, собираетесь с этим делать?— Нам нужен новый голос, вот и все, — сказал Эмдаль, пожав плечами, — человек, не причастный к нашим прошлым ошибкам.— Какой же сюрприз вы приготовили нам, Эмдаль? — спросила Двейя.— Мы основали новый церковный орден, вот и все. Члены этого нового ордена будут носить рясы другого цвета, чем наш, а значит, они будут не запятнаны тем, что мы натворили в прошлом. Они будут служить бедным и униженным, не будут жить во дворцах и не будут иметь ничего общего с аристократией.— Возможно, это только начало, — с некоторым сомнением заметил Бхейд, — но, с вашего позволения, мой экзарх, будет ли у этого ордена достаточно времени, чтобы противопоставить себя проповедям Аргана? Он уже собрал огромное количество последователей, и не пройдет и недели, как он поведет их на Магу.— Полагаю, потребуется некоторое количество вдохновенных проповедей, брат Бхейд, — согласился Эмдаль, — но я уверен, что у вас все получится.Лицо Бхейда внезапно стало мертвенно-бледным.— У меня? — выдохнул он.— Это был один из немногих пунктов, по которым мы пришли к согласию, экзарх Бхейд, — сказал ему Юдон. — Вы — единственный возможный кандидат. Члены вашего ордена будут носить серые рясы и примут обет бедности. Во время наших обсуждений был поднят вопрос и об обете безбрачия, но мы решили, что если мы будем настаивать, то Божественная Двейя может на нас обидеться.— Мудрое решение, — заметила Лейта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104