Они подгрызали нежные,
сочные корни, и дерево погибало. Сперва сердцевина ствола
становилась мягкой и водянистой, затем она начинала загнивать,
а после дерево обрушивалось под тяжестью собственного веса. В
норы барроверов была заложена ядовитая приманка, и множество
зверьков погибло, но они все же успели нанести серьезный урон
урожаю нынешнего года.
Грубая брань и шлепанье тяжелых ног по воде возвестили о
приходе надсмотрщика. Будучи рабом и не имея ни малейшей
надежды когда-либо получить свободу, Ногаму тем не менее
занимал довольно высокое положение надзирателя и управляющего
плантацией. Ему подчинялись солдаты охраны и все вольные
работники лагеря. Следом за Ногаму к дереву, на вершине
которого сидел Паг, подошел молодой воин. На его юном гладко
выбритом лице застыло удивленное и несколько высокомерное
выражение. Он внимательно взглянул на Пага своими черными как
смоль глазами и слегка кивнул ему. Паг никогда прежде не видел
доспехов, подобных тем, в которые был облачен юноша-солдат, но
это нисколько не удивило его. За годы пребывания в плену он
успел узнать, что каждый род, клан, каждая провинция, город и
укрепленное поселение в Цурануани имели свои воинские части,
разнившиеся между собой цветом и отделкой оружия и доспехов.
Как сочетались между собой все эти разрозненные отряды и армии,
было решительно недоступно уму мидкемян.
Надсмотрщик остановился у самого ствола огромного нгагги и
задрал голову вверх. Вода доходила почти до края его короткой
туники. Ногаму зарычал, как медведь-шатун, на которого он очень
походил своим обликом и нравом:
- Что это еще за вранье?! Попробуй-ка повтори, что и этот
ствол тоже гнилой!
Паг владел цуранийским языком лучше, чем его товарищи по
несчастью, ибо находился в лагере дольше всех, за исключением
лишь нескольких пожилых рабов - цурани. Свесившись вниз, он
прокричал в ответ:
- Он и правда сгнил! Из глубины ствола тянет протухшей
древесиной! С вашего позволения, господин, я переберусь на
другое дерево, а это придется оставить. Оно никуда не годится!
Надсмотрщик погрозил Пагу огромным кулаком и проревел,
брызгая слюной:
- Ах ты ленивая тварь! Я тебя заставлю работать! Тебе бы
только скакать по стволам! Дерево как дерево! Живо руби
верхушку!
Паг вздохнул. Спорить с Медведем, как прозвали Ногаму
пленные мидкемяне, бесполезно. Он был явно не в духе и решил,
как обычно, сорвать зло на рабах. Паг, широко размахнувшись,
стал рубить острым топором верхушку нгагги. Через несколько
минут она упала вниз, и несколько рабов оттащили ее в сторону.
Запах гниения усилился. Паг поспешно распутал узлы веревок и
приготовился спускаться с дерева. Но внезапно ствол громко
затрещал.
- Берегитесь! Оно сейчас упадет! - крикнул он стоявшим
внизу рабам. Те бросились врассыпную. Реакция на подобные
предостерегающие возгласы обычно бывала мгновенной.
Теперь, когда верхушка дерева была срезана, его гнилой
ствол под тяжестью густых ветвей стал раскалываться надвое по
вертикали. Не сними Паг веревки, его тело в следующее мгновение
было бы разрезано ими надвое.
Взглянув вниз и определив на глаз направление падения
дерева, Паг спрыгнул со ствола, когда почувствовал, что та его
половина, на которой он удерживался, начала крениться в
сторону. Он шлепнулся спиной о поверхность воды и тотчас же
пошел ко дну. К счастью, здесь было неглубоко. Коснувшись
мягкого болотистого дна, Паг высунул голову из воды и стал
хватать ртом воздух.
Раздался оглушительный треск, и внезапно голова Пага снова
оказалась под водой. Грудь и живот его придавила огромная ветка
упавшего дерева. Паг тщетно пытался высвободиться. В ноздри его
залилась вода. Он не мог ни шевельнуться, ни позвать на помощь.
Внезапно чьи-то сильные руки приподняли верхнюю часть его
туловища, и Паг, все еще находившийся во власти панического
страха, со стоном вдохнул горячий, влажный воздух.
- Откашляйся, Паг! - сказал Лори. - Иначе, если эта гадость
останется у тебя в легких, начнется лихорадка!
Паг кивнул и, с благодарностью взглянув на друга, стал
кашлять и отплевываться. Лори оглянулся по сторонам и крикнул:
- Оттащите эту ветку прочь или хотя бы приподнимите ее! А я
постараюсь вытянуть его оттуда!
Несколько рабов проворно подбежали к Пагу и Лори и
ухватились за концы огромного ствола. Но тот сдвинулся в
сторону всего на каких-нибудь полдюйма. Лори, как ни старался,
не смог высвободить грудь Пага из-под толстой, тяжелой ветки.
- Принесите топоры! - скомандовал Лори. - Мы отрубим эту
ветку от ствола!
Рабы повернулись было, чтобы бежать за топорами, но в этот
момент поблизости раздался раздраженный голос Ногаму:
- Оставьте его! Нечего тратить на него время! У нас полно
работы! Надо рубить деревья! А этот пусть остается здесь!
Лори возмущенно возразил:
- Но мы не можем оставить его здесь! Ведь он же утонет!
Шлепая по воде ногами, обутыми в кожаные сандалии,
надсмотрщик подбежал к Лори и ударил его плетью по лицу. Из
глубокого рубца на щеке менестреля заструилась кровь, но он
продолжал удерживать голову Пага над поверхностью воды.
- Принимайся за работу, скотина! - проревел Ногаму. - Нынче
вечером ты будешь наказан плетьми зато, что осмелился перечить
мне! Брось его немедленно! Срубать верхушки будет кто-нибудь
другой! - Он снова, размахнувшись, хлестнул Лори плетью. Однако
тот и на сей раз не разжал рук.
Но стоило Ногаму замахнуться для третьего удара, как сзади
послышался голос молодого воина:
- Надо срубить эту ветку, чтобы он не захлебнулся. Ногаму,
не привыкший к тому, чтобы его приказания оспаривались, резко
обернулся, готовый разразиться грубой бранью. Но, увидев подле
себя юного солдата, сурово сдвинувшего брови, он покорно
склонил голову и пробормотал:
- Как прикажете, господин!
Он махнул рукой, и рабы, .вооружившись топорами, быстро
отделили тяжелую ветку от ствола. С помощью Лори Паг выбрался
на сушу и подошел к юному воину.
- Благодарю господина за то, что он спас мне жизнь, --
хрипло проговорил он и закашлялся.
Юноша кивнул и обратился к надсмотрщику:
- Раб был прав. Дерево оказалось гнилым. Ты хотел наказать
его за то, в чем он нисколько не был виноват. Тебе следовало бы
отведать плетей, но у меня нет времени возиться с тобой. Работа
и без того идет слишком медленно. Отец очень этим недоволен.
Ногаму склонил голову еще ниже.
- Я виноват перед моим господином. Дозволено ли мне будет
умертвить себя?
- Нет, ты не заслужил такой чести. Принимайся за работу.
Лицо надсмотрщика побагровело. Казалось, он вот-вот лопнет
от гнева, стыда и досады. Он указал рукояткой хлыста на Пага и
Лори:
- Вы, двое! Немедленно за работу! Лори помог Пагу, все это
время сидевшему на корточках, подняться на ноги. У Пага
кружилась голова, в ушах звенело. Пошатываясь, он сделал
несколько неуверенных шагов.
- Эти рабы будут до конца дня освобождены от работы, -
непререкаемым тоном произнес сын хозяина плантации. - У него, -
и он кивнул в сторону Пага, - того и гляди начнется лихорадка,
а другому надо смазать и перевязать раны от твоего хлыста,
чтобы они не загноились. - Юноша повернулся к одному из
караульных солдат и скомандовал: - Проводи их в лагерь и
предоставь заботам лекаря.
Паг был бесконечно рад такому повороту событий. Он с
благодарностью взглянул на молодого господина. Тот на целый
день избавил его от побоев и унижений, а Лори - от верной
смерти. Паг чувствовал слабость во всем теле и легкое
головокружение, но не опасался лихорадки, поскольку вода не
попала в легкие. Что же касалось Лори, то его положение было
гораздо опаснее. В этом влажном, горячем, насыщенном ядовитыми
испарениями воздухе любая рана, воспалившись, вызывала тяжелую
горячку, которая за несколько дней приводила жертву побоев к
мучительной смерти.
Они медленно побрели вслед за солдатом. Сделав несколько
шагов, Паг оглянулся и поймал на себе исполненный жгучей
ненависти взгляд Ногаму.
Посреди ночи Пага разбудил скрип деревянной половицы. Он
широко раскрыл глаза и лежал неподвижно, настороженно
прислушиваясь к звуку чьих-то тяжелых шагов. Пришедший
остановился в ногах его постели. Паг слышал, как Лори, лежавший
чуть поодаль, вздохнул и сел на своем тюфяке. Паг был уверен,
что почти все рабы, ночевавшие в бараке, проснулись и
приготовились дать отпор ночному посетителю, явно замышлявшему
недоброе. На несколько мгновений в бараке воцарилась зловещая
тишина. Но вот над головой Пага раздалось сдавленное рычание, и
он мгновенно скатился со своего тюфяка, инстинктивно
почувствовав, что за этим звуком неизбежно последует бросок
незнакомца. Так и случилось. Стоило ему переместиться в
сторону, как в соломенный тюфяк, туда, где лишь мгновение назад
находилась его обнаженная грудь, вонзился кинжал. В бараке
поднялся невообразимый шум. Невольники вскочили со своих
постелей и все разом бросились к дверям, сталкиваясь друг с
другом, падая и вновь подымаясь на ноги. Многие из них
пронзительно кричали, зовя на помощь стражников.
Паг увидел, что в темноте к нему мотнулась чья-то тень и
тотчас же ощутил, как лезвие кинжала полоснуло его по груди. Он
бросился на нападавшего, пытаясь завладеть его оружием, но тому
удалось следующим ударом рассечь ладонь его правой руки. Паг
ринулся на своего противника, и оба они покатились по полу.
Нападавший схватил Пага за горло, и тот начал задыхаться. Но
внезапно цепкие пальцы, сжимавшие его шею, разжались. Паг
вздохнул полной грудью и приготовился дать отпор неведомому
врагу. Но тяжелое тело, придавившее его к полу, обмякло и
оставалось недвижимым.
В барак вбежали солдаты с фонарями в руках. В их
колеблющемся свете Паг разглядел навалившегося на него Ногаму.
Тот еще дышал, но по всему было видно, что жить ему осталось
недолго. Лори с расширившимися от ярости и ужаса глазами
продолжал сжимать рукоятку кинжала, которым он пронзил бок
надсмотрщика.
Солдаты и невольники расступились, давая дорогу молодому
воину в синих доспехах. Он приблизился к Пагу, Лори и Ногаму и
бесстрастно спросил:
- Он умер?
Надсмотрщик с трудом открыл глаза и слабо улыбнулся.
- Еще нет, господин. Но я умираю от удара кинжалом! - с
гордой радостью пробормотал он.
Молодой воин помотал головой и столь же равнодушно бросил:
- Ничего подобного. - Он кивнул двоим из солдат охраны: -
Вытащите его во двор и немедленно повесьте. Пусть его клан
будет обесчещен! Тело оставьте на съедение хищным птицам и
насекомым. Такая же казнь ждет всякого, кто осмелится нарушать
мои приказы. Ступайте!
И без того бледное, покрытое каплями пота лицо умиравшего
стало белым как полотно.
- О нет, господин! - взмолился он. - Позвольте мне умереть
от удара кинжалом! Ведь мгновения моей жизни сочтены, и смерть
уже стоит у моего изголовья! - Словно в подтверждение слов
надсмотрщика в углах его рта выступила кровавая пена.
Но юный воин даже не удостоил его ответа. Двое солдат
подхватили Ногаму под мышки и поволокли прочь из барака, нимало
не беспокоясь о том, что причиняют ему страшные мучения.
Умиравший разразился жалобными криками. Паг подивился тому, что
надсмотрщик, который за несколько минут до этого едва дышал,
теперь оказался способен издавать такие оглушительно громкие
вопли. Не иначе как мысль о позорной казни, которой его
собирались подвергнуть, придала ему сил.
Вскоре стоны и крики Ногаму смолкли вдали. Паг понял, что
повешение состоялось, и невольно вздрогнул. Молодой воин
взглянул на Лори и Пага, сидевших на тюфяке. Из раны на груди
Пага сочилась кровь. Левой рукой он придерживал окровавленную
ладонь правой.
- Помоги своему раненому другу подняться. Оба следуйте за
мной! - отрывисто бросил им офицер.
Лори кивнул. Поддерживая Пага за плечи, он встал с тюфяка.
Друзья вышли из барака вслед за юношей-воином. Он провел их к
своему просторному дому и кивком предложил войти. У дверей
дежурил стражник. Молодой офицер приказал ему привести лекаря.
Несколько минут прошли в молчании. Наконец стражник вернулся в
сопровождении лекаря, пожилого щуплого цурани, облаченного в
яркий балахон. Старик был жрецом одного из многочисленных
богов, которым поклонялись цурани. Быстро осмотрев раны Пага,
он заверил офицера, что порез на груди неглубок и неопасен, и
сокрушенно покачал головой, указывая на правую ладонь раненого
невольника.
- Лезвием кинжала рассечены мускулы и связки, - прошамкал
он. - Рана со временем затянется, но пальцы утратят былую
подвижность и силу. Боюсь, господин, его можно будет
использовать только на легких работах.
Юноша кивнул и приказал лекарю:
- Перевяжи его раны и возвращайся к себе. Старик заштопал
порез на ладони Пага костяной иглой с протянутой в нее тонкой
жилой и, смазав обе раны целебным снадобьем, перевязал их
чистыми тряпицами. Велев своему пациенту как можно меньше
двигать раненой рукой, он с поклоном удалился. Паг вытерпел
болезненную процедуру молча, ни разу не поморщившись. Он сумел
пересилить боль с помощью одного из приемов самовнушения,
которым научил его Кулган.
Стоило лекарю уйти, как молодой офицер сурово взглянул на
Лори и сказал ему, чеканя слова:
- Согласно закону, я должен был бы повесить тебя за
убийство надсмотрщика! - Паг и Лори молчали: рабы не смели
говорить без разрешения хозяев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45