Итальянец сорока лет, приятной наружности, смуглолицый с проседью, его детство прошло в Нью-Йорке, и он отлично знал специфику жизни в столице. Роман служил и на флоте и в авиации, был геем, но предпочитал скрывать это. Я узнал, только когда он однажды проговорился: «Мой бывший бойфренд…» По нему сходило с ума немало красивых девушек, хотя большинство из них понимали, что у них нет ни малейшего шанса на взаимность с его стороны. А может быть, его недосягаемость еще больше распаляла? Девушки, которые не добивались ответа на свои чувства, рано или поздно начинали относиться к Роману как к старшему брату и любить его совершенно бескорыстно. Он был весьма мужественным человеком и прекрасно разбирался в мужских вопросах, но также мог и утешить женщину и понять ее проблемы.
Поначалу, наблюдая за его отношениями с моделями, я думал, что Роман – топ-менеджер по заявкам клиентов. Но его работа заключалась в ином. Он был лучшим другом Северина Кагана, наиболее влиятельного фотографа в модельном бизнесе и самого талантливого и добросовестного профессионала. Роман пользовался этой дружбой, чтобы заполучить для Роттвейлер лучших моделей, обещая им устроить фотосессию с Северином, и чаще всего не обманывал.
Мы были знакомы с Романом всего несколько недель, но он мне нравился, и думаю, ко мне он тоже относился с симпатией. Я как раз только-только закончил разговор с Казановой и решил обратиться к Роману, сидящему за соседним столом. Он знал Сьюзан еще с тех пор, когда она только появилась в агентстве, будучи в возрасте тинейджера.
Роман что-то объяснял клиенту по телефону, и я ждал, пока он освободится.
– Она не снимается в рекламе белья. Нет, никогда и ни у кого. Возможно, вы что-то недопоняли. Послушайте, это ошибка, вы заблуждаетесь. Вам следовало сразу уточнить информацию, я бы вам ответил, что на эту работу она никогда не согласится. Могу вам предложить Тельму, у нее телосложение не хуже. Я пришлю ее портфолио прямо сейчас. – Роман положил трубку, покачав головой: – Чертов идиот! Я бы его отправил в психушку.
Поскольку я даже не улыбнулся шутке, он тут же заподозрил неладное.
– Что случилось?
– Что-нибудь слышно о Сьюзан?
– Сьюзан?
– Да, Сьюзан Тоссейн.
– Ах, вот в чем дело… Я думал, ты о Сьюзан Сон– тэг. – Он рассмеялся весьма сдержанно, тем приятным смехом, который свойствен только ему и никому больше. – А что такое?
– Звонил… Казанова. Я решил, что звонок важный, и пошел к Роттвейлер. Но она отказалась говорить с ним. Тогда он сказал, что хочет побеседовать с ней о Сьюзан.
– О! – Его глаза расширились от изумления. – Пойдем, покурим.
Я не курил, но вышел с ним на черную лестницу. Он зажег сигарету и прислонился к стене спиной, разглядывая потолок.
– Сьюзан была в отпуске несколько недель. Роттвейлер сама уговорила ее временно не работать. Но имей в виду: только ты, я и Роттвейлер об этом знаем. – Я довольно долго молчал, и он добавил, видимо, на всякий случай: – Ну, я имею в виду, что не следует об этом распространяться, никому, хорошо?
– Полагаю, Казанова об этом тоже знает, – возразил я.
– О да.
– Почему?
– Он знает обо всем, что с ней происходит. Она болтает с ним почти каждый день.
– Так что же, он хочет что-то выяснить по поводу ее отпуска?
– Он до сих пор позволяет себе похлопывать Сьюзан по заднице, посылать подарки.
– А зачем он звонил Роттвейлер?
– Он ей не звонил. Он ведь говорил с тобой? Заметь, дорогой мой.
– Но я же ничего о ней не знаю.
Роман рассмеялся так, словно не поверил ни единому моему слову.
– Возможно, и не знаешь чего-то, хотя я в этом сомневаюсь, но все полагают, что ты знаешь все, и в этом тебе будет трудно их разубедить. Понимаешь, как бы то ни было, Данте осведомлен о том, что Ротти приняла на работу необычного парня – громадного и весьма странного, так что теперь он будет пытаться прощупать тебя на предмет того, чем можно прельстить – деньгами, обещаниями помощи или покровительства…
– Но я ведь всего лишь помощник!
– Мир тесен, друг мой. Все знают все обо всех. Не то чтобы он шпионит или специально собирает информацию, но новости расползаются быстро в нашем мире. Когда ты пойдешь обратно и будешь садиться за стол, оглянись вокруг. Чем все заняты? Они разговаривают по телефону. – Роман засмеялся и добавил немного манерным женственным тоном: – «Бог мой, Мардж, видела бы ты нового цепного пса Ротти – семь футов ростом!» – Он почти безупречно изобразил обычный стиль поведения некоторых женщин в офисе. – «Ты шутишь? Может, он еще и железный?» – «Да-да, он очень хорош!»
Тут уж я не выдержал и расхохотался.
– Поверь мне, все знают в этом «семейном» бизнесе.
– Так со Сьюзан все в порядке?
Роман улыбнулся:
– Ну, это кому как. – Он помолчал немного и затем продолжил: – Возможно, тебе бы показалось, что Сьюзан вообще ни в каком отдыхе не нуждается.
– Ты имеешь в виду, у нее нет проблем?
– Проблем у нее больше чем достаточно, как у всех нас. Но это не значит, что она вынуждена проводить довольно долгое время в клинике реабилитации для алкоголиков и наркоманов.
Мы оба рассмеялись.
– Я не вижу ничего серьезного в словах «отдых» и «реабилитация», когда речь идет о модельном бизнесе. Здесь люди не напрягаются настолько, чтобы потерять здоровье или квалификацию. Да и есть ли у них вообще какая-то квалификация? А если нет, то что они могут потерять? Хотел бы я думать, что я квалифицированный специалист.
Я не сразу нашелся что ответить.
– Не волнуйся, не бери в голову. К тебе это не относится, я просто разглагольствую в свое удовольствие. Могу сообщить только одно: Сьюзан – это кремень, а не женщина, она прекрасно знает, что надо делать. И нашла прекрасный предлог на время снять с себя ответственность – удалилась отдохнуть. Отпуск для модели не означает конец карьеры, она может вернуться, если хочет. И часто добивается даже большего успеха, чем ранее.
Роман достал еще одну сигарету и прикурил ее от предыдущей.
– Она отлично владеет техникой поведения в бизнесе и хорошо знает, кто станет больше всего сожалеть о ее отсутствии. Я не имею в виду, что все это проделано ради того, чтобы заставить Данте добиваться ее возвращения, но, возможно, все это тонко рассчитано ею с Роттвейлер или с Данте вместе.
Я так растерялся, что если бы курил, попросил бы у него сигарету.
– Хочешь сказать, Казанова мог сам настаивать на том, чтобы Сьюзан вернулась к Роттвейлер? Они сговорились?
– Не все так просто, – Роман выпустил клуб дыма, – она до сих пор любит его. Или по крайней мере думает, что любит. Хотя и говорит, что ненавидит. Проверить, так ли это, невозможно. Я думаю, все гораздо сложнее. Никто ее не использовал, она сама знала, что ей нужно, и добивалась этого. Звучит немного странно, но подумай сам: если он такой уж подлец и так скверно с ней обошелся, почему она до сих пор с ним общается? Сьюзан не стала бы унижаться просто так, можешь не сомневаться. Поэтому не заморачивайся по поводу Сьюзан Тоссейн.
– Похоже, ты единственный, кто отверг ее любовь? – спросил я.
– Очень может быть. А ты склонен сострадать подобным «несчастным» женщинам?
Я закашлялся от густого сигаретного дыма, а Роман улыбнулся.
– Перезвони ему и поймешь, чего он хочет, – посоветовал он. – Казанова не дурак и знает, что Ротти с ним говорить не станет, так что рассчитывал он на тебя. Представься ему, может, у него есть для тебя любопытное предложение.
– Я ничего не знаю.
– Зато я знаю, – перебил меня Роман, – и ты в этом убедишься, но только после того, как позвонишь ему.
Мы спустились по лестнице, Роман пожал мне руку.
– Ты когда-нибудь видел такое лицо? – Он ткнул в портрет в золотой рамке, висевший прямо перед нами у двери, – портрет утонченной брюнетки.
– Она великолепна, – согласился я. – Кто это?
– Увы, – отозвался он, – это Дамита. Она могла стать звездой первой величины.
– Она работала в «Мейджор»?
– Начинала, но потом ушла к Казанове.
– И где она теперь?
– На небесах, надо полагать. А может, и в аду. Каждый решает, как ему больше нравится.
Я отыскал номер Казановы в памяти телефона и переписал его в блокнот. Роттвейлер не подавала признаков заинтересованности в случившемся. Два дня спустя она вызвала меня в конце работы и заявила:
– Завтра утром отправишься в аэропорт встретит Сьюзан.
СЬЮЗАН ТОССЕЙН
До того как я стал работать в агентстве, я никогда не читал модные журналы. Если брал их в руки, то лишь ожидая очереди у кабинета врача, и то потому, что у меня не было выбора – либо популярные спортивные издания, либо «Вог». Я предпочитал «Вог», потому что его можно было пролистывать абсолютно бездумно в силу моего невежества. Никакой информации о мире моделей у меня не было. Скорее меня интересовали модели «Плейбоя». Их роскошные груди и чувственные лица впечатляли куда больше, но в то же время они не были так вульгарны, как силиконовые титьки и безобразно раскрашенные лица порномоделей.
Но, даже не зная ничего о фэшн-бизнесе, я слышал мельком имя Сьюзан Тоссейн. Она принадлежала к тому типу женщин, которых нельзя не заметить. В мире гламура у нее было лицо, которое притягивает к себе постоянное внимание и ради которого хочется обернуться, чтобы посмотреть на него еще раз. Ее фотографии можно было найти во всех изданиях. В газетах публиковали снимки какой-то вечеринки на дорогой яхте в Средиземном море, в спортивных журналах она рекламировала бейсболки и куртки, в элитных каталогах представляла новые духи, джинсы и автомобили. Сьюзан Тоссейн была символом мира роскоши, неотъемлемой его частью, так же как дым сигар является неотъемлемой частью атмосферы дорогих клубов.
Меня будоражила мысль о встрече с ней. Я не мог думать ни о чем, кроме случайно полученной от Романа информации о ее длительном отпуске, и до сих пор находился под впечатлением нашего разговора. Сколько фотосессий нужно было высидеть и выстоять, сколько миль пролететь, сколько раз поменять цвет волос, сколько выпить и выкурить, чтобы заслужить такой длительный отпуск без последствий для карьеры? Она заслужила отдых. Тот, кто счел, что ей больше пойдет на пользу провести некоторое время в хорошей клинике, нежели на курорте с вечными пьянками и бессонными ночами, приводящими к еще большему переутомлению, был очень предусмотрителен. Она пробыла в Миннесоте все отпущенное ей время и едва-едва дождалась часа, когда снова получила возможность вернуться в Нью-Йорк, к работе и к привычным интригам, разумеется.
В мои обязанности входило только встретить ее самолет, поприветствовать и помочь добраться до места назначения. Так что вскоре я уже стоял у выхода с букетом желтых роз в ожидании чуда. Сьюзан вышла первой, закутанная в белые меха, настолько умопомрачительные, что они слепили глаза не только мне, но и всем окружающим. Она подошла ко мне.
– Вы, наверное, Чарлз. Господи, какой вы огромный!
Я полюбил ее с первого взгляда.
– О Боже! Те самые техасские розы! Хелен просто очаровательна!
Сьюзан пришла в искренний восторг, и я с удовольствием наблюдал за ней.
Она сбросила мех и накинула мне его на плечи.
– Дайте посмотрю, как вы в нем выглядите. Потрясающе. Поцелуйте меня.
Я прикоснулся губами к ее покрытой тонким слоем румян щеке.
– Полагаю, вы мой новый сопровождающий, ну так пора сваливать из этого паршивого места поскорее.
Она произнесла последнюю фразу с непередаваемой манерностью, но было в ее речи и еще что-то, едва уловимое. Позднее я понял – она говорила с чуть заметным провинциальным акцентом. Он никогда не звучал слишком отчетливо, но в драматические моменты вдруг проскальзывал внезапно и так же внезапно исчезал.
Сьюзан выглядела неотразимо. В розовом костюме от Шанель, с сумочкой от Биркин из голубой крокодиловой кожи, она скорее могла сойти за особу королевских кровей, чем за модель. Я спросил, где ее багаж.
– О, забудьте, я ничего не сдаю в багаж, они же постоянно все теряют, а потом предлагают мизерную страховку.
Сьюзан достала сигарету, но к нам тут же подошел служащий аэропорта с просьбой не курить в зале.
– Ненавижу сотрудников аэрокомпаний! Хелен следовало прислать свой самолет. Не могу поверить, что ей сложно это сделать. И потом, сэкономили бы деньги. Не представляете, какая мука лететь с бизнесменами, которые то и дело спрашивают тебя: «Вы Синди Кроуфорд?»
Она прижала руку к груди и скривила губы. Но я подумал, что в ней действительно есть что-то от Синди Кроуфорд.
– Мужчины почти не разбираются в моделях.
– О да, наверное, не считают нужным тратить на это свое время, – фыркнула она в ответ. – Они полагают, что их интеллект выше.
В то время Сьюзан была не просто топ-моделью, а суперсупермоделью. Возможно, не столь богатая, как Кроуфорд, зато более гламурная. Ей не удалось заработать слишком много именно по этой причине – никто в мире не поверил бы, что Сьюзан способна пить отстой вроде «пепси», и потому немалое количество хорошо оплачиваемых контрактов на рекламу массовой продукции проходило мимо нее. Она не годилась на роль «обычной девчонки» и не опускалась до рекламы нижнего белья. Несмотря на прекрасную фигуру, сексапильность и красивую, отнюдь не маленькую грудь, ее внешний облик не вписывался в легенду для массового покупателя. Зато если речь шла о высокохудожественной съемке, о медленной прогулке по подиуму, ей не было равных. Каждое движение дышало жизнью, не было ни заученным, ни вымученным.
Ее появление могло помочь продаже любого товара. Ее аура словно пропитывала одежду, которую Сьюзан рекламировала, духи, которыми она пользовалась, делала ярче губную помаду, изящнее обувь и солнцезащитные очки. Все, к чему она прикасалась, впоследствии продавалось с огромным успехом. Вообще-то Сьюзан легко могла торговать и мягкой мебелью, на которой оставались бы отпечатки ее тела. Но при всем том нельзя было сказать, что покоряла именно ее красота – покорял ее всепобеждающий гламур. Фэшн сам по себе являлся не чем-то объективным, а был всего лишь эфемерным отношением, и она воплощала это отношение, она была его символом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53