Несмотря на то что Чэнь ни разу в жизни не видел дядюшку-контрреволюционера, подобное родство для кандидата на дипломатическую должность считалось недопустимым. Поэтому Чэня вычеркнули из мидовского списка и направили на работу в управление полиции Шанхая. Первые несколько лет он переводил для нужд управления американское пособие по процедуре допроса, которое никто не хотел читать, и составлял политические отчеты секретарю парткома Ли, которые не хотел писать сам Чэнь. И только в последние два года Чэнь на самом деле работал полицейским. Сначала он трудился на низовой должности, и вдруг его повысили и назначили старшим инспектором. Однако ему поручали только дела с грифом «особые», переданные из других отделов. Юй, как и многие другие сотрудники управления, был недоволен. Недовольство подпитывалось не только стремительным карьерным ростом Чэня вследствие новой кадровой политики, но также тем, что новоиспеченный старший инспектор продолжал «баловаться сочинительством». Литературная деятельность рассматривалась многими коллегами Чэня как уклонение от прямых профессиональных обязанностей.
Чэнь во второй раз перечел отчет об осмотре места происшествия и вдруг понял, что уже время обеда. Выйдя из кабинетика в зал, он нашел там записку, адресованную ему. Должно быть, ее оставили утром, до его прихода.
«Привет, это Лу. Работаю в ресторане – нашем с тобой ресторане! Он называется „Подмосковье“. Рай для гурманов. Мне очень важно с тобой переговорить. Перезвони мне по номеру 638-0843».
Лу всегда остается собой – кипучий, полный воодушевления. Чэнь набрал номер.
– Ресторан «Подмосковье».
– Лу, что случилось?
– А, это ты. Ну, как все вчера прошло?
– Отлично. Разве сам не помнишь?
– Нет. Я спрашиваю, что было после того, как мы ушли, между тобой и Ван?
– Ничего. Мы еще немного потанцевали, а потом она ушла.
– Какой позор, приятель! – вскричал Лу. – И за что только тебя сделали старшим инспектором? Не умеешь распознать даже самые очевидные сигналы.
– Какие еще сигналы?
– Когда мы собрались уходить, она согласилась остаться – наедине с тобой. У нее были серьезные планы на ночь! Абсолютно безошибочный сигнал. Она от тебя без ума.
– Ну, я в этом не уверен, – сказал Чэнь. – Поговорим о чем-нибудь другом. Как дела у тебя?
– Жужу просила еще раз тебя поблагодарить. Ты – наша счастливая звезда. Все устроено в самом лучшем виде. Все документы подписаны. Я уже переехал. Представляешь – наш собственный ресторан! Осталось только сменить вывеску. Я уже заказал большую неоновую вывеску на китайском и на английском!
– Погоди – может, на китайском и на русском?
– Кто в наши дни говорит по-русски? Впрочем, кроме русской кухни, у нас есть еще кое-что настоящее русское. Уверяю тебя. Его тоже можешь попробовать. – Лу загадочно хихикнул. – Благодаря твоему щедрому займу в следующий понедельник отпразднуем торжественное открытие. Скоро мы будем процветать!
– Ты так уверен?
– У меня есть такой козырь – все просто упадут.
– Что за козырь?
– Приходи – сам увидишь. Заодно и поешь вволю.
– Конечно. Ни за что на свете не пропущу твои русские щи, Лу Иностранец!
– Значит, ты тоже гурман. Пока!
Старший инспектор Чэнь улыбнулся и повесил трубку. Несмотря на то что оба приятеля любили вкусно поесть, у них было не так много общего. Лу получил свое прозвище в старших классах школы. Его стали называть Иностранцем не только за то, что он во времена культурной революции носил куртку на западный манер, но главным образом потому, что до 1949 года отец Лу владел небольшой меховой фабрикой и потому считался капиталистом. В школе Лу был «паршивой овцой». В конце шестидесятых кличка Хуацяо ни в коем случае не являлась положительной, ведь тогда осуждалось все идущее с Запада и преследовались люди, ведущие экстравагантный «буржуазный» образ жизни. Но Лу упрямо гордился своим «декадентским» имиджем: он пил кофе, пек яблочные пироги, делал фруктовые салаты и, конечно, к ужину переодевался в костюм на западный манер. Лу подружился с Чэнем, сыном «буржуазного профессора» и потому тоже «паршивой овцой». Они были одного поля ягоды; вместе им было легче переживать нападки. Лу частенько угощал Чэня после того, как ему удавался какой-нибудь домашний кулинарный эксперимент. После окончания школы Лу, как «образованного молодого горожанина», послали перевоспитываться в отдаленную сельхозкоммуну. Целых десять лет он перевоспитывался на примере бедняков и середняков. В Шанхай он возвратился лишь в конце восьмидесятых. В то время и Чэнь вернулся из Пекина. Встретившись, Чэнь и Лу поняли, что они, в сущности, очень разные. И все же, несмотря на долгие годы, в течение которых они не виделись, они остались друзьями. Они по-прежнему уважали друг друга и по-прежнему любили вкусно поесть.
Двадцать лет, как сон, пролетели.
Это чудо, что мы еще вместе.
Старшему инспектору Чэню вспомнилось двустишие Чэнь Юйи, поэта эпохи Сун. Вот только он не был уверен, что не пропустил одно или два слова.
4
Пообедав (совершенно не по-гурмански) в столовой управления, Чэнь вышел на улицу, решив купить сборник стихов Чэнь Юйи.
На улице Фучжоулу, неподалеку от управления полиции, недавно открылись несколько частных книжных магазинов. Магазинчики маленькие, но обслуживали там превосходно. Завернув за угол, на улицу Шаньдунлу, Чэнь увидел новую жилую высотку – кажется, первый достроенный дом в новом комплексе. На другой стороне улицы по-прежнему теснились низкие домишки, пережиток двадцатых годов. Какое смешение старого и нового! Именно здесь находилась книжная лавка – малое семейное предприятие. Видимо, тут же владельцы и жили. Сзади, из-за бамбуковой занавески, слышался детский лепет.
Поиски Чэнь Юйи оказались безуспешными. В отделе классической китайской литературы имелась внушительная подборка гонконгских и тайваньских романов про боевые искусства – а больше практически ничего. Он уже собирался уходить, когда его взгляд случайно упал на книгу, написанную его отцом. Это был сборник статей по неоконфуцианству, наполовину скрытый за плакатом, изображавшим красотку в купальнике, с надписью: «Распродажа». Чэнь взял книгу и подошел к кассе.
– Вы настоящий книжник, – похвалил его владелец, державший в руках мисочку с голубцами. – Сто двадцать юаней.
– Что-о?! – так и ахнул Чэнь.
– Автора в свое время критиковали за правый уклон; тираж изъяли из продажи еще в пятидесятых годах.
– Послушайте. – Чэнь не выпускал книгу из рук. – Книгу написал мой отец, и стоила она меньше двух юаней!
– В самом деле? – Владелец некоторое время пристально смотрел на него. – Так и быть. Пятьдесят юаней – только для вас. Плакат бесплатно.
Чэнь взял книгу, но от «дополнительного предложения» отказался. На голом плече красотки с плаката был шрамик, который почему-то напомнил ему о фотографии мертвой девушки, которую извлекли из мешка для мусора. Он тут же вспомнил снимки убитой, сделанные в морге, – там на ней было еще меньше одежды, чем на девушке с плаката. И кажется, где-то у нее на теле тоже был шрам…
Или шрам был у кого-то еще? Чэнь уже не помнил.
На обратном пути, по дороге в управление, он начал листать книгу отца. Привычку читать на ходу его отец не одобрял, но тема книги была такой, что не читать ее было невозможно…
Вернувшись на работу, Чэнь заварил себе черный чай гунфу – еще одна гурманская привычка, которую он перенял у Лу Иностранца. Чай, решил он, поможет сосредоточиться перед чтением. Только он бросил в крошечную чашечку горсть чайных листьев, как на столе задребезжал телефон.
Звонил секретарь парткома Ли Гохуа. Ли был не только главным партийцем управления, но также и наставником Чэня. Именно Ли дал Чэню рекомендацию в партию, неустанно вводил его в курс дела и способствовал его повышению. Все в управлении знали о том, что Ли – опытный политик. Он обладал почти безошибочным нюхом, благодаря которому ухитрился выжить в многолетней политической борьбе, и неизменно выбирал победившую сторону во внутрипартийных конфликтах. В начале пятидесятых годов Ли был молодым офицером на низовой должности; он вскарабкался наверх по обломкам бесчисленных политических движений и, наконец, возвысился до руководства парторганизацией всего управления. Его покровительство Чэню многие считали очередным ловким ходом. Хотя находились люди, считавшие выбор Ли сомнительным. Например, начальник управления Чжао в свое время рекомендовал на пост старшего инспектора другого кандидата.
– С новой квартирой все в порядке, товарищ старший инспектор?
– Спасибо, товарищ секретарь парткома Ли. Все прекрасно.
– Вот и хорошо. А как работа?
– Вчера следователь Юй принял одно дело. В округе Цинпу, в канале, обнаружен труп женщины. У нас мало людей, поэтому не знаю, браться ли нам за него.
– Передайте в отдел: ваша бригада – особая.
– Но именно следователь Юй осматривал место происшествия. Надо было передать дело с самого начала.
– Возможно, у вас вообще не будет времени на это дело. Есть новости. В октябре вы едете на курсы повышения квалификации при Центральной партийной школе.
– При Центральной партийной школе?
– Да. Отличная возможность, правда? В прошлом месяце я внес вашу фамилию в список кандидатов. Думал, они не скоро примут решение, но сегодня мне сообщили, что вас зачислили. Я сниму для вас копию письма о том, что вы приняты. Вы проделали большой путь, товарищ старший инспектор Чэнь!
– Вы столько для меня сделали, товарищ секретарь парткома! Как мне вас отблагодарить? – Помолчав, Чэнь продолжал: – А может быть, мое зачисление на курсы – как раз повод для того, чтобы расследовать то убийство? Как я могу считаться старшим инспектором, если не раскрыл самостоятельно ни одного серьезного преступления?
– Что ж, как хотите, – ответил Ли. – Но вам предстоит готовиться к курсам повышения квалификации. Думаю, не стоит лишний раз напоминать о том, как много значат такие курсы для вашей будущей карьеры. Вас ждет более важная работа, товарищ старший инспектор Чэнь!
После беседы с секретарем парткома Чэнь решил поподробнее выяснить обстоятельства дела, прежде чем принимать окончательное решение. Он спустился в транспортный отдел, взял мотоцикл, а в библиотеке спросил карту округа.
На улице было знойно. Деревья как будто оцепенели; не было слышно стрекотания цикад. Даже почтовый ящик у обочины казался сонным. Чэнь снял форменный мундир; из управления он выехал в футболке с короткими рукавами.
Дорога к каналу Байли оказалась довольно трудной. После того как он проехал промзону Хунцяо, дорожных знаков почти не осталось. Чэнь завернул спросить дорогу на обшарпанную бензоколонку, но единственный тамошний служащий, уронив голову на прилавок, наслаждался послеобеденным сном. Из его полуоткрытого рта стекала струйка слюны. Дальше пейзаж стал более сельским; в отдалении там и сям виднелись очертания холмов. Откуда-то из-за невидимой крыши к небу поднималась одинокая струйка белого дыма, похожая на музыкальную ноту. Судя по карте, канал находился не так далеко. За поворотом от асфальтированной дороги отходила извилистая тропа, ведущая, по всей видимости, к деревне. На развилке Чэнь увидел девочку, которая, сидя на деревянной скамье, торговала чаем в больших пиалах. Ей было не больше тринадцати-четырнадцати лет; она тихо сидела на низкой скамеечке и читала книгу. Конский хвостик у нее на голове был стянут простой ленточкой. Покупателей не было видно. Вряд ли они объявятся за целый день, подумал Чэнь. В старой жестяной банке блестели на солнце лишь несколько мелких монеток; на земле рядом с банкой стояла пузатая спортивная сумка. Скорее всего, девочка – не уличная торговка; она не ходит с товаром по улицам, а просто живет неподалеку. Какая идиллия! Маленькая и невинная деревенская девочка на лоне природы; она делает благородное дело – облегчает жизнь путникам, умирающим от жажды. Интересно, что она читает? Может быть, сборник стихов…
Мелочи, но все они как бы складывались воедино в образ, на который он однажды наткнулся, изучая стихи поэтов эпох Тан и Сун:
Стройная, гибкая – не больше тринадцати ей;
Как бутон кардамона в начале марта.
– Извини, пожалуйста. – Он выкатил мотоцикл на обочину. – Где находится канал Байли?
– А, канал Байли! Знаю. Прямо, еще шесть-семь километров.
– Спасибо.
Кроме того, Чэнь попросил большую пиалу чаю.
– Три фэня, – ответила девочка, не отрываясь от книги.
– Что ты читаешь?
– Пособие по Visual Basics.
Ответ несколько не вписывался в картину, уже сложившуюся у него в мозгу. Впрочем, подумал Чэнь, ничего удивительного. Он и сам по вечерам ходил на компьютерные курсы – осваивал операционную систему Windows. Мы живем в век информационных технологий…
– А, компьютерное программирование, – протянул он. – Очень интересно!
– Вы тоже учитесь?
– Вроде.
– Вам диски не нужны?
– Что?
– По дешевке. Там целая куча полезных программ. Программа по вводу иероглифов Chinese Star, TwinBridge, словари и все шрифты, как традиционные, так и упрощенный вариант…
– Нет, спасибо. – Чэнь протянул девочке купюру в один юань.
Возможно, диски, которые она предлагает, в самом деле очень дешевы. Он слышал о пиратских дисках, но, будучи старшим инспектором полиции, не хотел иметь с ними ничего общего.
– Боюсь, у меня нет сдачи.
– Дайте сколько есть.
Девочка протянула ему горсть мелочи. Купюру в один юань она не бросила в банку, а сунула в сумочку. Что и говорить, современные подростки очень осторожны и практичны. Затем девочка снова вернулась в свое киберпространство; бантик у нее на голове трепетал на ветру, как бабочка.
Идиллическое настроение куда-то улетучилось.
Как он отстал от жизни! Замечтался о невинном бутоне кардамона, одинокой струйке белого дыма, чистоте и невинности, сохраненных в сельской глуши, сборнике стихов… И совершил должностное нарушение. Он должен был пресечь торговлю пиратскими дисками! Он ведь полицейский! Ушел от действительности – впал в «поэтический транс», – и реальный мир слишком удивил его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60