Его рука ощупывала ее тело, пальцы глубоко вонзались в ее плоть, все ниже
и ниже, мучая и пытая.
Затем ее ногти вонзились ему в спину, когда все ее тело сплелось
узлом в одном спазме боли. Потом она высвободилась, и ее грудь тяжело
поднималась и опускалась в одном огромном рыдании.
Половина его гнева испарилась в ничто, другая половина повернулась
кругом и пронзила его, проткнув в нем что-то, высвободившее прилив
раскаяния.
Он перекатился на бок, сняв с нее свой груз. Губы его вдруг стали
нежными, теплыми и умоляющими, руки - мягкими, медленно и утешающе
ласкающими.
Она втянула в себя воздух, ее тело снова напряглось.
"Дурак, - насмешливо бросил внутри Рода отстраненный голос. - Дурак!
Ты же только еще больше обижаешь ее!
Готовый со стыдом отвернуться от нее он снова посмотрел ей в глаза...
и неожиданно увидел горящую в них обнаженную страсть, умоляющую и
требующую, затягивающую его в мощный водоворот, бушующий в ней. Губы ее
раскрылись, влажные, полные и теплые, притягивающие и податливые,
увлекавшие его все вниз и вниз, в слепые, залитые светом глубины, где не
было ни зрения, ни слуха, а только осязание на осязании.

Род приподнялся на локте и посмотрел на лежащую рядом с ним
обнаженную девушку с одним лишь его плащом в качестве довольно
неадекватного покрывала. Он обрисовывал ее контуры, и глаза Рода блуждали
по ним, упиваясь ее зрелищем, фиксируя в уме каждую черту ее тела. Это
была картина, которую он не хотел утратить.
Он принялся мягко и очень нежно ласкать ее. Она улыбнулась,
пробормотала что-то неразборчивое и позволила своей голове перекатиться на
бок.
Затем ее глаза открылись, она искоса посмотрела на него и сомкнула
свои тяжелые ресницы.
- У тебя изумрудные глаза, - прошептал Род.
Она свободно потянулась, с чуть заметной улыбкой обвила его шею и
притянула его к себе, целуя его медленно, почти сонно и долго.
Род посмотрел ей в глаза, чувствуя себя крайне удовлетворенным и
очень даже в мире со всем миром. Черт, да мир мог хоть повеситься!
Он снова приподнялся, глядя на нее, затем медленно отвел взгляд и
осмотрелся вокруг: на выгнувшуюся над головой голубизну неба... на горку
одежды по обеим сторонам.
Он снова опустил взгляд, теперь в его лице не было ничего, кроме нее,
и, слегка удивленный, он обнаружил, что ему нравилось такое положение.
Покой внутри него был огромным, он чувствовал, что был цельным, совершенно
довольным всем миром, жизнью, в единстве с ними и с богом - и больше всего
с ней.
Он дал своей руке задержаться на прикрытой плащом ее груди. Она
закрыла глаза, что-то бормоча, затем, когда его рука застыла, она снова
посмотрена на него. Ее улыбка растаяла, в глазах крылась озабоченность.
Она начала было что-то говорить, остановилась и сказала вместо того
почти тревожно:
- Тебе хорошо, милорд?
Он улыбнулся с очень серьезными глазами, затем закрыл их и медленно
кивнул.
- Да. Мне очень хорошо.
Он нагнулся и вновь поцеловал ее - медленно почти осторожно. Затем
приподнялся.
- Да, мне хорошо. Удивительно хорошо, куда лучше, чем когда-либо
бывало.
Лицо ее снова ненадолго осветилось улыбкой, затем она отвернула
взгляд, посмотрела на свое тело и снова на него взглядом, полным страха.
Он стиснул ее в объятиях и перекатился на спину. На миг ее тело
напряглось, а потом расслабилось, она издала легкий вскрик,
полурыдание-полувздох, уткнулась лицом в его плечо и не двигалась.
Он оглядел разметавшиеся по ее груди мягкие волосы; лениво улыбнулся
и позволил своим глазам незаметно закрыться.
- Род, - прошептал у него за ухом голос Векса, и мир снова нахлынул
на него.
Род напрягся и щелкнул зубами, давая понять, что слышал.
- Большой Том уже оделся и направляется к твоему стогу.
Род резко выпрямился, прищурился на солнце, оно было почти в зените.
Время и расстояние снова принялись изводить его.
- Ну, вернемся в мир живых, - проворчал он и потянулся за одеждой.
- Милорд?
Она печально улыбнулась, но глаза ее были напряжены от боли - боли,
растаявшей в покорности и смирении прямо у него на глазах.
- Память об этом времени будет дорога для меня, милорд, - прошептала
она, прижимая палец к груди и расширив глаза.
Это была обреченная мольба, и разуверить в ней он по-честному не мог,
потому что никогда больше не увидит девушку.
Тут до него дошло, что она ожидала отказа от всякого разубеждения,
ожидала, что он выбранит ее за дерзость предполагать, что она чего-то
стоит, что она стоит благодарности.
Она знала, что мольба принесет ей только боль, и все же молила,
потому что женщина живет любовью, а это была женщина почти тридцати лет в
стране, где девушки выходят замуж в пятнадцать.
Она уже смирилась, что в ее жизни не будет никакой продолжительной
любви. Она могла существовать лишь те немногие крохи, какие могла собрать.
Сердце его потянулось к ней, подтолкнутое в какой-то степени уколом
упрека самому себе.
Поэтому, конечно, он сказал ей ложь такого сорта, какую мужчины
говорят женщинам только для того, чтобы утешить их, а позже понять, что
это была правда.
Он поцеловал ее и прошептал:
- Это была не жизнь, девушка, это было то, ради чего живут.
А потом, когда он сел на коня и обернулся посмотреть на нее, в то
время как Большой Том рядом с ним весело махал на прощанье своей девахе,
Род снова посмотрел ей в глаза и увидел отчаяние, оттенок страха перед его
отъездом, безмолвную неистовую борьбу, мольбу о клочке надежды.
"Клочка, - говорил Том, - будет чересчур много". Но Род, вероятно,
никогда больше не увидит этой девушки. Даже не искру надежды - только
отблеск. Какой от этого может быть вред?
- Скажи мне, как твое имя, девушка?
Только искорка, но она вспыхнула в ее глазах пожаром.
- Меня зовут Гвендайлон, милорд.
И когда они повернули за поворот дороги, и девушки скрылись из виду
за холмом позади них, Том вздохнул и сказал:
- Ты зашел слишком далеко, мастер. Теперь тебе никогда не удастся
избавиться от нее.

Одно можно было сказать в пользу валяния на сене: оно порядком
истощило жизненные силы Большого Тома, этого оказалось достаточно для
того, чтобы он больше не пел. Разумеется, вероятно, он все еще насвистывал
себе под нос, но он скакал достаточно далеко впереди, чтобы Род мог его
слышать.
Род ехал молча, не способный выкинуть из головы пламенные волосы и
изумрудные глаза. Поэтому он тихонько клял это неотвязное видение, но его
отстраненному "я" казалось, что в его проклятиях чего-то не доставало -
убежденности, наверное. И, конечно, искренности. Это была нерешительная
попытка браниться, обвинявшая его отстраненное "я".
Род вынужден был это признать. Он все еще очень сильно ощущал свое
единство с мирозданием. В тот момент он не смог бы рассердиться и на
своего палача... и это его беспокоило.
- Векс!
- Да, Род? - голос, казалось, исходил изнутри головы немного больше
обычного.
- Векс, я чувствую себя что-то не так.
Робот помолчал, затем произнес:
- А как ты себя чувствуешь?
В том, как Векс это произнес, что-то было... Род остро поглядел на
голову коня.
- Векс, ты смеешься надо мной?
- Смеюсь?
- Да, смеешься. Ты слышал меня. Посмеиваешься себе в бороду.
- Но мое теперешнее тело не снабжено бородой.
- Кончай комедию и отвечай на вопрос.
С чем-то похожим на вздох робот произнес:
- Род, я должен тебе напомнить, что я - только машина. Я не способен
на эмоции... я могу лишь замечать противоречия.
- Ах, вот как! - прорычал Род. - Могу я поинтересоваться, какие?
- В данный момент противоречи между тем, чем человек является в
действительности и чем он желает себя считать.
Верхняя губа Рода завернулась и прижалась к зубам.
- И кем же я считаю себя?
- Ты желаешь считать себя эмоционально независимым от этой
крестьянки.
- Ее имя - Гвендайлон.
- Да, от Гвендайлон. От любой женщины, если уж на то пошло. Ты
желаешь считать, что ты эмоционально независим, что ты больше не
наслаждаешься тем, что ты называешь "быть влюбленным".
- Спасибо, любовью я очень даже наслаждаюсь!
- И я тоже.
Губы Рода сжались в белую строчку.
- Ты говоришь об эмоциональном опьянении. И если ты имел в виду это -
то, нет, я не влюблен. И мой голос в этом деле что-то значит, я никогда
больше не влюблюсь!
- Именно в это, как я говорил, ты и желаешь верить.
Род скрипнул зубами и подождал, когда пройдет прилив гнева.
- Итак, что есть истина относительно меня?
- Что ты влюблен.
- Черт побери, человек либо влюблен, либо нет, и он, черт возьми,
обязательно знает, что именно.
- Согласен, но он может быть не готовым признаться в том даже самому
себе.
- Слушай, - отрезал Род. - Я бывал влюблен прежде, и я знаю, что это
такое. Это... ну...
- Продолжай, - подтолкнул робот.
- Ну, это вроде как... - Род поднял голову и огляделся по сторонам. -
Ты знаешь, что мир вон там существует, и знаешь, что он реален, но тебе
наплевать, потому что ты наверняка знаешь, что ты - центр мира, ты самый
важный предмет в нем.
- Ты испытывал в недавнее время подобные чувства? - спросил Векс.
- Ну... да, черт возьми! - Род дернул уголком рта.
- С Катариной?
Род уставился на затылок коня, прожигая его взглядом.
- А ты откуда знаешь, черт побери? - он сузил глаза.
- Логика, Род. - В голосе робота-коня звучал налет надменности. -
Только логика. А какие ты испытывал чувства, когда был с Гвендайлон?
Род хмуро посмотрел в затылок Вексу.
- Ну?
Робот брел себе дальше, не отвечая.
- Ты что, язык проглотил?
- Я не снаряжен языком, Род.
- Не ускользай от темы.
Конь еще минуту помолчал, а затем:
- Я ошибся, Род. Ты любишь и любим, но не влюблен.
Род бросил хмурый взгляд на дорогу.
- Это почему же, Векс?
Робот издал звук, похожий на вздох.
- В чем разница между этими двумя женщинами, Род.
- Ну... - Род пожевал щеку. - Гвендайлон - человек. Я имею в виду,
что она просто обыкновенная заурядная женщина, так же как и я -
обыкновенный мужчина.
- Но Катарина больше?
- О, она женщина такого рода, каких я склонен ставить на пьедестал...
Нечто такое, чему поклоняются, а не за чем ухаживают.
- И не любят? - дополнил Векс. - Род, которая из этих женщин - лучший
человек?
- Э-э... Гвендайлон.
- Обвинению нечего добавить, - заключил робот-конь.

Домен Логайров представлял собой огромную широкую равнину между
горами и морем. Низкие пологие горы стояли на северном краю и восточном,
берег врезался широким полукругом на юге, а на северо-западе возвышался
крутой тридцатиметровый утес. Океан молотил по его стороне, обращенной к
морю, с другой стороны в долину стекал водопад. Длинная старая река
извивалась по равнине, направляясь к морю.
Сама равнина расшита заплатами полей с попадавшимися то тут, то там
скоплениями крестьянских хижин - людей Логайра.
Том и Род стояли на опушке одного из горных лесов, где на вершины
выходила дорога с севера.
Род медленно повернул голову, обозревая весь домен.
- А где же замок? - поинтересовался он.
- Там, за водопадом, мастер.
Голова Рода резко повернулась, уставясь на Тома, затем он последовал
вдоль дороги.
Она петляла по равнине до подножия водопада, и там, где утесы
встречались с равниной, в скале были высечены огромные ворота в комплекте
с опускной решеткой и подъемным мостом через естественный ров,
образованный излучиной реки. Лорды Логайры источили утес, как голландский
сыр, строя себе дом.
Между бровей Рода образовался восклицательный знак, когда они
сошлись.
- Это не дамба ли по обеим сторонам подъемного моста, Большой Том?
- Да, мастер. И в ней, говорят, пороховые заряды.
Род медленно кивнул.
- И земля перед опускной решеткой ворот проседает, так что если
придут постучаться непрошенные гости, ты просто взрываешь дамбу, и твоя
передняя дверь оказывалась прикрыта тридцатью футами воды. Очень ловко. А
потом просто сидишь и пережидаешь осаду. Водопад дает массу свежей воды,
так что беспокоиться приходится только о пище.
- Говорят, в замке есть сады, - любезно снабдил его информацией
Большой Том.
Род в молчаливом уважении покачал головой.
- Так значит, ты сам должен быть там совершенно защищенным и
обеспеченным припасами для десятилетней осады. Этот замок когда-нибудь
бывал взят, Том?
- Никогда, мастер, - великан покачал головой и усмехнулся.
- Интересно, не был ли старикан, построивший этот замок, может, хоть
самую малость параноиком... Надо полагать, у них найдется в этом замке
комната для пары уставших путников, верно?
Большой Том поджал губы.
- Конечно, мастер, если только они знатные. Гостеприимство Логайров
широко известно. Но для таких, как я и даже вы, который не больше, чем
эсквайр, мастер, это гостеприимство находится в хижине.
Солнце мигнуло. Нахмурившийся Род, прищурясь, посмотрел на небо.
- Опять эта проклятая птица. Неужто она понимает, что мы слишком
крупны для ее завтрака?
Он снял с плеча арбалет, натянул тетиву, и вскинул оружие.
- Нет-нет, мастер, - поднял руку Большой Том. - Ты и так уже потратил
на нее четыре стрелы.
- Просто мне не нравится, как она следует за мной по воздуху, Том.
Как правило такое всегда бывает не тем, чем кажется.
Том нахмурился при этом шифрованном заявлении. Род приложил приклад к
плечу.
- Кроме того, последние четыре дня я делал в нее по одному выстрелу в
день, теперь же это у меня входит в привычку.
Арбалет загудел, и стрела прыгнула в цель, но птица уплыла вверх
быстрее, и стрела пронеслась мимо, затем поднявшись еще на пятьдесят
футов, достигла вершины своей траектории и начала падать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46