– Смотри, вот это мы подстрижем, – ворковал он, показывая ей в зеркале, как следует носить будущую прическу, – вот это наверх, а это вниз, вот так…
Следующим за Киттен принялся стилист Роско Барнз. Как и все в нашем мире, он готов был чем мог услужить Роттвейлер. Как только она обратилась к нему с просьбой привести в порядок одежду девушки, принялся суетиться вокруг Киттеи, наклоняясь над ней и, грациозно отклячив зад, примеряя на нее то солнцезащитные очки, то туфли, то юбки. Как только он надел на нее платье Мюррей Мартини, только что использовавшееся во время съемок Эдди, Киттен сразу превратилась в богиню.
– Она безупречна, мисс Роттвейлер. Клянусь, я сделал все возможное! – Он говорил искренне, но звучало это так, точно Роттвейлер вытащила девушку откуда-то, как кусок глины из реки, обратившись к ним с просьбой вылепить из него нечто стоящее.
Медник, забившись в укромный уголок и прижимая к уху телефон, что-то вполголоса рассказывал своему агенту. Роттвейлер внезапно схватила Киттен и повела ее к двери, когда я только-только собирался сходить еще за одной порцией еды.
Раздраженный фотограф моментально прервал разговор, но Роттвейлер тут же осадила его фразой, произнесенной таким тоном, что возразить ей было весьма затруднительно:
– Эдди, я рада с тобой повидаться… Замечательно, что ты снова в работе, чудесно. Ты должен позвонить мне, обещай, что позвонишь. У меня есть фантастическая идея. И спасибо за то, что одолжил мне Раймундо, он гений. Раймундо – гений, гений, гений. Девочки, вы все божественно выглядите, особенно ты, Чиско. Позвонишь мне. Кто с тобой работает? До сих пор этот ужасный американец? Или Роско? Спасибо тебе, дорогой, ты просто гений. Мюррей о платье не вспомнит, для него это ерунда, а она божественна, божественна, божественна. Вы работаете с Мюррей? Знаете, я думаю, ему повезло, что он нашел вас, и потом, ему следует непременно договориться с вами о рекламе еще одной его линии, «Мартини герлз», потому что вы просто супер, супер, супер! Позвони мне, дорогой, и еще раз спасибо… – Все это было произнесено без остановки, на одном дыхании.
Эдди закатил глаза и затем печально посмотрел на униформу «Макдоналдса», валяющуюся на полу студии. Почему-то у меня промелькнула мысль о том, что Роттвейлер захватит ее с собой, чтобы выполнить обещание, данное Киттен, и отослать ее обратно работодателям, но вместо этого она небрежно добавила:
– Об этом тряпье не беспокойся, Эдди, ей оно больше не понадобится. Можешь отправить его в помойку.
Мать Киттен работала продавщицей в аптеке. В былое время она отличалась редкостной красотой, но, кроме участия в одном из конкурсов и краткого блестящего дебюта в роли мисс Британский Плавленый Сыр в конце шестидесятых, ее внешние достоинства не принесли ей ничего. В начале семидесятых она вышла замуж за шотландского рок-музыканта, работавшего вместе с Эмерсоном, Лэйком и Палмером, еще до того, как он получил травму спины и вынужден был, оставив сцену, зарабатывать деньги в качестве машиниста. Они жили в муниципальной квартире в юго-западной части Лондона. Повзрослев, Киттен не только стала работать официанткой в «Макдоналдсе», но и петь по ночам в небольшой андеграундной рок-группе.
Для того чтобы стать звездой, Киттен нуждалась в хорошем фотографе, и Мисс знала, что лучше, чем кто бы то ни было, с этой ролью справится Дэвитт Синдж-Хоу. Он был молод, напорист, талантлив и успевал работать везде: в «Лицах», в «Ай-Ди», в «Арене», в британском «Воге». Кроме того, ему прочили блестящее будущее и в американском «Воге». Он был хорош собой, с благородной, даже интеллигентной внешностью и манерами, с всегда растрепанными темно-русыми волосами и задумчивым взглядом. Обычно одевался в потертые жакеты, обтягивающие майки и джинсы, потрепанные настолько, что они, казалось, пережили не одну мотоциклисте кую аварию.
Дэвитт был мятежником по духу, но некоторые считали его позером. На самом же деле он был насквозь артистической натурой. Долгое время учился в школе живописи, но затем променял кисти на камеру. Зато навыки художника помогли ему быстро освоиться с новой профессией и достичь в ней небывалых успехов. Как только он попал число фотографов «Вог», его карьеру можно было считать состоявшейся.
– Вот, – заключила редактор художественного отдела «Вог», посетившая однажды его студию, и указала на одну из картин, нарисованную им по памяти почти вслепую, – это всего лишь декорация. А это… – она протянула руку в сторону сделанных им на досуге фотографий его друзей, – это искусство.
Он, конечно, поверил ее словам. Было бы странно, если бы усомнился. И не только завоевал себе надежную нишу в качестве модного фотографа, но и добился того, что его «искусство» было выставлено в Лондоне и в галерее Гарри Баллкиана в Нью-Йорке. Ему предложили сотрудничать с британским журналом альтернативного искусства «Артхол», и более того, он удостоился сравнения с Дайен Арбас, Ирвином Пенном, Мэном Рэйем и Нилом Янгом. Когда я поздравил Дэвитта с таким признанием, он философски заметил, что эти сравнения не исчерпывают разностороннего характера его произведений.
Дэвитт жил в Сохо на верхних этажах здания, в котором находился стриптиз-клуб, хотя доходы позволяли ему купить любой особняк на Мейфэр-стрит. Последним его заказом была фотосессия новой коллекции джинсов «Эли Кейн». Кейн никогда не упускал шанса пригласить поработать у себя молодого многообещающего профессионала, склонного к экстравагантным экспериментам в области стиля, и в отношении Синдж-Хоу не ошибся. Его работы отличались высоким качеством. Он способен был совмещать реализм Дэвида Симса с разбросанностью Корин Дэй добавляя собственные новшества в композицию, изменяя фокус, подбирая новые световые эффекты.
Позднее, когда модная фотография была признана еще одним видом живописного и портретного искусства, Синдж-Хоу заинтересовался экспериментами молодых американских художников в области мгновенного фото, пересекающимися с его пристрастием к попыткам запечатлеть движение, молниеносный жест, взгляд, угол наклона. В студии Дэвитта, заваленной копиями снимков, вырезками из журналов и книг, больше всего было картин и фотографий Джексона Поллока. Они висели на стенах, лежали на столах, на окнах, не только работы художника, но и снимки, изображающие его самого. Для Дэвитта это было подлинное искусство, а не просто диковинные картинки.
Дэвитт был занят съемками модели афроамериканского происхождения Юхары, одетой в стиле масаев и обнаженной, когда Роттвейлер без предупреждения заявилась к нему в студию вместе с Киттен Ганн.
В самый ответственный момент Дэвитт все же повернулся… Их взгляды встретились, и Дэвитт едва не рухнул с высоты съемочной площадки вниз, перегнувшись через загородку. Киттен рассмеялась, и фотограф ответил ей улыбкой. Гостья ему понравилась. Для Роттвейлер это было обещанием удачных переговоров.
– Дэвитт, познакомься, это мое новое открытие – Киттен Ганн. Киттен, это Дэвитт Синдж-Хоу. Ты наверняка знаешь, он один из лучших фотографов в мире.
Дэвитт опять улыбнулся, не подавая виду, что польщен такой характеристикой.
– Гений, – продолжала нахваливать Роттвейлер, – истинный художник, снизошедший до работы в нашей индустрии, за что мы все ему безгранично признательны.
В глазах Дэвитта вспыхнул огонек самодовольства, но он настолько хорошо контролировал себя, что сумел справиться с мгновенным приступом тщеславия, спровоцированным медовыми речами всемогущей заклинательницы и обольстительницы Роттвейлер.
– Киттен – будущая мегазвезда. Ты уже заметил это, Дэвитт? Не сомневаюсь в ее успехе. Я нашла ее в отвратительном заведении неподалеку от Патни-бридж. Можешь вообразить, такое прелестное создание раздавало гамбургеры и разливало колу в «Макдоналдсе»!
О гамбургерах Роттвейлер всегда говорила с нескрываемым отвращением. Она закурила сигарету и, хитро улыбаясь, медленно выдохнула струйку дыма.
Это была улыбка старого мафиози, в конце тяжелого дня привыкшего отдыхать в кресле с сигарой, повторяя: «Я добрый малый, когда мои дела идут хорошо и никто не перебегает мне дорогу». В некотором роде это и был девиз Роттвейлер. Если ей удавалось договориться о взаимовыгодном сотрудничестве, она становилась милейшим созданием. Но если ее чары оказывались растрачены впустую, ее гнев мог принимать самые опасные формы. Пока длилась эта сцена, Дэвитт и Киттен не отрываясь смотрели друг на друга, как завороженные только что пробудившимися чувствами Адам и Ева. Это выглядело немного неприлично, ведь у Дэвитта была подруга, модель Мельпомена Роджерс, и отношения их длились уже давно.
– Посмотри на это личико! Видишь? – Ротти повторяла и повторяла одни и те же восторженные фразы как мантры, которыми гипнотизировала очередную жертву, пока та не утрачивала бдительность окончательно и не сдавалась на ее уговоры.
Было видно, что Дэвитт уже начал подпадать под их воздействие. Когда к нему вернулся дар речи, он попросил Ротти рассказать о Киттен все. Казалось, он удивлен, что не ему посчастливилось обнаружить этот драгоценный алмаз в куче навоза. Дэвитт не брезговал посещением «Макдоналдса», хотя обычно пояснял, что предпочитает вегетарианскую диету и потому заказывает там исключительно овощное меню.
Почти сразу он объявил обеденный перерыв и велел служащим привести в порядок подиум, с которого сошла Юхара, специально поднятый на высоту, по уровню достигающую площадки, где стоял фотограф. А учитывая необходимость заново отрегулировать освещение, это займет не меньше часа. Затем он спросил Киттен, не хочет ли она подняться на крышу покурить. Она согласилась, и они вдвоем отправились на крышу, хотя мы сомневались в том, что кто-либо из них вообще курит. Нас порадовало, что они так быстро нашли общий язык.
– Пошли, – велела мне Роттвейлер, довольно улыбаясь, – она сама разберется, что делать, и вернется.
В машине по пути назад, в лондонский офис, Роттвейлер попросила меня позвонить бухгалтеру и узнать, как много модель Мельпомена Роджерс получала заказов.
– Она ленивая штучка. Все время в отпуске, ест макароны. И еще узнай, какой у нее вес сейчас.
Меня это поручение изрядно позабавило.
Спрос на Киттен возник незамедлительно, как только результаты ее экспресс-фотосессии были разосланы в Англию, Италию, Францию и Америку во все представительства «Вог». Они принесли ей немало пользы – с ней готов был заключить контракт Мюррей Мартини. Все оценивали ее красоту по-разному. Одни видели в ней архетип «сиротки», «ребенка», венчающий конец эры блистательных супермоделей, другие находили, что ее отличает «чарующая простота», но было ясно, что вскоре Киттен станет одной из самых востребованных моделей «Мейджор». Но имелись и проблемы – ее худоба порой вызывала негативную реакцию и была определена как чрезмерная. Кто-то даже назвал Киттен «скелетоподобным уродцем», многие не решались продвигать ее, боясь нападок со стороны общественности, нередко обвиняющей модные журналы за насаждение культа нездоровой худобы, стремления к похуданию, следствием чего является анорексия – заболевание, постигшее множество девушек-подростков, желающих походить на своих кумиров. Мало кто знал, что Киттен не делала ровным счетом ничего, чтобы сохранить фигуру, напротив – ела больше, чем едят обычно, но не прибавляла ни грамма. Но у нее была одна особенность, нехарактерная для моделей, – невысокий рост, всего лишь пять футов шесть дюймов. Однажды я спросил Роттвейлер, не маловато ли это для модели.
– Нет, конечно, – ответила она, – маленький рост – ее изюминка.
– Изюминка?
– Именно. То, что делает Киттен неповторимой. У Синди есть родинка, у Кары – крупные зубы, у Зули – большой размер ноги, у Сьюзан – большой рот, у Лорен Хаттон – щербинка между зубами… У красивой женщины обязательно должна быть какая-то аномалия, некий недостаток, который будет лучшим продолжением ее достоинств.
Мисс Роттвейлер видела будущее Киттен достаточно ясно. Для нее это было так же просто, как для талантливого шахматиста просчитать возможные ходы несложной партии, – не нужно отвоевывать нишу, Киттен слишком индивидуальна. Роттвейлер не стоило больших усилий продвигать ее в качестве ферзя по «клеткам» давно размеченного поля фэшн-бизнеса.
ЮШКА
Вскоре я познакомился с Юшкой, моделью, чье внезапное предательское бегство из агентства едва не вызвало у Роттвейлер сердечный приступ. Я возвратился в Нью-Йорк на несколько дней и затем сразу же первым классом полетел обратно в Париж в качестве сопровождающего Сьюзан. Поначалу меня удивило, что Роттвейлер заказала для меня билеты бизнес-класса, но вскоре понял, что когда речь идет о необходимости опекать ее подопечную, она не скупится на расходы. Что ж, я не возражал против сверхкомфортного путешествия в обществе красивой женщины, чье ни к чему не обязывавшее кокетство поднимало мне настроение.
– Ты всегда будешь летать первым классом, Чарли, – объявила мне Ротти через пару недель. – Мне очень нужна твоя помощь, и я не хочу экономить на тебе. К тому же ты президент компании и не должен летать в одном салоне с парикмахерами и визажистами.
Поразило меня во время того перелета другое – мы столкнулись в салоне с Казановой, и он, как ни странно, отнесся ко мне очень дружелюбно. Сьюзан расцеловал в обе щеки, приговаривая:
– Дорогая, ты выглядишь восхитительно.
Мне же охотно пожал руку, чуть заметно усмехнувшись.
– Ну, вот мы и встретились, – заметил он, – а вы мне так и не перезвонили.
– Я пытался, – оправдывался я, – но не смог пробиться сквозь завал работы. Вы сами видите: единственная возможность повидаться – это поездка по делам.
– Вы правы, – кивнул он, – но уж теперь нам ничто не помешает вместе пообедать, если вам не жаль потратить на меня немного времени.
– О, разумеется!
Я заказал бокал красного вина, как только было разрешено отстегнуть ремни, притворился спящим и внимательно исподтишка стал следить за Казановой и Сьюзан, по своему обыкновению допивающей уже третий бокал шампанского.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53