Некоторые из них уже прилетели в его стихи, некоторые еще не нашли своего места.
Вот Лин, у входа в метро, с гиацинтом в руках, идет ему навстречу, а за ее спиной, на фреске, – уйгурская девушка: застывшее движение, бесконечное, светлое – как летний свет, вызывающий слезы благодарности; аромат жасмина, идущий от ее волос, – и аромат жасмина от чашки с чаем; оранжевое бумажное колесико крутится в бумажном окошке… Лин протягивает ему коробку с завтраком под древней изогнутой крышей на фоне ясного пекинского неба… Лин разворачивает свиток эпохи Тан в секции редких книг, радуясь его восторгу. Радость серебряной рыбкой плещется в ее глазах, а на них сонно смотрят тысячелетия. Вот она кружится босиком на пыльном полу… Ее точеный силуэт в лучах солнца – в тот день, в сампане… Она едет к нему в лабиринте переулков, и велосипед скрипит под тяжестью книг, которые она ему везет; в предвечернем небе воркуют голуби…
Он сам не заметил, как заснул.
35
Прошло три дня с тех пор, как старший инспектор Чэнь вышел на работу.
Несмотря на свое обещание, секретарь парткома до сих пор так и не вызвал его. Чэнь подозревал, что Ли нарочно избегает его, чтобы не говорить о деле Гуань. И потом их встреча не останется незамеченной. Осторожный секретарь парткома не мог этого не понимать. Неизвестно было, когда следователь Юй вернется из своей «командировки». Комиссар Чжан взял неделю отпуска. От того, что его не было ничего не менялось, но вот его присутствие меняло многое. Из Пекина никаких новостей – хотя Чэнь ничего особо и не ждал.
Не надо было ему обращаться к Лин. И второе письмо он писать не собирался. Как не собирался звонить по тому номеру, что она дала ему. Сейчас ему даже и думать об этом не хотелось.
Может, действительно имеет смысл подождать, как она и велела, ничего не предпринимать до «дальнейших указаний». А делать ему на самом деле почти нечего – особенно учитывая то, что сотрудники общественной безопасности следят за каждым его шагом и готовы нанести удар, как только он что-либо предпримет. Вообще как будто ничего не происходило. Совершенно случайно Чэнь узнал: У Сяомин подал прошение о выдаче ему выездной визы в Америку.
Новость, как всегда в последнее время, сообщил Лу Иностранец, которому об этом рассказала Пэйцинь. Пэйцинь узнала о поступке У от Старого Охотника, а тот – от своих пекинских знакомых. У собирался поехать в Америку не в командировку, а как частное лицо. Необычный шаг, учитывая, что в Китае У ждет назначение на высокий пост. Если У пытается улизнуть, значит, ему, старшему инспектору Чэню, надлежит действовать очень быстро. Как только У окажется за границей, его уже не достать.
Белый «лексус» определенно принадлежал У; Старый Охотник сличил номерные знаки. В последние несколько дней Чэнь занимался делом вполне безобидным, даже с точки зрения МОБ: он изучал правила предоставления автотранспорта руководящим работникам. Руководящим работникам уровня У Бина машина с шофером выделялась за государственный счет. Однако члены семьи руководящего работника не имели права пользоваться ею. Поскольку У Бин лежит в больнице, его родным нельзя вызывать шофера, чтобы тот возил их. Поэтому У Сяомин, сославшись на необходимость ежедневно навещать отца в больнице, предложил, что будет водить машину сам. Кто же ездит на белом «лексусе», пока сам У находится в Пекине?
Лу Иностранцу не удалось опознать водителя. Не увенчались успехом и попытки дозвониться до Оуяна в Гуанчжоу. Телефон Оуяна не отвечал. Наверное, Оуян, как и Се, попал в беду – из-за него. От МОБ можно ожидать всего.
Неопределенность ожидания в свете последней информации о том, что У собирается уехать в Америку, действовала Чэню на нервы. Ему нужно, во что бы то ни стало нужно поговорить с секретарем парткома Ли!
Несмотря на свой высокий пост, Ли имел привычку каждое утро в одиннадцать пятнадцать сам спускаться в бойлерную за кипятком. В одиннадцать пятнадцать Чэнь также зашел в бойлерную, прихватив с собой термос. Здесь постоянно есть народ; их встреча вполне может показаться естественной.
Сотрудники по очереди наливали кипяток из титана в свои термосы. Войдя, Ли дружелюбно поздоровался со всеми, а потом подошел к Чэню:
– Как дела, товарищ старший инспектор Чэнь?
– Все хорошо, кроме того, что я ничего не делаю.
– Отдохните. Вы ведь только что вернулись. – Наклонившись и открыв краник, Ли едва слышно добавил: – Вы нашли то, о чем мы говорили в прошлый раз?
– Что?
– Когда найдете, – сказал Ли, – приходите ко мне. Ли уже повернул к выходу, унося с собой наполненный термос, когда Чэнь вдруг сообразил, о чем толкует секретарь парткома.
Мотив!
Вот что просил его найти Ли в последний раз, когда он был у него в кабинете. Чэню нужно найти мотив. Здесь, в бойлерной, разговаривать бессмысленно. Он не сумеет уличить убийцу, если не найдет мотив преступления. И политика тут совершенно ни при чем!
Чэнь снова, уже в который раз, принялся перелистывать материалы дела. Голова раскалывалась от мыслей. Если бы хотел расстаться с Гуань, она никак не могла бы ему помешать. Она ведь «третья сторона» – другая женщина. Женщина, которая пытается увести мужа от жены, в Китае осуждается. Если бы их связь открылась, от нее бы все отвернулись. А поскольку она не простая женщина, а Всекитайская отличница труда, связь с женатым мужчиной для нее была равноценна политическому самоубийству. Даже если бы Гуань решилась на отчаянный шаг и предала их отношения огласке, она все равно ничего бы не добилась. Да у них с У был роман, но он хотел положить ему конец. Ну и что? Секретарь парткома прав: времена меняются, и сейчас связь на стороне не считается серьезным политическим преступлением. Учитывая его родственные и прочие связи, У легко вышел бы сухим из воды.
Нет, Гуань никак не могла представлять для У реальной угрозы, даже в то время, когда все поговаривали о его скором повышении.
С другой стороны, сама Гуань была знаменитостью – она не какая-то провинциалочка. У должен был понимать, что ее исчезновение заметят, что начнется расследование и след приведет к нему, как они ни скрывали свои отношения. У слишком умен, чтобы не понимать очевидного.
Так почему же он пошел на такой риск?
Гуань, наверное, каким-то образом стала представлять для него гораздо более серьезную угрозу – но старший инспектор Чэнь пока не понимал какую.
Решив немного отвлечься, Чэнь принялся читать циркуляры, скопившиеся за время его отсутствия. В одном шла речь о росте преступности в стране. ЦК призывал всех членов партии принять меры.
Кроме того, Чэнь заполнил многочисленные анкеты для поступления в Центральную партшколу, хотя он теперь сомневался, что его туда примут.
От огорчения он достал отцовскую книгу – она так и лежала в ящике его стола. Чэнь помнил, что книга трудная. Пролистав страницы, он нашел эпилог в форме короткой басни под заглавием «Овца династии Цзинь».
«У императора Яня из династии Цзинь было много наложниц и одна любимая овца. По ночам император выпускал овцу и следом за ней шел мимо вереницы спален. Он проводил ночь в той спальне, возле которой останавливалась овца, так как считал такое указание знаком свыше. Чаще всего овца останавливалась перед жемчужным занавесом, ведущим в спальню триста одиннадцатой наложницы. Она встречала своего повелителя, кутаясь в легкую белую шаль. Потом эта наложница родила сына, ставшего впоследствии императором Сином. Император Син желал заполучить выход к морю, а в результате отдал страну на разграбление варварам. История долгая и запутанная – в отличие от секрета триста одиннадцатой наложницы. Она посыпала порог своей спальни солью. Овца приходила к ее спальне, чтобы лизать соль».
Покойный профессор с помощью басни иллюстрировал свое положение о роли случая в истории. Но, по мнению старшего инспектора, в расследовании уголовного преступления все должно быть определенным и логичным.
Было почти три часа. Старший инспектор Чэнь пропустил обед, но голода он не чувствовал. Вдруг в дверь постучали.
– Войдите! – сказал он.
К его удивлению, на пороге показался доктор Ся с двумя большими пакетами в руках. В ответ на приглашение войти доктор Ся решительно тряхнул головой.
– У меня промокли туфли, – объяснил он. – Вот, принес вам пекинскую утку из ресторана «Облако Янь». В прошлый раз вы щедро угостили меня. Как говорит Конфуций, «платить за добро правильно и справедливо».
– Спасибо, доктор Ся. – Чэнь встал. – Но целая утка – слишком много для меня. Лучше отнесите ее домой, жене и детям.
– У меня есть еще одна. – Доктор Ся поднял второй пакет. – По правде говоря, тамошний шеф-повар – мой пациент. Он настоял на том, чтобы вручить мне уток – бесплатно. Вот коробочка их фирменного соуса к утке. Жаль, я не умею готовить зеленый лук.
– Как говорит Конфуций, «неверно и нехорошо отклонять дар старшего», – улыбнулся Чэнь, подражая «высокому штилю» доктора Ся. – Ничего не поделаешь, придется принять подарок. Но прошу вас хотя бы выпить со мной чаю!
– Нет, спасибо, я не могу остаться. – Однако доктор Ся не уходил. Немного потоптался на пороге, словно бы в нерешительности, а потом вдруг полуобернулся в сторону общего зала и заговорил громче: – Но я вынужден попросить вас об одной услуге.
– Разумеется, я сделаю для вас все, что в моих силах – ответил Чэнь. Интересно, подумал он, почему доктор Ся выбрал именно этот момент, чтобы просить его об услуге.
– Я хочу, чтобы вы дали мне рекомендацию в партию. Я знаю, я не активист. Мне предстоит долгий путь, прежде чем я докажу, что смогу быть достойным партийцем. И тем не менее я честный китайский интеллигент с малой толикой совести.
– Что?! – изумленно переспросил Чэнь. – Но… разве вы не в курсе последних наших новостей?
– Нет, не в курсе. – Доктор Ся еще возвысил голос и, взмахнув рукой, поправил криво сидящие на носу очки. – И мне все равно! Совершенно все равно! Для меня вы служите образцом. Я всегда считал вас настоящим коммунистом. И если уж вас нельзя назвать мастером своего дела, значит, в целом управлении нет вообще ни одного специалиста!
– Доктор Ся, не знаю, что и сказать.
– Помните двустишие генерала Юэ Фэя? «Я низко поклонюсь небесам,/Когда на земле все придет в порядок». Привести нашу страну в порядок – вот чего хотите вы, и вот чего хочу я!
Произнеся эти напыщенные слова, доктор Ся еще выше вскинул голову, словно споря с невидимой публикой, и вышел, не дав себе труда оглядеть изумленные лица сотрудников, сидящих в общем зале.
– До свидания, доктор Ся! – с опозданием крикнул кто-то ему вслед.
Не выпуская из руки утку, Чэнь закрыл дверь.
Он понимал, почему доктор Ся нанес ему неожиданный визит. Чтобы заявить ему о своей поддержке. Добрый старый доктор, он столько перестрадал в годы культурной революции! Едва ли он на самом деле собрался вступать в партию. Его визит – а также вступительное заявление и жареная утка – некий жест, который доктор Ся счел необходимым сделать, будучи честным китайским интеллигентом с, как он выразился, «толикой совести».
Неожиданный поступок доктора Ся открыл Чэню глаза.
Возможно, битва проиграна, но он не один. С ним следователь Юй, Пэйцинь, Старый Охотник, Лу Иностранец, Жужу, Ван Фэн, Малыш Чжоу… и доктор Ся.
Ради них он не имеет права все бросить.
Чэнь снова рьяно взялся за папку с делом Гуань; читая он делал пометки. За работой он засиделся до позднего вечера. Потом съел кусочек жареной утки. При виде золотистой хрустящей корочки у него сразу проснулся аппетит. Доктор Ся даже положил в пакет пару блинчиков. Утиное мясо, завернутое в блинчик, с фирменным соусом и зеленым луком – что может быть вкуснее! Остатки утки Чэнь убрал в холодильник.
Часов в девять он вышел из управления. Ему не понадобилось много времени для того, чтобы добраться до улицы Нанкинлу. В такой поздний час даже здесь прохожих стало меньше, но из-за ярких реклам улица по-прежнему казалась оживленной.
Некоторое время спустя показался и 1-й государственный универмаг. В витрину глазел какой-то пожилой человек. Чэнь тоже остановился. Он не сразу заметил, что за стеклом – выставка пляжной одежды. Лицо его отражалось в стекле, а за стеклом стояли манекены во всевозможных купальных костюмах – тоненьких, на бретельках, с заниженным вырезом верхней части, с нижней частью в виде шортиков, бикини, в черно-белом исполнении. Подсвеченные лампами дневного света, пластмассовые манекены выглядели живыми.
– Засахаренный боярышник!
– Что? – вздрогнул от неожиданности Чэнь.
– Кисло-сладкий засахаренный боярышник. Попробуйте!
К нему приближался старый уличный торговец с лотком на колесах, на котором были выставлены палочки с ярко-красными «кислотными» леденцами. Обычно таких торговцев на центральную улицу не пускали. Видимо, он пробрался сюда только благодаря позднему часу. Чэнь купил леденец. Леденец оказался кисловатым. В детстве, когда лакомство покупала ему мама, вкус был совсем другим. Он несколько раз лизнул леденец. Раньше мама, такая моложавая, носила оранжевую национальную юбку, несла в одной руке цветастый зонтик, а другой крепко держала его за руку… Как быстро все меняется!
Неужели эти манекены в витрине тоже когда-нибудь состарятся?
Глупый вопрос. Но еще глупее сейчас выглядит он сам – человек в форме старшего инспектора полиции глазеет в витрины на улице Нанкинлу и сосет леденец.
Тем не менее то, что пластмасса стареет, – непреложный факт. Потрескавшийся искусственный цветок, запылившийся, на подоконнике третьеразрядной гостиницы. Образ, который так необъяснимо тронул его во время одной поездки, совершенной в студенческие годы. Возможно, цветок оставил на подоконнике другой путешественник. Он больше не был блестящим и глянцевитым, больше не был красивым…
Больше не был политически привлекательным – в глазах других.
Манекены – из пластмассы или из плоти и крови – можно заменить. И их заменяют.
Гуань, Всекитайскую отличницу труда, которая в девяностых была образцовой работницей, должно быть, волновали более насущные вопросы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60