OCR Busya
«Б. Стайнер «Что случилось с Гарольдом Смитом?», серия «Парад уродов»»: ЭКСМО; Москва; 2005
ISBN 5-699-09100-9
Аннотация
1977 год. Год «Лихорадки субботнего вечера», расцвета диско, зарождения панка. Винсу Смиту восемнадцать. Он мечтает стать кинозвездой, пишет киносценарий про свою жизнь, подражает сначала Джону Траволте, а потом Силу Вишезу и до беспамятства влюбляется в каждую вторую девушку. Его мать – легкомысленная хохотушка, которая жарит яичницу, не вынув яйца из скорлупы. Его лучший друг – страховой агент, который даже на дискотеках пытается всучить девушкам страховку. Его возлюбленная – дочь безумного физика, помешанного на беге. Его отец – тихий пенсионер, целыми днями курит трубку и смотрит телевизор. И когда у этого пенсионера просыпаются паранормальные способности, он становится – мессией?
В 1999 году в одноименном фильме Питера Хьюитта в роли безумного физика снялся Стивен Фрай.
Так что же случилось с Гарольдом Смитом? Комический роман Бена Стайнера – впервые на русском языке.
Бен Стайнер
Что случилось с Гарольдом Смитом?
Посвящается Мишель

Благодарности
Спасибо моему грозному агенту Элейн Стил; Руперту Ланкастеру и Хелен Гарнонс-Уильямс в издательстве «Ходдер», исполнительному продюсеру Гаю Исту, Нику Дрейку и блестящей команде в «Интермедиа». Не забудем, разумеется, о великолепном режиссере Питере Хьюитте, великодушном продюсере Рут Джексон и замечательной съемочной группе, которая позволила Гарольду поэкспериментировать. И моим родителям, которые то же самое позволили мне.
Никогда не судите о книге по обложке. Это во-первых. Я просто хотел это сказать.

Так что же случилось с Гарольдом Смитом?
Меня зовут Винс Смит. А Гарольд Смит был моим отцом.
Он умер недавно: слава богу, мирно отошел. Я проводил его в последний путь весьма оригинально. Дело в том, что старик вообще мало выходил из дома, и я решил устроить ему путешествие на свежем воздухе. Финальную грандиозную поездку.
И вот я прихватил отца (урну с его прахом, как вы понимаете), и мы отправились в Блэкпул.
А поехал я не один, со мной был еще кое-кто, и я попросил снять на видео, как я провожаю отца в последний путь, чтобы нам потом пересмотреть.
По-моему, вполне достойно.
Мы приехали в Блэкпул, купили билеты на американские горки. И на самом высоком вираже я открыл урну и выпустил отца на волю.
В этой связи совет тем, кто вынашивает сходные планы. Если вы решили рассеять прах с высоты птичьего полета американских горок, помните: сзади сидят живые люди.
Нда.
Когда поездка закончилась, группа японских туристов оказалась сплошь покрыта прахом Гарольда Смита.
Интересно, как будет по-японски: «Я дико извиняюсь, что по совершенно не зависящим от меня обстоятельствам прах моего отца рассеялся на ваши лица и одежды. Выражаю надежду, что он легко смывается».
Вряд ли отец остался бы доволен. Кому понравится, когда твой прах забивается в чужие носы.
И все же, все же: скорее всего отец бы не был на меня в обиде. Почему – вы поймете дальше. И к тому же я чувствовал, что обязан папе, обязан совершить нечто особенное. Как и он в свое время. Совершил для меня нечто особенное. Ну, для нас. И не однажды.
Целых два раза.
Это стоило поездки в Блэкпул.
Но начнем повествование
Итак, начнем его.
Сначала хочу пояснить, чтобы в задних рядах тоже разобрались. Вся эта история завязалась в 1977 году, а развязалась сейчас, в конце тысячелетия. Я достаточно ясно выразился?
Вышеописанный эпизод случился совсем недавно. А теперь вернемся еще на три месяца назад.
Это понятно? Ну хорошо.
Итак, день рождения моего отца.
По обыкновению я навещал его раз в год, в день его рождения. А в этом году как раз хотел пропустить свой визит.
Объясню почему.
НАТУРА: ЛОНДОНСКАЯ УЛИЦА – УТРО
Тихая зеленая улица на севере Лондона летним утром.
ПАВИЛЬОН: ГОСТИНАЯ – УТРО
ВИНС СМИТ, мужчина лет сорока, в задумчивости сидит в кресле. Он небрит, на нем старый халат и носки разного происхождения.
Винс мечтательно смотрит перед собой.
ПАВИЛЬОН: ВАННАЯ – УТРО
Винс заходит в ванную. Роется в навесном ящичке. Достает одноразовый станок для бритья.
ПЕРЕБИВКА
ПАВИЛЬОН: СПАЛЬНЯ – УТРО
Винс уже чисто выбрит. Он открывает шкаф, тщательно выбирает добротный пиджак.
ПЕРЕБИВКА
ПАВИЛЬОН: КУХНЯ – УТРО
Винс чистит ботинки.
Если у вас все в порядке со зрением, вы не могли не заметить, что повествование строится весьма своеобразно.
Объясняю.
Всю жизнь мечтал что-нибудь написать. О, ну да, я уже много чего понаписал. Если сложить все вместе, наберутся тысячи и тысячи слов. Я снял кучу фильмов, которые увидели не только мама и дядя Сид, а миллионы и миллионы зрителей. Может, даже конкретно вы.
Но вот в чем дело, загвоздка-то в чем. Я расточал блестящий талант прозаика на автомобили, средства для чистки унитазов и курорты.
Сколько драмы! Какой накал страстей! И все равно экранного времени мне отводилось тридцать секунд. И зритель приобщался к моим кинополотнам в паузах внутри мыльных опер или того хуже.
Понятно, да? Я – рекламщик. Бог рекламных пауз. Приятно познакомиться.
Я не знаю, может, это ясно и так, но я все же скажу, потому что такова правда, и, по-моему, иногда этого достаточно, чтобы говорить.
Это не мой творческий потолок.
Ну и.
Поэтому я решил написать киносценарий.
НАТУРА: УЛИЦА – ДЕНЬ
Винс, одетый с иголочки, выходит из дома.
И маленькое примечание, если вы не в курсе, – вот так и пишется киносценарий. Каждая сцена начинается с подзаголовка, в нем сообщается – в обратном порядке – в какое время дня происходит событие – днем, ночью, утром или вечером. Затем – место действия: на улице ли, в парке, в космическом корабле, у Великой Китайской стены и т. д. – и «ПАВИЛЬОН» или «НАТУРА»: первое – внутри, второе – снаружи.
После подзаголовка – описание действия и диалоги. Собственно, вы его потом и видите на экране.
Понятно? Я надеюсь, что вы поняли: это вам еще понадобится.
Будучи от природы человеком ленивым и нелюбопытным, всячески сопротивляясь самой идее что-то исследовать – я так понимаю, это всё чертова прорва тяжелой работы, – я скоренько решил написать сценарий на тему, более или менее мне знакомую. Выбор невелик: довоенные паровые двигатели (не спрашивайте, почему так вышло) и моя жизнь.
Итак:
ПАВИЛЬОН: КАБИНЕТ – ДЕНЬ
Винс задумчиво разглядывает МОНЕТУ в руке. Он подбрасывает монету.
Чистая лотерея. Выиграла моя жизнь.
Ну, значит, поехали.
ПАВИЛЬОН: КАБИНЕТ – НОЧЬ
Винс судорожно что-то пишет на листе бумаги. Мы видим только, чем он занят. Конкретных слов не разобрать, но, судя по ФОРМАТУ, это КИНОСЦЕНАРИЙ.
НАПЛЫВ ИЗ ЗАТЕМНЕНИЯ
Винс по-прежнему пишет – строчит на ПИШУЩЕЙ МАШИНКЕ.
Мы видим, что он стал старше.
ТИТР: ПЯТЬ ЛЕТ СПУСТЯ
НАПЛЫВ ИЗ ЗАТЕМНЕНИЯ
Винс по-прежнему пишет – печатает на КОМПЬЮТЕРЕ.
Мы видим, что он стал еще старше.
ТИТР: ПЯТЬ ЛЕТ СПУСТЯ
Винс вынимает из принтера страницу. Читает. Хмурится. Комкает страницу и бросает в переполненную мусорную корзину.
Промахивается.
Не беспокойтесь. Скоро привыкнете.
Поездка к морю
Итак, я побрился, почистил ботинки, оделся с иголочки и вышел из дому.
Был летний солнечный день, и я в общем-то неплохо себя чувствовал.
Учитывая обстановку.
В последнее время я пребывал в трудной жизненной полосе. Мы потеряли массу заказов. Проморгали кучу шансов. С деньгами проблемы. Большие причем.
Еще от меня ушла жена. Забрала двух дочерей.
Я не был в обиде – сам виноват. Я не сделал ничего такого из ряда вон, но все же виноват. Конечно, я умолял о прощении, но в глубине души виноватым себя не чувствовал. Я прямо как золотая рыбка, беззвучно молил извини, извини, извини. Просто слово. Просто звук. И было мне от этого паршиво.
Ну и.
Я шел по грязным улицам северного Лондона к метро и говорил себе: все не так уж плохо. В каждой неприятности есть своя приятность, Винсент. Держи хвост выше. Сегодня ты можешь позволить себе радоваться жизни. Сколько лет прошло? Двенадцать? Верно. А точнее?
Двенадцать лет, три месяца, семь дней и шесть часов. И…
НАТУРА: У ТАБАЧНОЙ ЛАВКИ – ДЕНЬ
Винс мнется, затем открывает дверь…
Винсент Джон Смит: после двенадцати лет, трех месяцев, семи дней и шести часов перерыва ты выкуришь сигарету.
В табачную лавку.
Чувство вины, как двадцать пять лет назад, когда пятнадцатилетним подростком я покупал первую в жизни пачку. Краснел и трясся, прямо как сейчас. Ничего себе! Три фунта за пачку! Где они, старые добрые сигареты «Плейерз-10»? Аккуратные такие пачечки были. Сигаретки маленькие, четкие такие, прямо как я – это я так шутил. Ну да, говорил Уолтер, плотные. Может быть, может быть. И еще когда делаешь первую затяжку – у них был такой острый горьковатый привкус. Господи, как я любил курить.
И вот наконец они снова со мной.
Но никаких тебе «Плейерз-10» или даже «Плейерз-6» – по шесть моя бабушка покупала. Ну, взять, что ли, «Ротманз»? Десять или двадцать? Черт, двадцать. Мало ли что.
Купил, за дело, иду по улице, открываю пачку, вытаскиваю сигарету, засовываю в рот. Спички… Рука тянется к карману. Да нет же, какие спички? Ты что, забыл? Ты не курил уже двенадцать лет с гаком – откуда у тебя спички? Даем обратный ход: сигарету изо рта, пытаемся засунуть обратно в пачку, нервничаем, сигарета ломается, эту выбрасываем, ничего, еще девятнадцать. Возвращаюсь к киоску, покупаю спички. Пачку из кармана, сигарету из пачки и в рот, чиркаю спичкой о коробок, дрожащей рукой подношу горящую спичку к сигарете.
НАТУРА: УЛИЦА – ДЕНЬ
Дрожащей рукой Винс подносит горящую спичку к сигарете. Глубоко затягивается… и его скручивает ПРИСТУП КАШЛЯ.
Проходящая мимо СТАРАЯ ДАМА не знает: то ли помочь человеку, то ли обойти от греха.
Нет, не беспокойтесь, солнце мое, я в порядке. Я просто придурок.
Кстати, это и для вашего сведения. Я – придурок по жизни.
Но очень настырный придурок. Отважно выкуриваю вторую, третью, четвертую и пятую. По-прежнему такое ощущение, будто слюнявишь палочку бенгальского огня. Но я их укротил, и это неплохо, потому что на четвертой и пятой я уже трясусь в электричке восточного направления, в единственном вагоне для курящих: обтираюсь локтями с бывалыми курильщиками – они хрипят, лица желтые.
Шестая сигарета: выхожу из электрички.
Седьмая: иду по городку.
Гм. По-моему, денек задался. По крайней мере, судя по погоде. Солнце. Тепло. Туман не очень чтобы. Ветер с соленым привкусом моря.
В двенадцать пятьдесят три подхожу к пабу «Баронский Герб». Помню, помню такой. Мы как-то сюда заскакивали. Я тогда заказал пинту пива «Старый Бездельник», а она – джин с тоником. Мы с ней порой любили выпить.
Останавливаюсь и думаю: а не глотнуть ли пивка? Нет, не то.
Ага, знакомые ступеньки, за ними дорожка через поле.
На восьмой сигарете пересекаю поле. Запах дыма перемешивается с пряным ароматом лета и соленым ветром. Иду дальше.
Быстрее. Точно. Я помню. Конечно. Теперь я знаю, куда иду. И вот оно разворачивается: огромное.
Море.
Ну вот. Стою на краю. Прямо на краю.
Давненько закралась ко мне эта мысль – лет эдак двенадцать с гаком тому назад: если я пойму, что жизнь моя дает прощальный гудок, во мне поселилась смертельная болезнь, ну, не будем называть имен, лишь бы такая, чтобы верный каюк, ну, например, рак или еще что, – тогда бы, потрясенный этой новостью, я бы перво-наперво подумал…
Отлично. Снова можно курить.
Только вдумайтесь.
Девятая сигарета. Уф. Сигарета не радует. Смейся, Винс, смейся. Вдыхай дым, вдыхай. И в воду.
И мне не стыдно. И не страшно. Мне ничего.
В воду. В воду. Шлеп-шлеп. Ого – триста футов.
И еще я думал: уж если ты решил утопиться с головой, надо напоследок себя порадовать. Почему бы нет?
Нырнуть на триста футов! Уух! Вот это будет да! Ребята в Блэкпуле с их американскими горками и близко не стоят.
Так, прощальная сигарета, и пускай на вкус дерьмо. Десятая. Если бы пачка была на десять штук, была бы последняя. В следующий раз надо учесть. Стоп, ты что – шутишь? Вот сейчас? М-да, Винс, ты знаешь о себе меньше, чем кажется.
И вдруг, из ниоткуда, – мысль.
А что, если?…
…если я нырну и действительно возрадуюсь? Оказавшись между небом и землей, вернее, между небом и дном: уже не там, где чаек гнезда, но еще и не там, где ползают по дну пустотелые усоногие раки, странная мысль вдруг пронзит меня: «Как хорошо! А можно еще раз? Можно еще прокатиться?». Вдруг получится так прекрасно, что я снова почувствую вкус к жизни? Что, если так? И что тогда? Будет слишком поздно. И последняя мысль мелькнет в моей черепушке, прежде чем ее расколют усоногие раки: «О, нет».
Гм.
Я попятился.
Я все-таки пошел в паб «Баронский Герб» и заказал пинту пива.
И вы не представляете, как хороша, как сладостна была моя одиннадцатая сигарета, и радость жизни устаканилась во мне, и в голове какое-то приятное гудение, кружение. И покалывание в кончиках пальцев. Славно, так славно.
И я подумал: ох ты черт. Я опять курильщик, и даже не собираюсь помирать.
Визит
ПАВИЛЬОН: В ВАГОНЕ ПОЕЗДА – ДЕНЬ
Винс в вагоне. Поезд трогается.
ПЕРЕБИВКА
НАТУРА: ВОЗЛЕ ДОМА ПРЕСТАРЕЛЫХ – ДЕНЬ
Винс подходит к дому престарелых. В руке – цветы.
ПАВИЛЬОН: В КОМНАТЕ ДОМА ПРЕСТАРЕЛЫХ – ДЕНЬ
Винс сидит у постели отца ГАРОЛЬДА СМИТА. Похоже, старик умирает.
Все-таки я поехал навестить отца.
Он жил, если это слово вообще уместно, в доме престарелых «Белые Башни».
С прискорбием должен признать, что Гарольд Смит был живым лишь относительно.
Сам он вроде этого не понимал. Но с другой стороны, вообще не разберешь, что он понимал. Отец уже некоторое время болел и почти все время лежал в кровати, глядя на… что? Потолок. Стену. Телевизор. Сиделку. Ходунки «Циммер», с помощью которых он иногда передвигался по комнате – медленно, медленно. Он поглядел на обед. На кучу вещей. Но вряд ли он их различал. Хотя на еду, наверное, реагировал. Особенно на чипсы. Он, Гарольд Смит, всегда чипсы любил.
Что ж, как обычно, я пришел к нему с цветами. Сел у кровати, взял его за руку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26