Можно было рассмотреть каждую морщинку на лице, не говоря уже о щетине на подбородке. Патологоанатом даже смог определить содержимое его желудка.
Меня совершенно не удивило то, что Гиффорд и Данн оказались бывшими одноклассниками. Мир тесен, а Шетландские острова вообще очень тесное место. Я уже привыкла, что тут все всех знают.
– Похоже, что здесь нечто подобное, – снова заговорил Данн. – Нужно вызвать эксперта-антрополога. Возможно, мы сможем еще и хорошо подзаработать на этом. Такая находка обязательно привлечет туристов.
– Сэр… – начала Таллок.
– Видите ли, сэр… – одновременно с ней произнес Ренни. Но я резко оборвала их:
– Да прекратите вы, бога ради! Эта женщина не имеет никакого отношения ни к железному веку, ни к бронзовому.
Данн посмотрел на меня так, как будто только что вспомнил о том, что я все еще здесь.
– При всем моем уважении к вам… – начал было он, но я не дала ему продолжить.
– Поправьте меня, если я ошибаюсь, – сказала я, – но, насколько мне известно, женщины железного века не красили лаком ногти на ногах.
Реакция на мои слова была разной. Данн отшатнулся как от пощечины. Губы Таллок слегка искривились в улыбке, но эта женщина умела владеть собой. Гиффорд слегка напрягся, хотя выражение его лица оставалось непроницаемым. И лишь Стивен Ренни испытал явное облегчение.
– Именно это я и пытался сказать вам, – начал он. – Это не археологическое захоронение. В этом не может быть никаких сомнений. Конечно, торфяные почвы обладают уникальными консервирующими свойствами, но на ногтях этой женщины действительно сохранились следы лака. Кроме того, над ее зубами явно поработал современный дантист.
Гиффорд тяжело вздохнул.
– Ладно, Стивен. Каковы тогда ваши предположения? – спросил он.
Доктор Ренни открыл одну из папок, которые лежали на его столе, и поднял глаза. Я подумала о том, что он, должно быть, чувствует себя очень неловко, глядя на нас четверых. Хотя, с другой стороны, при его тщедушном телосложении он наверняка давно привык смотреть на людей снизу вверх.
– Прошу вас учесть, – начал он, – что тело доставили сюда всего лишь три часа назад. Поэтому, естественно, это лишь предварительный отчет.
– Разумеется, мы все понимаем, – нетерпеливо перебил его Гиффорд. – Так что ты можешь нам сообщить?
Я заметила, как Данн неприязненно взглянул на Гиффорда. По идее, вопросы должен был задавать он – полицейский инспектор, который вел расследование. Но сейчас мы находились в больнице, то есть на территории доктора Гиффорда. Если эти двое начнут выяснять, кто главнее, нам предстоит стать свидетелями битвы титанов.
Стивен Ренни откашлялся.
– Итак, – начал он. – Перед нами тело женщины двадцати пяти-тридцати пяти лет. После пребывания в торфяной почве ее кожа приобрела коричневый цвет, но, внимательно изучив особенности ее скелета и черепа, можно смело утверждать, что эта женщина принадлежит к европеоидной расе. С почти полной уверенностью можно утверждать также и то, что ее смерть не была естественной.
Что касалось последнего утверждения, то большего эвфемизма я еще никогда не слышала.
– Что же явилось причиной смерти? – поинтересовался Гиффорд.
Я внимательно наблюдала за ним. Мне было интересно, как он воспримет новости, которые предстояло услышать.
Доктор Ренни снова прочистил горло. Краем глаза я заметила, как он взглянул на меня, прежде чем продолжить.
– Эта женщина умерла от артериального кровотечения, которое возникло в результате того, что ее сердце было вырезано из груди.
Гиффорд вздрогнул и побледнел как полотно.
– Господи! – только и смог произнести он.
Данн и Таллок никак не отреагировали на это сообщение. Как и я, они уже видели тело.
Теперь, когда худшее осталось позади, Ренни немного расслабился и продолжал уже спокойнее:
– На теле имеется десять-двенадцать разрезов, сделанных очень острым инструментом. Я бы предположил, что это мог быть какой-то хирургический инструмент.
– Который рассек грудную клетку? – поинтересовался Гиффорд. Это было профессиональное замечание хирурга. Мне, например, не приходил в голову ни один обычный хирургический инструмент, которым можно было бы рассечь грудину. Ему, судя по скептически приподнятым бровям, тоже.
Ренни понимающе кивнул.
– Грудная клетка была рассечена предварительно, – сказал он. – По моим предположениям, для этого использовали какой-то тупой инструмент.
Чувствуя, как рот наполняется слюной, я с трудом сдерживала тошноту. Стоящий передо мной оранжевый пластиковый стул вдруг начал выглядеть очень привлекательным.
– Вырезанное сердце можно было впоследствии использовать для пересадки? – раздался голос Даны Таллок. – Возможно, женщину убили потому, что кому-то понадобилось ее сердце?
Мне был понятен ход мыслей детектива сержанта Таллок. Она, как и любой другой человек, наверняка слышала о похищении людей с целью удаления их органов для последующей трансплантации, о нелегальных операциях, финансируемых людьми с плохим здоровьем, но тугими кошельками. Наверное, это действительно имело место – в каких-то далеких странах третьего мира с неудобопроизносимыми названиями, где человеческая жизнь, особенно жизнь бедняков, не стоила ни гроша. Но не здесь же. Не в Великобритании. И уж конечно, не на Шетландских островах – самом безопасном для жизни и работы месте во всем Соединенном Королевстве.
Прежде чем ответить, Ренни еще раз просмотрел свои записи.
– Я полагаю, что нет, – сказал он после непродолжительной паузы. – Нижняя полая вена перерезана очень аккуратно. Равно как и пульмональные вены. Но вот легочный ствол и восходящая аорта просто грубо рассечены. Возможно, даже не с первой попытки. Нет, удаленное таким образом сердце невозможно использовать для трансплантации. Я бы сказал, что его удалял человек, который, несомненно, обладал некоторыми первичными познаниями в анатомии, но наверняка не был хирургом.
– Тогда я вне подозрений, – попытался пошутить Гиффорд.
Таллок метнула на него разъяренный взгляд. Мне же пришлось закусить губу, чтобы не захихикать, хотя это была чисто нервная реакция. То, что происходило, действительно не было предметом для шуток.
– Я сделал несколько экспресс-анализов, – продолжал Ренни, – и обнаружил в крови жертвы очень высокий уровень пропофола. Можно смело утверждать, что в момент смерти она находилась под наркозом, – добавил он, глядя на Данна.
– Благодарение Богу хоть за это, – сказала сержант Таллок, продолжая бросать разъяренные взгляды на Гиффорда. – А насколько легко приобрести этот про…
– Пропофол, – подсказал Ренни. – В аптеке вы его, конечно, не купите, но это весьма распространенный препарат для внутривенного введения. Любой сотрудник больницы сможет достать его без особого труда. Равно как и сотрудник какой-либо фармацевтической компании.
– В наши дни на черном рынке можно приобрести что угодно, – прервал его Данн и взглянул на Таллок. – Давайте не будем отвлекаться на ложные следы.
– Я также обнаружил следы повреждений на запястьях, плечах и лодыжках, – продолжал Ренни. – Судя по ним, можно предположить, что некоторое время перед смертью жертва была связана.
Мне надоело изображать из себя мачо. Я решительно шагнула вперед и опустилась на стул. Ренни улыбнулся мне. Я попыталась ответить тем же, но мне это плохо удалось.
– Итак, – резюмировал Гиффорд, – теперь мы знаем, что произошло. Есть какие-либо соображения по поводу того, когда это случилось?
Я подалась вперед. Именно этот вопрос не выходил у меня из головы весь сегодняшний день. Дело в том, что перед тем как выбрать специализацию акушера, я серьезно подумывала о том, чтобы стать патологоанатомом, и довольно тщательно изучала специальную литературу. Но в конечном счете я сделала выбор в пользу жизни, а не смерти. Типичная Тора, сказала тогда моя мама, всегда бросается из одной крайности в другую. Хотя на самом деле она испытала огромное облегчение от моего выбора… Как бы там ни было, но благодаря некоторой предварительной подготовке я довольно неплохо разбиралась в том, как именно происходит процесс разложения.
В первую очередь следует запомнить золотое правило: разложение начинается сразу после наступления смерти. Скорость же процесса зависит от различных факторов. От состояния тела – роста, веса, наличия ран или травм. От местоположения трупа – в помещении или на открытом воздухе, в тепле или на холоде, под открытым небом или в каком-то укрытии. Следует также учитывать наличие падалыциков и насекомых, а также то, было ли тело похоронено или забальзамировано.
Для примера рассмотрим, что происходит с трупом в условиях умеренного климата Британских островов. Сразу после наступления смерти химические элементы и ферменты, из которых состоит само тело, вступают в реакцию с бактериями, и начинается процесс разложения тканей.
Между четвертым и десятым днем в теле начинаются процессы гниения. Ткани разжижаются, и при этом выделяются газы. Нам они кажутся зловонными, но для насекомых их соблазнительный аромат равносилен приглашению к столу. Под давлением газов тело раздувается, а тем временем личинки прогрызают все новые и новые ходы в мертвой плоти, распространяя гнилостные бактерии и разрывая ткани.
Между десятым и двадцатым днем наступает стадия черного гниения. Раздувшееся тело опадает, чернеет, и от трупа исходит очень сильный запах разложения. Выделившиеся жидкости впитываются в землю, а в теле уже благоденствует несколько поколений личинок.
Примерно к пятидесятому дню большая часть мертвой плоти уже будет уничтожена насекомыми, труп высохнет, а масляная кислота придаст ему специфический сырный запах. Те части тела, которые соприкасались с землей, покроются плесенью. На смену личинкам придут жуки, которые вместе с сырными мухами завершат дело, уничтожив последние остатки влажной плоти.
Через год после смерти тело достигнет стадии сухого разложения, на которой от тела остаются только кости и волосы. Но, в конечном счете, волосы тоже будут уничтожены бактериями, и останется лишь скелет.
Это был один пример. С другой стороны, тело, замороженное в альпийских льдах, не подвергающееся воздействию солнечных лучей и не раздавленное движением глетчеров, может сохраняться в идеальном состоянии в течение сотен лет. А тело, помещенное летом в склеп в Новом, Орлеане, скорее всего, полностью разложится уже через три месяца.
В данном случае мы имели дело с торфом.
Стивен Ренни снова заговорил:
– Да, действительно, когда? Когда именно погибла эта женщина? Когда она была похоронена? Вопрос на миллион долларов, не правда ли?
Я услышала, как за моей спиной судорожно вздохнула Дана Таллок, и почувствовала невольную симпатию к детективу сержанту. Стивен Ренни слишком увлекся. Создавалось впечатление, что он получает удовольствие от собственных разглагольствований. Мне это претило, и сержанту, судя по всему, тоже.
– Очень интересный вопрос, потому что, когда мы имеем дело с торфом, о любых обычных законах разложения можно забыть. Если взять типичные торфяные болота – особенно такие, как на этих островах, – мы получим сочетание сразу нескольких факторов. Это и низкая температура, и отсутствие кислорода, который, как известно, необходим для жизнедеятельности большинства бактерий, и, наконец, антибиотические свойства органических материалов, таких как гуминовая кислота, которые содержатся в воде торфяных болот.
– Боюсь, что я не совсем поняла вас, мистер Ренни, – раздался голос сержанта Таллок. – Каким образом органические вещества могут замедлить процесс разложения?
Лицо Ренни расплылось в улыбке. Казалось, он ждал этого вопроса.
– Возьмем, например, сфагнум – торфяной мох. Когда гнилостные бактерии начинают выделять пищеварительные ферменты, сфагнум реагирует на это выделением своих ферментов, которые обездвиживают бактерии. В результате процесс разложения резко тормозится.
– Ты очень хорошо осведомлен, Стивен, – заметил Гиффорд.
Я готова была поклясться, что маленький патологоанатом аж вспыхнул от удовольствия.
– Видите ли, дело в том, что в свободное время я увлекаюсь археологией. Почти как Индиана Джонс. Это одна из причин, по которым я приехал сюда. На этих островах столько интересных археологических находок! Кроме того, я узнал много нового и интересного о свойствах торфяных болот. Конечно, мне пришлось прочитать массу специальной литературы, но теперь, когда где-то начинаются раскопки, я обязательно отправляюсь туда и предлагаю свои услуги.
Я украдкой взглянула на сержанта Таллок. Мне было интересно, как она отреагирует на сравнение тщедушного Стивена Ренни с Гаррисоном Фордом. Но на ее лице не было и следа улыбки.
– Уверен, что мисс Гамильтон поправит меня, если я ошибаюсь, – раздался голос инспектора Данна. Я чуть не подпрыгнула от неожиданности. – Но мне кажется, что лак для ногтей используется женщинами уже почти сто лет. А значит, эта женщина могла пролежать в торфе десятки лет, не так ли?
Таллок бросила на своего босса быстрый взгляд. Судя по трем еле заметным морщинкам, появившимся на ее лбу, она была озадачена.
– Боюсь, что нет, – ответил Ренни, и я готова была поклясться, что вид у него при этом был извиняющийся. – Дело в том, что хотя мягкие ткани очень хорошо сохраняются в кислой среде торфяных болот, этого никак нельзя сказать о костях и зубах. Неорганические составляющие костей, такие как гидроксиапатиты, растворяются в гуминовой кислоте. Остаются лишь костные коллагены, которые постепенно съеживаются, что приводит к изменению первоначальной формы костей и деформации скелета. Не следует также забывать о ногтях, – продолжал он, взглянув на меня, – которые, хотя и сохраняются как таковые, но отделяются от тела. Я сделал анализ костных тканей и зубов и уверен, что в данном случае нет никаких признаков подобных процессов. Достаточно взглянуть на прекрасное состояние ногтей нашего трупа, чтобы смело утверждать, что тело этой женщины пролежало в земле не более десяти лет, а возможно, даже менее пяти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61