Я допускаю правдивость любой из двух историй. Но все это не имело значения, потому что Эрзули по праву считалась принцессой и для африканцев, и для европейцев, и даже для иудеев и мусульман, потому что не было в мире модели, которая бы выглядела эффектнее в бикини или двигалась бы грациознее нашей Зули по подиуму.
Кожа Зули при разном освещении могла казаться то светлой, то очень смуглой. Этой ее особенностью успешно пользовались визажисты и в зависимости от цвета одежды и макияжа усиливали ей тот или иной оттенок. При желании она могла сойти и за негритянку и за креолку, но скулы и нос выдавали в ней скорее египетскую царицу. Сама Зули, безусловно, считала себя королевой Шебой. Если бы меня спросили, какого цвета у нее глаза, я бы ответил – зеленые. Не слишком подходящий цвет для африканки, но я не уверен, что он натуральный. Однако остальное точно было настоящее, за исключением волос, – их можно считать произведением искусства Раймундо или Хосе Руколы. Что касается тела, то оно не подвергалось пластической коррекции.
Большинство моделей нашего агентства регулярно посещали тренажерные залы, тем более что «Мейджор» снабжало девушек специальными картами на бесплатное пользование фитнес-центром. Даже самые юные модели агентства Роттвейлер не мучили себя изнурительными диетами, они предпочитали сбросить лишние килограммы с помощью здоровых физических нагрузок.
Однако Зули, которая достигла пика своей модельной карьеры, не прилагала вообще никаких усилий к тому, чтобы поддерживать себя в надлежащей форме. Ее фитнес-рацион включал водку, кокаин, табак и полное отсутствие пищевых ограничений. Однажды на вечеринке в Сохо она попросила меня отнести ее на руках с первого этажа на третий. Я это сделал, получив истинное удовольствие.
Мы были любовниками, но когда я припоминаю особенности наших интимных отношений, мне кажется, они так же нереальны, как просмотренные очень давно фильмы о романтической страсти. Я могу воспроизвести в памяти многие визуальные сцены, но не в силах воскресить никаких переживаний и размышлений. Но возможно, все это лишь потому, что роскошная чувственная аура Зули затмевала все нематериальные сферы. Она стала первой супермоделью, с которой у меня случился роман. Но роман этот был невероятно горячим. Тем не менее теперь могу заявить со всей ответственностью, что я не значил для нее абсолютно ничего. Она не испытывала ко мне никаких чувств. Я был для нее только проходящим развлечением, кратковременным и маловажным. Именами таких, как я, была забита ее телефонная книжка. Но для меня этот опыт бесценен. Я многому у нее научился.
До того как мы сошлись с Зули, я, проработав полгода в агентстве, едва мог назвать десяток имен наиболее значительных сотрудников и столько же имен моделей. Благодаря Зули я научился мгновенно узнавать каждого в лицо. Идея обратить на меня внимание возникла у нее из-за того, что она слишком часто видела нас вдвоем с Карой, и, как правило, при встрече мы мило улыбались друг другу. Затем мы обменялись с ней телефонами и иногда перезванивались, ну а потом уже Зули стала любезничать, поняв, что, сблизившись со мной, она, вероятно, получит возможность косвенно оказывать влияние на Роттвейлер. Но поскольку Зули никогда не бывала в офисе, она так и не смогла узнать правду о том, что Чарли так же мало значил для Мисс Роттвейлер, как для нее какой-нибудь случайный статный красавчик на одну ночь.
Благодаря нескольким удачно заключенным контрактам Сьюзан удалось заработать довольно большие деньги, и у нее появилась идея вложить их в предметы искусства. Роттвейлер сообщила, что я был художником. Сьюзан тут же сделала вывод, что я гений и к тому же непогрешимый эксперт в области живописи. Я непременно должен давать ей советы всякий раз, когда ей захочется что-либо купить. Я посоветовал вложить деньги в произведения некоторых еще молодых, но многообещающих художников, и в благодарность за такую услугу Сьюзан пригласила меня отобедать в ресторане, который пользовался успехом у творческой элиты и звезд модельного бизнеса. Я пытался описать ей направление в искусстве, в котором сам предпочитал работать, когда у входа в зал появилась Зули в сопровождении двух братьев-близнецов, итальянских миллионеров. Девушки обменялись ритуальными объятиями и поцелуями, обязательными в качестве приветствия в кругу великой троицы «Мейджор». Мы с братьями тоже вынуждены были последовать их примеру и расцеловаться как старые знакомые.
– Что ты здесь делаешь? – поинтересовалась Зули, обращаясь к Сьюзан.
– Мы отмечаем кое-какие удачные приобретения, – объяснила Сьюзан, – я очень признательна Чарли за помощь и советы по части искусства.
Эти слова чрезвычайно заинтриговали обоих братьев, отец которых, как выяснилось, известный коллекционер. Они принялись расспрашивать меня о том, что это за произведения и чем я занимался, когда сам писал картины.
– Ты же Чарли! Чарли из «Мейджор»! – вдруг воскликнула Зули.
Мне оставалось только подтвердить, что это так. Для Зули моя принадлежность к самому близкому окружению Ротти была сигналом к тому, чтобы пустить в ход свое неотразимое кокетство.
– Пра-а-а-авда? – протянула она, изогнув свои прекрасные брови. – И ты работаешь там художником?
– Вообще-то нет, я почти перестал рисовать… даже оставил школу живописи.
– Какую?
– Йель.
С этой минуты Зули стала относиться ко мне серьезно. Настолько, насколько это возможно, когда речь идет о человеке без власти и денег. Вероятно, причиной внезапно вспыхнувшего уважительного интереса была ее претензия на интеллектуальность. Она просто не могла позволить себе пройти мимо художника, пусть даже бывшего. Зули тут же принялась рассказывать о том, что давно пишет роман, но никак не может закончить его из– за нехватки времени, как, впрочем, и альбом с песнями собственного сочинения. Насчет альбома я знал, что она говорит правду, поскольку о ее поездках на записи многие упоминали в агентстве. В создании альбома принимали участие все известные поп-исполнители, с которыми ее когда-либо связывали постельные отношения, и примерно столько же звезд поп-музыки, с которыми спали Кара или Сьюзан.
Именно такое изобилие имен знаменитостей, собранных под одной обложкой, и спасло альбом от полного провала, ибо, не кривя душой, я могу заявить: чем– чем, но способностями певицы и композитора Зули не наделена. Но она и не претендовала на то, чтобы завоевать аудиторию или добиться громкого успеха, скорее это было для нее хобби, позволяющее удовлетворить ее безграничное тщеславие. Ее голос не просто корректировался, но почти заново моделировался на компьютере, чтобы сделать его звучание хоть сколько-нибудь приемлемым. Но Зули это не смущало, как не смущало и полное отсутствие профессионализма.
Я и сейчас могу подробно описать ту первую ночь, когда познакомился с Зули поближе. Роттвейлер отправила меня в качестве своего представителя на вечеринку, устроенную внебрачным сыном арабского шейха. На нее съехалась уйма гостей. Среди них несложно было затеряться, учитывая множество моделей «Плейбоя» и столько же супермоделей, знаменитостей шоу-бизнеса и даже представителей политической элиты. Обилие скандальных звезд, миллионеров, роскошь убранства и блюд, подаваемых за столом, так ослепляли, что я чувствовал себя не в своей тарелке. Утешало только одно – я был выше всех на полголовы, а то и на голову, и в ряд ли уже могу вспомнить, сколько бокалов «Кристалла» выпил, чтобы избавиться от излишней скованности. Но если говорить начистоту, мое присутствие там имело определенные цели – Роттвейлер послала меня туда в качестве телохранителя Киттен. Мне следовало уберечь ее от злоупотребления наркотиками.
– Смотри, когда она пойдет в ванную, проследи, как часто она туда ходит и с кем, – велела Ротти, – иначе это плохо закончится. Однажды у нее начнутся головокружения, потом она просто упадет в обморок на съемках.
Я сидел рядом с Зули. За столом присутствовали еще четыре супермодели «Мейджор» – Киттен, Кара, Сьюзан и Аня. Была там и секс-бомба, вышедшая замуж за фотографа Гектора Д'Аннунцио. Аня казалась чем-то озабоченной или подавленной и весь вечер держалась рядом с Карой. Сьюзан сидела между принцем и очень забавным малым из Голливуда – актером-комиком и бонвиваном Джонни Амальфи.
Сьюзан и Джонни мило беседовали, затем потихоньку удалились из парадного зала и так же незаметно возвратились часа через полтора. Зули, как и я, это заметила, но ничего не сказала, а сама через некоторое время отправилась в ванную. Но до того, чем она там занималась, мне дела не было – мне поручили следить только за Киттен и увести ее раньше, чем она начнет клевать носом и заснет, уткнувшись носом в тарелку. Но сколько я ни наблюдал за ней, она выглядела бодрой и полной энергии, в ее движениях не было заметно ни последствий опьянения, ни действия наркотиков.
Буквально за несколько дней до вечеринки почти всем нам выдали новые мобильные телефоны. По ним можно было разговаривать сколько угодно, и девушки развлекались тем, что звонили друг другу весь вечер и делились впечатлениями от новых знакомых, хотя и находились в пяти шагах друг от друга.
По правую руку от Зули сидел довольно привлекательный очень смуглый мужчина в черном костюме, с бриллиантовым кольцом на пальце. В нем был своеобразный шарм, особенно когда он закуривал сигарету и нашептывал комплименты. Зули называла его «султан». Он же называл ее «мисс Стюарт». А меня она называла Кристоф. Зули отлично знала мое настоящее имя, но зачем-то скрывала его. Мне было безразлично, почему и с какой целью она это делает. Я бы не удивился, даже если бы Зули меня просто игнорировала. Она частенько не считала нужным снисходить до общения с теми, кто, по ее мнению, не дотягивал до определенной финансовой или статусной границы.
Когда Зули второй раз назвала меня Кристофом, я поправил ее, но она пропустила замечание мимо ушей, и я решил, что не стану больше ничего говорить. Лучше быть Кристофером, чем каким-нибудь Чаком или Ником.
Зули шепотом заговорила со мной только один раз, толкнув меня локтем в ребра. Она спросила про «султана» – как его фамилия, насколько он богат, откуда берет деньги… Я понятия не имел, что отвечать. Помнил, что в Саудовской Аравии около сотни шейхов, но не слышал имени ни одного из них. Тем более я ничего не знал о ее новом знакомом. Впрочем, он мне нравился. В нем было что-то располагающее, благородное. К тому же он вел себя очень скромно и сдержанно.
Зули была от него без ума, это заметили все. Неудивительно, что она решила в ту же ночь переспать с ним.
«Султан» принимал кокетство Зули благосклонно и отвечал на него с немалой долей интеллигентной сдержанности, хотя не вызывало сомнений, что девушка ему очень нравится. После десерта, к которому, казалось, никто, кроме меня, единственного гостя, не принимавшего кокаин, даже не притронулся, Зули стала проявлять откровенное нетерпение. Она становилась все смелее и напористее и, похоже, хотела уединиться со своим избранником немедленно.
– Ваша машина ждет у входа? – спросила она.
– Конечно, – отозвался ее друг.
– И какая марка? – Она все еще притворялась спокойной, но было видно, что ей надоело сидеть за столом.
– «Бентли», – ответил он, – «континенталь». Вам нравятся «бентли»?
– Обожаю! – воскликнула Зули. – Особенно синие.
После того как они пошептались еще немного, «султан» встал с места и, обойдя вокруг стола, подошел к молодому человеку в белом костюме. Они тихо поговорили, посмеялись и опять поговорили о чем-то.
В это время Зули названивала Сьюзан и Каре – сообщить, что уезжает с принцем или с султаном, не важно, главное, что он ей нравится.
– Мы собираемся покататься, Кристоф… – промурлыкала Зули.
«Султан» подмигнул мне, и они вместе захихикали.
Почти сразу после их бегства я заметил, что Зули забыла свою сумку. Я спустился на первый этаж с ее сумочкой из крокодиловой кожи и бросился к «бентли», отъезжающему от входа. Едва успев догнать их, я постучал в затемненное окно машины. «Султан» опустил стекло и посмотрел на меня с улыбкой. Зули сидела на заднем сиденье и, увидев у меня свою сумку, нахмурилась. «Султан» взял ее у меня, продолжая улыбаться.
– Спасибо, Чарли, – кивнул он и поднял стекло.
Я вернулся к столу. Мне посчастливилось пообщаться с молодым поклонником суфизма по имени Муслим, который описывал особенности ширазского вина, пока не появился его друг Джамал. У него тоже оказалось своеобразное чувство юмора. Поскольку он предпочитал выпивке курево, а курил травку, то придумал обоснование своему пристрастию, утверждая, что неопалимой купиной, упомянутой в Библии, была именно конопля.
В конце концов, мы втроем обкурились настолько, что каждый из нас почти унесся в дальние дали своих грез, позабыв о том, где находится.
Мы с Джамалом стали болтать с англичанкой Евой, новой моделью, поступившей на работу в агентство Казановы, и ее друзьями – анархистами из Польши; они периодически просили у меня телефон, чтобы куда-то позвонить.
– Чарли! – окликнула меня Сьюзан.
В любое другое время ее обращение ко мне я воспринял бы как призыв выполнить очередную служебную обязанность, но на этот раз мне не было поручено сопровождать ее, так что же ей нужно от меня?
– Чарли, скажи, куда ушла Зули?
– Сбежала с «султаном», – ответил я. – Похоже, у нее слабость к «бентли».
– Надеюсь, – протянула Сью, – он сам сел за руль.
– О чем ты говоришь?
Она понизила голос:
– Вообще-то он сам должен вести машину. Она сбежала с шофером. Настоящий султан все еще сидит за столом здесь. Тот самый молодой человек в белом костюме.
Мы посмотрели друг на друга и обменялись понимающими улыбками.
На следующее утро все в агентстве знали, что Зули спала с шофером. Забавно. Для нее не имело значения, кем был тот, кто имел счастье понравиться ей. Думаю, она бы и с официантом переспала, будь он ей симпатичен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53