Юй . Может, у нее появился другой?
Лай. Нет, вряд ли. Не такая она была женщина. Вообще-то я наводил справки через двоюродную сестру, и она сказала, что у Гуань никого нет. Она просто ушла безо всякого объяснения. Я пытался выяснить, почему она меня бросила. Вначале я даже подумал, что она нимфоманка.
Юй. Почему? В ее сексуальном поведении прослеживались какие-то отклонения от нормы?
Лай. Нет. Она просто была немного… несдержанной. В первый раз, когда у нее произошел оргазм, она кричала и плакала. После того она всякий раз кричала и кусалась, когда кончала; мне казалось, что я устраиваю ее как мужчина. Но теперь, когда ее больше нет, я бы не хотел говорить о ней плохо.
Юй. Должно быть, после разрыва вам было очень больно?
Лай. Да. Внутри было пусто. Но постепенно я привык. Так или иначе, с ней я не мог быть счастлив. В перспективе я был не тем человеком, который может осчастливить такую женщину, как она. А если бы мне не удалось сделать счастливой ее, я сам был бы несчастен. Но она была по-своему замечательной.
Юй. Говорила ли она что-нибудь еще при расставании?
Лай. Нет, только повторяла, что сама во всем виновата. Даже предложила, если я хочу, остаться у меня на ночь. Я отказался.
Юй. Почему? Я спрашиваю просто так, из любопытства.
Лай. Если ее душа уже решилась оставить меня навсегда, что толку обладать ее телом еще одну ночь?
Юй. Понимаю. По-моему, вы правы. С тех пор вы не пытались увидеть ее снова?
Лай. После расставания – нет.
Юй. А как-то по-иному связаться с ней – письма, открытки, телефонные звонки?
Лай. Это ведь она меня бросила. Так зачем мне связываться с ней? И потом, она становилась все более и более знаменитой; во всех газетах печатали ее большие портреты. Я волей-неволей постоянно видел образ Всекитайской отличницы труда.
Юй. Понимаю. Мужская гордость и уязвленное самолюбие. Вам пришлось нелегко, товарищ Лай, но вы нам очень помогли. Спасибо.
Лай. Надеюсь, все, что я рассказал, останется между нами? Сейчас я женат. Я никогда не рассказывал о Гуань жене.
Юй. Конечно. Я ведь обещал вам в начале разговора.
Лай. Когда я вспоминаю о ней, до сих пор испытываю замешательство. Надеюсь, вы поймаете убийцу. По-моему, я никогда ее не забуду».
Последовала долгая пауза. Очевидно, беседа закончилась. Затем Чэнь услышал голос Юя:
«– Товарищ старший инспектор Чэнь, я разыскал инженера Лай Гоцзюня через Хуан Вэйчжуна, бывшего секретаря парткома 1-го универмага. По словам Хуана, когда Гуань начала встречаться с Лаем, она сообщила об этом в партийный комитет своего предприятия. Партком изучил анкету Лая. Оказалось, что у Лая имелся дядя – контрреволюционер, осужденный и казненный в ходе земельной реформы. Поэтому партком потребовал от Гуань, чтобы она порвала отношения с Лаем. Ей, передовику производства, члену партии, ни к чему жених с таким пятном в биографии. Она согласилась, но доложила Хуану о разрыве с Лаем только через два месяца. Сообщила кратко и сухо, не вдаваясь в подробности.
Я, конечно, взял Лая в разработку, но не думаю, что он наш подозреваемый. В конце концов, после их разрыва прошло столько лет! Извините, но сегодня я не могу быть на работе: Циньцинь заболел. Надо везти его в больницу. Вернусь домой в два – в половине третьего. Позвоните мне, если я вам понадоблюсь».
Чэнь выключил магнитофон. Откинулся на спинку кресла и вытер со лба пот. Опять становится жарко. Он достал из холодильника бутылку газировки, постучал по крышке, но потом поставил газировку на место. В комнате летала мушка. Вместо газировки он налил себе стакан холодной воды.
История потрясла его до глубины души.
Старший инспектор Чэнь никогда не верил в такое мифическое олицетворение самоотверженного духа Коммунистической партии, как товарищ Лэй Фэн. Чэню стало очень грустно. Какая нелепость – позволять политике настолько вмешиваться в твою жизнь. Если бы Гуань вышла замуж за Лая, она, может, и не стала бы Всекитайской отличницей труда. Зато она стала бы обычной женой. Вязала бы мужу свитеры, меняла газовые баллоны, возила их на багажнике своего велосипеда. Торговалась бы из-за каждого гроша, покупая на рынке продукты. Иногда ругалась бы с мужем или пилила его за те или иные недостатки. Играла бы со славным малышом, который сидел бы у нее на коленях. И главное – она была бы сейчас жива.
Сейчас решение Гуань казалось нелепым, но еще совсем недавно, в начале восьмидесятых, ее поступок был вполне понятным. В то время и речи быть не могло о том, чтобы отличница труда связала свою жизнь с человеком вроде Лая, имевшим родственника-контрреволюционера. Лай принес бы своим близким одни несчастья. Чэнь вспомнил о собственном дядюшке, которого он ни разу в жизни не видел. Как ни странно, именно незнакомый дядюшка определил его судьбу.
Итак, можно сказать, что, хотя партком 1-го универмага принял суровое решение, он действовал в интересах Гуань. Будучи известной на всю страну отличницей труда, Гуань должна была соответствовать своему образу. Вмешательство партии в ее личную жизнь было совсем неудивительным, однако ее реакция поражала. Она отдалась Лаю, а потом рассталась с ним, не назвав ему истинной причины разрыва. В соответствии с партийным кодексом ее поступок был нетерпимо «либеральным». Однако Чэню показалось, что он понимает Гуань. Она оказалась более сложным человеком, чем ему представлялось. И однако, все это случилось десять лет назад. Имеет ли та давнишняя история какое-либо отношение к ее гибели?
Возможно, разрыв отношений с Лаем, который явно был ей небезразличен, был очень мучителен для Гуань. И именно поэтому у нее много лет не было любовника – до тех пор, пока она не встретила У Сяомина.
Кроме того, именно Гуань начала действовать первой – несмотря на политику.
А может, было что-то еще?
Чэнь позвонил Юю домой.
– Циньциню гораздо лучше, – сказал Юй. – Скоро я вернусь на работу.
– Нет, не нужно. Здесь ничего особенного не происходит. Хорошенько заботьтесь о сынишке дома. – Помолчав, Чэнь добавил: – Я получил вашу запись. Вы отлично поработали.
– Я проверил алиби Лая. В ночь убийства он был на конференции в Наньнине вместе с группой других инженеров.
– На работе Лая его алиби подтверждают?
– Да. Я также побеседовал с его коллегой, с которым они жили в одном номере. По словам коллеги, Лай всю ночь не выходил из номера. В общем, у него твердое алиби.
– Связывался ли Лай с Гуань в последние полгода – по телефону или как-то иначе?
– Говорит, что нет. Вообще-то Лай только что вернулся из Америки. Он целый год проработал там в университетской лаборатории. – Юй продолжил после паузы: – По-моему, этот след нас никуда не приведет.
– Да, наверное, вы правы, – согласился Чэнь. – Прошло столько времени. Если бы Лай захотел отомстить Гуань, он не стал бы так долго ждать.
– Да. Сейчас Лай один или два раза в год ездит в командировки в американские университеты. Он много получает в долларах; пользуется заслуженным авторитетом в своей области. Хороший семьянин. В сегодняшних рыночных условиях скорее Гуань, чем Лаю, следовало бы сожалеть о том, что случилось десять лет назад.
– И, кроме того, в нашем обществе можно было бы считать, что мезальянс совершает Лай – ведь он скорее победитель, чем побежденный. Наверное, вспоминая прошлое, Лай не слишком сожалеет о той давнишней связи.
– Вот именно. Однако из его рассказа мы узнали немало любопытного о Гуань.
– Да. Какой позор!
– Что вы имеете в виду?
– Ну, тогда для нее все было политикой, а сейчас это политика для нас.
– Да, вы правы, шеф.
– Позвоните, если появится что-то новое о Лае.
Чэнь решил сходить с рапортом к комиссару Чжану. Он давно уже не докладывал ему, как движется расследование.
Когда в кабинет вошел Чэнь, комиссар Чжан читал журнал о кино.
– Каким ветром вас занесло сюда сегодня, товарищ старший инспектор? – Чжан отложил журнал в сторону.
– Боюсь, дурным ветром.
– Что такое?
– Заболел сынишка следователя Юя; ему пришлось везти его в больницу.
– Ах вот оно что. Значит, сегодня Юй не сможет выйти на работу?
– Юй все время напряженно трудится.
– Новые зацепки есть?
– Девять или десять лет назад у Гуань был приятель. Но, повинуясь решению партии, она порвала с ним. Юй беседовал с бывшим секретарем парткома 1-го универмага Хуаном – тогда Хуан был ее начальником, – а также с инженером Лаем, ее бывшим возлюбленным.
– Я в курсе той истории. Я тоже беседовал с секретарем парткома в отставке. Он все мне рассказал. Она поступила правильно.
– А вы знаете, что она… – Чэнь осекся. Он точно не знал, как отреагирует Чжан, узнав о «либерализме» Гуань. – Когда ей приказали бросить жениха, она очень расстроилась.
– Вполне понятно. Она была молода и, может быть, слегка влюблена в него, но она поступила правильно, согласившись с решением партии.
– Да, но, возможно, та история нанесла ей душевную травму.
– Еще один ваш западный модернистский термин? – раздраженно осведомился Чжан. – Не забывайте: поскольку Гуань Хунъин была членом партии, она обязана была жить, руководствуясь прежде всего интересами партии!
– Я просто стараюсь понять, насколько сильное влияние та история оказала на личную жизнь Гуань.
– Значит, следователь Юй по-прежнему разрабатывает инженера?
– Нет. По мнению следователя Юя, инженер Лай вряд ли имеет отношение к делу. Та история случилась много лет назад.
– Я тоже так считаю.
– Вы правы, комиссар Чжан, – кивнул Чэнь. Интересно, почему Чжан раньше не поделился с ним своими сведениями? Неужели дело только в том, что комиссару не хочется развенчивать светлый образ Гуань?
– Не думаю, что та версия куда-либо нас приведет. Как и ваша версия с икрой, – заявил Чжан. – Тут политическое дело, как я уже многократно повторял.
– Все можно рассматривать под политическим углом. – Чэнь встал и обернулся с порога. – Но политика – это еще не все.
Сейчас подобные речи были возможны, хотя едва ли их можно было считать политически грамотными. Многие сотрудники были против повышения Чэня; он понял это, услышав, как некоторые его противники восхваляют его «открытость», а доброжелатели задаются вопросом, не слишком ли он открыт.
18
Как только старший инспектор Чэнь вернулся в кабинет, зазвонил телефон.
Звонил Лу Иностранец. Он еще раз повторил, что успешно начал собственное дело – ресторан в русском стиле «Подмосковье» на улице Хуайхайлу. Там подают икру, густые супы и водку; гостей обслуживают две русские официантки в мини-платьях. Голос Лу излучал самодовольство и уверенность. Чэнь не в силах был понять, как Лу удалось так много сделать за такой короткий срок.
– Значит, дела идут неплохо?
– Не просто неплохо, приятель. Отлично! Толпы посетителей! Все в восхищении от нашего меню, нашего ассортимента водок и наших высоких, грудастых русских девушек в прозрачных блузках и юбках!
– У тебя и правда есть деловая хватка.
– Как сказал Конфуций, «красота пробуждает голод».
– Нет, он говорил по-другому. «Она так красива, что ее можно слопать», – поправил Чэнь. – Вот как говорил Конфуций. Кстати, где ты откопал этих русских девушек?
– Сами пришли. Один мой приятель ведет картотеку иностранцев, которые хотят получить у нас работу. Славные девчонки. Здесь они зарабатывают вчетверо-впятеро больше, чем на родине. Сегодня дела в Китае идут гораздо лучше, чем в России.
– Это правда. – Гордость за свою страну невольно передалась от Лу Чэню.
– Помнишь, раньше принято было называть русских нашими «старшими братьями»? Колесо Фортуны повернулось. Теперь я зову моих девчонок-официанток «младшими сестренками». В некотором роде так и есть. Они во всем зависят от меня. Например, им негде жить, а гостиницы слишком дороги. Я купил несколько раскладушек, и теперь они могут ночевать в комнатах за рестораном и экономят кучу денег на жилье. Ради их удобства я даже сделал им душ с горячей водой.
– Значит, ты хорошо о них заботишься.
– Вот именно. И открою тебе один секрет, приятель. У них, у этих русских девушек, растут волосы на ногах! Пусть их гладкая кожа и красота тебя не обманывают. Неделя без мыла и бритвы – и их потрясающие ноги зарастут волосами.
– Ты прямо как Элиот, Лу Иностранец.
– О чем ты?
– Да так. Просто вспомнил кое-что из Элиота. У него что-то было о голых, белых ногах, украшенных браслетами; при свете видно, что они поросли пушком.
Или это было у Джона Донна?
– Элиот или кто другой – мне все равно. Но насчет волос на ногах – правда, я видел собственными глазами; душевая кабина полна рыжими и черными волосами.
– Ты шутишь.
– Приходи, сам увидишь. Не только ноги – вообще посмотришь, как идут дела. В конце недели, хорошо? Я приставлю к тебе одну из блондинок. Самую сексуальную. Особая услуга. Настолько особая, что тебе тоже захочется ее слопать. Удовольствие по Конфуцию гарантировано.
– Боюсь, для моего кошелька это будет непомерная нагрузка.
– О чем это ты? Ты мой самый лучший друг, и тебе я отчасти обязан своим успехом. Разумеется, все за мой счет.
– Приду, – обещал Чэнь, – если на той неделе мне удастся выкроить свободный вечер.
Интересно, подумал старший инспектор Чэнь, пойдет ли он в ресторан Лу Иностранца, даже если ему удастся выкроить свободный вечер. Он читал рапорт о так называемых «особых услугах» в некоторых ресторанах, пользующихся дурной славой.
Он посмотрел на часы. Половина четвертого. Наверное, в столовой уже ничего не осталось. После разговора с Лу Иностранцем он ощутил голод.
Вдруг он вспомнил кое о чем. Совсем забыл! Он ведь пригласил Ван Фэн на ужин!
Все заботы сразу отступили на второй план. Дела могут подождать до завтра. При мысли об ужине при свечах сердце старшего инспектора невольно забилось чаще. Он поспешно направился на продуктовый рынок на улице Нинхайлу, который находился в пятнадцати минутах ходьбы от его квартиры.
Как всегда, на рынке толпился народ. Покупатели ходили с бамбуковыми корзинами, надетыми на руку, с пластиковыми пакетами в руках. Карточки на свинину и яйца Чэнь уже отоварил. Сейчас он надеялся купить здесь рыбы и овощей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60