– Что, правда? – Я вдруг понял, что стал относиться к Роману намного лучше.
– Нуда. А контракт был высокооплачиваемый.
– А Сьюзан планирует уйти?
– Чепуха. Уверена, что Зули все выдумала. Ты что, не понимаешь? Я ею восхищаюсь, она способна врать настолько самозабвенно, что, кажется, сама верит тому, что сочиняет.
Поскольку Кара отвечала на мои вопросы спокойно, я почувствовал себя излишне подозрительным идиотом.
– Извини. Но Казанова все равно производит впечатление подонка.
– Если бы ты с ним пообщался, то изменил бы свое мнение.
– Не думаю.
– Если будешь продолжать работать с нами, сам в этом убедишься. Он просто довольно своеобразный. Знаешь, эдакий староевропейский Дон Жуан. Постоянно играет свою роль. Послушай, я знакома с Данте еще с юности. Они со Сьюзан были женаты. И потом, ты склонен слишком уж преувеличивать его опасность. Он безвреден.
– Хорошо, хорошо. Пусть так.
Казанова – старый похотливый козел, я это знал наверняка, но, возможно, не будь он таким скользким и лживым, я бы еще мог его простить.
Обычно когда привозили цветы в офис, я знал, что они для Ротти, и относил их ей. И если она оказывалась на месте, то обязательно устраивала допрос.
– Кто прислал?
– Патрик Маккарти.
– Очень милые.
Если человек, приславший цветы, оказывался для нее незначительной персоной, она отвечала: «Ужасные». Или периодически велела мне отнести букет от ненужного ей дарителя какому-нибудь служащему в офисе пониже рангом. И уж если действительно букет был безвкусен, то она восклицала: «Хлам!»
Увидев вазу с розами у себя на столе, я, по обыкновению, отнес их ей.
– Красные розы? Они наверняка для тебя!
Я посмотрел на открытку, и оказалось, что Ротти права.
– От кого? – спросила она усмехаясь.
– Сьюзан!
– И что это значит?
– Что?
– Ты спишь со Сьюзан?
– Я? О нет!
Она посмотрела на меня поверх очков:
– А почему нет?
У меня на лице появилось настолько растерянное выражение, что она начала смеяться.
– Почему вы решили, что я с ней сплю? Разве она не может спать с кем-то другим?
– Не ревнуй.
Я решил оставить цветы на своем столе.
Ротти бросила мне вслед:
– Это так мило. Что за прелестная девушка! И я не представляю, кто бы ей мог подойти так же, как ты.
Я закрыл за собой дверь и ушел. Но Ротти позвонила мне через пару минут.
– Сьюзан хочет тебя.
– Пожалуй. Но я думаю, меня хотят многие девушки, как бы это ни было смешно.
– Я тоже так думаю, Чарли, но Сьюзан хочет тебя прямо сейчас, на каком-нибудь пляже. Она работает с Бруно Танцем. Ей там скучно, и она мечтает, чтобы ты был с ней. Ты должен поехать. У нее такая тяжелая работа.
– В чем проблема?
– Не знаю, она не говорит. Там нет Кенни Блума, уже хорошо. Но все равно поезжай и узнай, что с ней.
Я вернулся в ее кабинет, и она встретила меня с усмешкой.
– Послушай, я знаю, тебе она нравится. Так что не надо притворяться, будто тебе плевать. Может быть, проблему она просто выдумала. Что ж, воображаемые проблемы тоже проблемы. Вдруг она скучает по тебе? Лучше ты, чем Бруно.
– А что Бруно? Он спит с ней?
– Разумеется.
– Но он женат. У него красивая жена, да еще и дети.
– Господи, ну кто на это смотрит, Чарли! – Ротти усмехнулась и покачала головой: – Все фотографы спят с девушками, кроме тех, кто предпочитает мальчиков. Как думаешь, зачем они становятся фотографами? Потому что хотят быть рядом с красивыми девушками всегда.
– Я не верю, что она спит с ним.
– Сядь.
Я сел, и она налила водку в два стакана.
– Выпей.
– Еще слишком рано, – возразил я.
– Наоборот, поздно. – Ротти сунула мне стакан в руку. – Ты знаешь, что такое созависимость? – спросила она.
– Да. Это самооправдание, не так ли?
Она посмотрела на меня, помолчав с минуту, а затем заговорила в характерном для нее поучительном тоне:
– Созависимость – это опыт, который позволяет нам повысить уровень нашего самоуважения. Это осознание смирения с налагающими тяжелые обязательства связями, это взросление, между взрослым «нужно» и детским «хочу»…
– Из какой книги цитата?
Роттвейлер помнила наизусть цитаты из книг на все случаи жизни.
– Забыла. Одна из тех книг, что оставляют неизгладимый след в сознании умного человека. Но это не имеет значения. Важно, что Сьюзан нуждается в созависимости.
– У нее низкий уровень самоуважения? Она же звезда, черт побери! – Я раньше не позволял себе так злиться в присутствии Мисс.
– Чарли, все девушки нуждаются в том, чтобы повысить уровень самоуважения и самооценки. Особенно красивые. Ведь они прекрасно понимают, что большинство мужчин, которые за ними охотятся, ни во что их не ставят.
– Не все девушки… Кара не такая…
– Кара прошла долгий путь, прежде чем стала самостоятельной.
Я посмотрел на Роттвейлер, сидящую между двумя лампами с сигарой в руке. На сей раз она гипнотизировала меня не взглядом, а риторикой.
– Видишь ли, эти красивые девушки привыкли к тому, что их используют. Постепенно они и сами начинают считать себя вещью, годной только на то, чтобы приносить пользу, но нуждаются они совершенно в другом.
– Послушайте, – возразил я, – но вы сами их используете!
В глазах Роттвейлер вспыхнуло недовольство.
– Я не использую. Я помогаю. Если они уходят от меня, я не могу им помочь. Но пока они со мной, забочусь о них. Возможно, Танц не слишком подходит Сьюзан. А ты подходишь. Но если ты не хочешь помочь…
– Кто сказал, что не хочу…
– Чего ты ждешь от меня? – буркнула она с раздражением. – Чтобы я стала вмешиваться в их жизнь? Я не могу сказать девушке: «Не спи с ним, он для тебя недостаточно хорош». Вернее, могу, но при крайней необходимости, а не каждый раз, когда она заводит роман. Поэтому я помогаю им по-другому. Мир, в котором мы работаем, Чарли, полон монстров. Мы не можем уничтожить всех монстров. Мы должны обезвредить некоторых из них. Обязаны перехитрить их. А с другими справимся и на расстоянии. Но избавиться от них мы не можем, это наша работа.
Она снова победила меня. Я встал с кресла и поехал домой собирать сумки.
В тот же вечер я остановился в отеле на юге Калифорнии, разобрал сумку и лег смотреть телевизор, размышляя о созависимости. Я не очень понимал, каким образом мое присутствие поможет Сьюзан повысить уровень ее самоуважения и сделает ее более сознательной, взрослой и ответственной, если все, что она желала, – это переспать со мной. С другой стороны, все, чего хотел я, – тоже всего лишь переспать с ней. Что такого повышающего самоуважение могло быть в этом обоюдном желании?
Фотосессия проходила на острове в получасе езды на лодке от побережья. Уже стемнело, когда Сьюзан, Танц и его ассистенты вернулись в отель.
Я ужасно злился на Танца, хотя совершенно не знал его. По признанию Ротти, он работал со Сьюзан несколько лет. Его жена, экс-модель, вероятно, не догадывалась об их связи. У нее было такое же положение, как у всех жен фотографов, – их мужья проводили целые недели с красивыми женщинами, объясняя происходящее исключительно нуждами своей профессии.
– Видишь ли, их жены не хотят верить в то, что им изменяют, – говорила мне Мисс, – бедняжки убеждены, что они единственные, ради кого мужчины могут изменять. Но рано или поздно наступает прозрение… потому что среди этих жеребцов нет приверженцев моногамии…
Тем не менее Танц имел репутацию приличного парня. Он был симпатичен, но не слишком молод, да еще женат на красивой женщине, которая родила ему красивых детей. Чего ему не хватало? Что толкало к любовным авантюрам – азарт, неумение сопротивляться хроническому искушению или постоянная потребность ощущать вседозволенность?
Я ждал в фойе, изрядно замерзнув, когда там появились Бруно и Сьюзан. Увидев меня, Сьюзан бросилась ко мне и поцеловала в губы. Поцелуй казался серьезным, но в такой странной обстановке наводил на мысль о притворстве. Я допускал, что таким образом она дразнила Бруно, поскольку ни на минуту не мог быть уверен в искренности Сьюзан.
Как бы враждебно я ни был настроен, я не смог заставить себя невзлюбить Бруно. Мы познакомились за ужином. Он сидел во главе длинного стола, занятого ассистентами, редактором, стилистами, парикмахерами и визажистами. Бруно заказывал калифорнийские вина и постоянно рассказывал о съемке, точно в ней сосредоточен весь интерес его жизни. Он не спускал с меня глаз, прежде всего, вероятно, из-за любопытства и желания понять, какие отношения связывают меня с Сьюзан. И это нахождение под прицелом меня немного нервировало.
Бруно хотел знать, зачем я вообще приехал Я сообщил, что Сьюзан необходимо подписать кое-какие бумаги для агентства. Туманная и недостоверная информация, он это отлично понимал. За столом задавал мне множество вопросов о баскетболе, в котором плохо разбирался. Я старался отвечать доходчиво, объясняя специфику игры, но вряд ли он понимал меня.
Я, в свою очередь, расспрашивал его о детях. Спрашивать о жене не решился, поскольку это все же область интимных отношений, но дети – тема нейтральная, любой человек с удовольствием говорит о детях и гордится ими.
– Я бы хотел, чтобы они были здесь, со мной, – сказал Бруно. – Они могли бы играть в футбол с нами.
В эту минуту подали вино. А потом в Танце заговорил нереализованный талант шоумена. Он узнал, что в отеле есть караоке, и тут же потащил всех на сцену. Мне тоже досталось, как я ни сопротивлялся. Песня, которую я выбрал, была настолько малоизвестной, что никто не смог мне подпевать. Громче всех смеялась, глядя на меня, Сьюзан.
Парикмахер спел «Билли Джин», пританцовывая в стиле Майкла Джексона, стилист развеселил всех, исполнив «Американскую женщину», Сьюзан удивила тем, как удачно принимала позы фигур с египетских фресок.
Но победителем оказался Танц. Он вовсе не использовал караоке, а взял акустическую гитару и спел несколько песен Джонни Кэша, которые прозвучали благодаря его немецкому акценту как чтение приговора на Нюрнбергском процессе.
– Бог, помоги проснуться во мне зверю, – пел он, когда я обменялся со Сьюзан многозначительным взглядом.
Я уже начал ощущать последствия опьянения и стал подумывать о том, как бы убраться к себе.
– День был очень тяжелый…
– Зато нескучный! – отозвался Танц, поднимая свой бокал.
Похоже, на меня спиртное подействовало быстрее, чем на всех собравшихся, бодро продолжавших напиваться.
– До встречи завтра, – улыбнулась мне Сьюзан и осталась с Бруно.
Но вскоре она постучалась в мою дверь. Как была, в шортах и майке, прыгнула в мою постель, и хотя я думал об этом мгновении весь день, я не был готов к такому повороту событий. Сьюзан уютно устроилась со мной рядом.
– Что это ты читаешь?
– Так, ничего особенного.
– Пол Ньюман?
– Нет, Джон О'Хара.
Сьюзан поцеловала меня, и я поцеловал ее в ответ. Мы стали целоваться уже всерьез. И наконец, я начал стаскивать с нее шорты.
– Пожалуйста, не делай этого, – пробормотала она.
– Я не понимаю…
– Я тоже. Мы что, не можем просто полежать рядом?
– Я, вероятно, ошибся. Думал, ты хочешь меня. Ты пригласила меня сюда только для того, чтобы пополнить круг участников конкурса караоке?
– О, Чарли… нет…
– Это всего лишь обычный постельный роман…
– Нет! Совсем не так. Не так, поверь.
Она обняла меня, прильнула к моей груди, она явно была взволнована.
– Чарли, я не понимаю, что со мной происходит. Но я знаю, ты для меня тот человек, которого я мечтала встретить всю жизнь.
И все-таки мне показалось, что ее слова – заготовка, продуманная заранее. Мечтала встретить? Что она имеет в виду? Сколько репетировала, чтобы произнести эту фразу? Или повторяет ее каждый раз, оказываясь в постели с мужчиной?
– Ты хочешь сказать, что не можешь трахнуться со мной только потому, что чувствуешь ко мне нечто более серьезное?
Она пошевелилась и проговорила совсем тихо:
– Да… правда… но не все так просто.
– А твои отношения с Бруно? С ним ты можешь спать, не мучаясь совестью… или ты спишь только с теми, кого ненавидишь? Я должен сделать вывод, что если ты отказываешь мне, значит…
– Я люблю тебя.
Сьюзан произнесла признание без всякого жеманства, и это поставило меня в тупик. Я повернулся на спину и уставился в потолок. Я не мог принять никакого решения. Мне хотелось сказать, что тоже люблю ее, влюбился давно, в тот день, когда впервые увидел в аэропорту… но что– то подсказывало – стоит открыть правду, и все будет кончено.
Я уклончиво ответил, мол, понимаю, что она имеет в виду, и если не передумала заняться со мной любовью, надо подождать немного, пока моя эрекция достигнет предела. Но я напрасно рассчитывал на что-то в ту ночь, поскольку обнаружил, что Сьюзан заснула в моих объятиях.
СТУДИЯ
Я проснулся от грохота автострады, сразу вспомнив, что такое непрестанный городской шум. От него нигде, казалось, нет избавления. Солнце поднялось над горизонтом, но мне все равно не хотелось выбираться из постели. Поднявшись, я подошел к окну и, распахнув его, выглянул на улицу.
Множество рекламных щитов, расположенных на расстоянии десяти шагов друг от друга, убегали вдаль. Половина из них были пусты.
Бруклин я ненавидел. Мне приходилось работать в офисе и возвращаться в свою мансарду. Так было изо дня в день. Буржуазное однообразие жизни начинало так сильно угнетать меня, что я уже не мог писать картины в своей маленькой студии.
Повсюду там валялись пустые холсты и начатые наброски. Как давно все это было? Я оставил студию тогда, казалось, без сожаления. Но теперь вдруг начал тосковать по ней. Глядя на пустые рекламные щиты, мне хотелось взяться за рисование. Я мог бы изобразить эту улицу, и часть реки, видимую из окна, и солнечный свет, заливающий стены моей комнаты. Для меня в них был бесконечный источник наслаждения и творческих импульсов. Некогда я мечтал о том, чтобы постичь смысл поп-арта, и вот сам теперь сделался его частью. Но величайший лозунг «Живи с удовольствием» так и не стал моим.
Я часто размышлял над этим принципом. Жить ради удовольствия. Что имел в виду его автор? А потребители? О чем думали редакторы изданий, пропагандирующих его?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53