– В Пекине и Сиане переводчики также хорошо говорили по-английски, – ответила Викки, – но почти не разбирались в литературе. Стоило Биллу сесть на своего любимого конька, они сразу сникали.
– Я многому научился у профессора Розенталя, – сказал Чэнь, доставая из кармана программу. – Боюсь, нам уже пора выходить из отеля.
У них был плотный график. За несколько дней до прибытия делегации все мероприятия были подробно расписаны и посланы по факсу в отдел внешних сношений Шанхайского отделения Союза писателей. Чэню вменялось в обязанность следить за соблюдением программы. Утро – посещение храма Хранителя города, затем обед с местными писателями, после обеда – прогулка на речном трамвайчике по реке Хуанпу, затем поход по магазинам на улице Нанкинлу, вечером – посещение спектакля пекинской оперы… Несколько пунктов программы были обязательными. Например, нельзя было отказаться от посещения дома в бывшем французском квартале, в котором в 1921 году на нелегальном собрании была учреждена Коммунистическая партия Китая. Обязательным был также осмотр развалин трущоб фаньгуа, сохранившихся со времен правления Гоминьдана. После трущоб гостям показали строительство нового района Пудун на восточном берегу Хуанпу. Всю обязательную программу они уже выполнили.
– Куда мы пойдем?
– Сейчас у нас по плану посещение храма Хранителя города.
– Это церковь? – спросила Викки.
– Не совсем. Это рыночная площадь, в центре которой стоит храм, – объяснил Чэнь. – Поэтому шанхайцы иногда называют то место, куда мы сейчас поедем, базаром «храм Хранителя города». Довольно много магазинчиков – в том числе и внутри самого храма – торгуют всевозможными произведениями местных ремесленников и художников.
– Замечательно!
Как обычно, на базаре вокруг храма было много народу. Недавно восстановленный фасад с красными колоннами и огромными черными воротами не произвел на американцев особого впечатления. Выставка произведений народного искусства также оставила их равнодушными. Они не захотели даже погулять в парке Юйюань. Зато их глаза разгорелись при виде разнообразных ресторанов и закусочных.
– По-моему, кулинария – неотъемлемая часть китайской цивилизации, – сказал Розенталь, – иначе у вас не существовало бы столько кухонь.
– И стольких гурманов, – весело добавила Викки, – которые наедаются вволю.
Согласно программе, составленной для них в отделе внешних сношений, они должны были перекусить кока-колой и мороженым. В программе было расписано все до мелочей – вплоть до того, в каких местах им следовало есть, с указанием цен. Расплачиваясь, Чэнь должен был обязательно требовать от владельцев чек.
Розентали остановились перед закусочной под названием «Желтый дракон». Молодая официантка нарезала жареную утку, из зашитой гузки которой еще шел пар. На соуснике сидела большая муха, переливавшаяся всеми цветами радуги. Несмотря на явную антисанитарию, закусочная была переполнена посетителями – она славилась обилием всевозможных закусок. Чэнь вдруг решил отступить от программы. Он повел гостей внутрь. По его совету Розентали заказали фирменное блюдо – шарики из клейкого риса с начинкой из свиного и креветочного фарша. Когда Чэнь учился в школе первой ступени, за один такой шарик надо было заплатить шесть фэней; сейчас же стоил в пять раз дороже. И тем не менее он решил, что может себе позволить угостить американцев из собственного кармана, если ему не вернут деньги.
Он не знал, понравится американцам такая еда или нет, но, по крайней мере, они с его помощью отведают настоящее шанхайское блюдо.
– Как вкусно! – воскликнула Викки. – Вы такой заботливый.
– С вашим знанием английского, – заявил Розенталь с набитым ртом, – вы могли бы преуспеть в Штатах.
– Спасибо, – поблагодарил Чэнь.
– Как завкафедрой английского языка, буду рад принять вас в нашем университете.
– И у нас дома вы всегда будете желанным гостем, – поддержала мужа Викки, с удовольствием поедая прозрачную утиную кожицу. – Приезжайте к нам! Мы живем в Сафферне, в штате Нью-Йорк. У нас вы познакомитесь с американской кухней и напишете стихи по-английски.
– Было бы замечательно позаниматься в вашем университете и побывать у вас в гостях. – Раньше, особенно в самом начале службы, Чэнь не раз подумывал об учебе за границей. – Может быть, как-нибудь потом… Сейчас у меня много дел здесь.
– В вашей стране ситуация непредсказуема.
– Все постепенно налаживается, хотя и не так быстро, как нам бы хотелось. В конце концов, Китай – огромная страна с более чем двухтысячелетней историей. Многие проблемы не решить за одну ночь.
– Да, вы многое можете сделать для своей родины, – сказал Розенталь. – Мне известно, что вы не только замечательный поэт.
Чэнь подосадовал на себя. Шаблонные фразы выскочили у него словно сами собой. Как будто в голове автоматически включилась кассета с записью статьи из «Жэньминь жибао». Время от времени такие клише произносить можно, в них ведь нет ничего дурного. Но совсем другое дело, когда это превращается в привычку.
А ведь Розентали говорили искренне!
– Не уверен, что способен на многое, – задумчиво ответил Чэнь. – Лу Ю, поэт эпохи Сун, мечтал сделать для своей родины что-нибудь великое. Мечты окрыляли его стихи, наполняли их жизнью. Однако чиновник из него получился весьма посредственный.
– То же самое можно сказать и об У.Б. Йетсе, – кивнул Розенталь. – Он не был государственным деятелем, но рождению его лучших стихов способствовало пылкое сочувствие ирландскому освободительному движению.
– Или пылкая страсть к Мод Тонн, женщине-политику, которую Йетс так любил, – перебила мужа Викки. – Я весьма близко знакома с любимой теорией Уильяма.
Они дружно рассмеялись.
Тут Чэнь заметил у двери телефон-автомат.
Он извинился, подошел к телефону и взял лежащий тут же справочник. Пролистав страницы, он отыскал номер ресторана «Четыре моря» и попросил позвать Пэйцинь.
– Пэйцинь, говорит Чэнь Цао. Извините, что отрываю вас от дела. Никак не мог отыскать Юя.
– Не нужно извиняться, старший инспектор Чэнь, – ответила Пэйцинь. – Мы все так волнуемся за вас! Как у вас дела?
– Нормально. Сейчас я работаю с американской делегацией.
– Посещаете одну достопримечательность за другой?
– Вот именно. Кстати, и обедаем в одном ресторане за другим. Как поживает ваш муж?
– Он так же занят, как и вы. И тоже жалуется, что не может связаться с вами.
– Да, сейчас это непросто. Если нужно, он – или, если получится, вы – может связаться с одним моим другом. Его зовут Лу Тунхао. Он владелец нового ресторана под названием «Подмосковье» на улице Шаньсилу. Или он свяжется с вами.
– Хорошо. Про ресторан «Подмосковье» я слышала. Он открыт всего пару недель, но уже наделал много шуму. – Неожиданно Пэйцинь спросила: – Кстати, вы сегодня вечером будете в «Сычуаньском дворике»?
– Да, но как… – Чэнь быстро осекся.
– Замечательное место, – продолжала Пэйцинь, – там можно хорошо отдохнуть, попеть караоке.
– Спасибо.
– Берегите себя. До свидания!
– И вы тоже. До скорого!
На душе у Чэня стало неспокойно. Почему Пэйцинь вдруг заговорила о караоке? И почему так быстро закончила разговор? Может, ее кабинет тоже прослушивается?
Маловероятно. А вот отель прослушивается наверняка. Именно поэтому он не стал звонить Юю оттуда. Наверное, Пэйцинь удивилась. Надо было ей сказать, что он звонит из телефона-автомата на площади возле храма Хранителя города.
Следующий звонок он сделал Лу Иностранцу.
Лу звонил ему на работу в тот день, когда Чэнь вернулся из Гуанчжоу. Чтобы не вовлекать Лу в беду, Чэнь тогда быстро свернул разговор, сославшись на то, что ему надо срочно убегать. По рабочему телефону они не могли спокойно поговорить.
– «Подмосковье».
– Это я, Чэнь Цао.
– А, дружище! Не представляешь, как я из-за тебя переволновался – чуть не умер, правда. Я знаю, почему ты позавчера так быстро повесил трубку.
– Не волнуйся. Я по-прежнему старший инспектор. Не о чем беспокоиться.
– Где ты сейчас? Что там за шум?
– Я звоню из автомата на площади Чэнхуанмяо.
– Я все про тебя знаю. Ван говорит, у тебя неприятности. Серьезные неприятности.
– Тебе звонила Ван?! – удивился Чэнь. – Не знаю, что она там тебе наговорила, все не настолько серьезно. Я только что чудесно позавтракал с американцами; сейчас поедем кататься на речном трамвайчике. Разумеется, для американских гостей выделили каюту первого класса. Но все же мне нужно попросить тебя об одной услуге.
– Какой?
– Тебе может позвонить одна женщина, точнее, жена моего напарника, ее зовут Пэйцинь. Она работает в ресторане «Четыре моря».
– Знаю я этот ресторан. Там готовят отличную лапшу с креветками.
– Не звони мне ни на работу, ни в отель. Если будет что-то срочное, позвони ей или приди к ней на работу. Кстати, заодно, раз уж окажешься в «Четырех морях», можешь отведать миску креветочной лапши.
– Не беспокойся, – заявил Лу. – Я опытный ценитель. Никто ничего мне не скажет, если я буду хоть каждый день есть там лапшу.
– Смотри, будь осторожнее!
– Понимаю, – сказал Лу, а потом добавил: – А ты не можешь зайти ко мне? У меня к тебе тоже есть дело. Важное дело!
– Правда? В последние несколько дней я очень занят, – ответил Чэнь. – Вот сверюсь с программой и посмотрю, что можно сделать.
По программе после обеда они отправлялись на прогулку по реке Хуанпу.
Чэнь уже много раз катался на речном трамвайчике, сопровождая иностранные делегации. И текст экскурсии практически выучил наизусть. Он не возражал против того, чтобы воспроизвести иностранным гостям отдельные места из путеводителей, а заодно попрактиковаться в английском. Просто повторение одного и того же все сильнее надоедало ему. Впрочем, на пристани Чэнь порадовался тому, что сопровождает важных иностранцев. К кассе выстроилась длинная очередь, а он получил заранее заказанные билеты в отдельном окошке под вывеской «Для иностранных туристов».
Когда они стояли на палубе, вдыхая загрязненный воздух, Чэнь подслушал, как Розенталь говорит Викки: мол, жители Шанхая регулярно травятся угарным газом. Чэнь подумал: вот еще одна серьезная проблема, хотя власти города в последнее время делают многое для улучшения экологической обстановки. Но спорить не хотелось, и он промолчал.
Как всегда, иностранных гостей разместили в особом помещении на верхней палубе. В их каюте работал кондиционер и спутниковое телевидение. По телевизору шел гонконгский боевик с Брюсом Ли – еще одна привилегия, ведь по обычным программам и в кино фильмов с Брюсом Ли не показывали. Но Розенталям не хотелось смотреть кино. У Чэня ушло довольно много времени на то, чтобы найти нужную кнопку и выключить телевизор.
Их ни на минуту не оставляли в покое. В каюту то и дело без стука входили официанты. Улыбаясь, они предлагали иностранным гостям то напитки, то фрукты, то закуски. Китайские пассажиры, проходя мимо их двери, с любопытством заглядывали внутрь. Чэню казалось, будто они сидят в стеклянной клетке.
Невдалеке от них всеми красками расцветала набережная Вайтань; на ней начиналась вечерняя жизнь. Внимание привлекал восточный берег, который менялся просто стремительно, – сейчас он представлял собой одну огромную стройплощадку. Ускоренными темпами возводился новый район Пудун.
– А мне вспомнились стихи о другой реке, – сказал Розенталь. – В «Ист Коукер» Элиот сравнивает реку с суровой богиней.
– Один древний китайский философ сравнил народ с речной водой, – сказал Чэнь. – «Вода может нести лодку, но может и перевернуть лодку».
– Снова блуждаете по своей любимой «Бесплодной земле»? – насмешливо поинтересовалась Викки. – Жаль, если мы из-за нее не насладимся всеми красотами этой прекрасной реки.
Долго наслаждаться беседой им было не суждено. В дверь снова постучали – потом еще несколько раз, настойчивее.
– Волшебное представление! Первоклассное шоу! – Официант размахивал билетами, которые держал в руке. – Добро пожаловать на первую палубу.
Как и фильм по телевизору, «волшебное представление» было еще одной привилегией. И конечно, средством не дать иностранцам побыть наедине. Отказаться посетить представление после столь настойчивого приглашения было невежливо.
Никакой сцены не было. Просто часть палубы отгородили стойками, а между ними протянули шнур. На палубе уже собрались зрители. В центре фокусник пылко махал волшебной палочкой.
Дверца распахнулась, и на палубу вышла молодая женщина, очевидно ассистентка фокусника. Фокусник коснулся волшебной палочкой ее плеча, и женщина вмиг сделалась неподвижной; она как будто застыла в холодном голубом свете. Когда фокусник приблизился к ней, она упала к нему в объятия. Держа ее одной рукой, он медленно поднял ее вверх. Она лежала, вытянувшись, и ее длинные черные волосы волочились по полу, подчеркивая ее стройную шею, почти такую же белую, как корень лотоса. И такую же безжизненную. Затем фокусник закрыл глаза, сосредотачиваясь. Под приглушенную барабанную дробь он скользящим движением выпростал из-под ассистентки руку, и ее тело осталось в воздухе на целую секунду. Зрители зааплодировали.
Значит, вот что такое гипноз любви. Подходящая метафора. Зачарованная. Беспомощная. Неужели и Гуань Хунъин тоже была такой? Невесомая, бесплотная, обыкновенный реквизит, игрушка в руках У?
Чэнь вспомнил о Ван.
В любви возможно все. Неужели он тоже был таким влюбленным?
Ответа он не знал.
Над Рекою дожди и туман-Туман, над Рекою пышна трава,
Там Шесть Династий прошли, как сон, и птичий напрасен плач .
Почему он вспомнил эти строки, написанные Вэй Чжуаном? Официально считается, что речь в стихах идет о политике, но Чэню казалось, что критика ошибается. Вэй Чжуан писал о женщине и любви. Ради любви женщина готова на все. Как Ван, которая проявила настоящую смелость тогда, у него дома – и в другую ночь, в телефонной будке.
А несколько лет назад так же повела себя Гуань, которая отдалась инженеру Лаю, прежде чем расстаться с ним…
Когда «волшебное представление» закончилось, Чэнь не сразу отыскал Розенталей, которые затерялись в толпе зрителей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60