– Нет, – сказала Джинни, вытирая руки полотенцем. Она остановилась и задумалась. – Вообще-то вспоминаю, что звонил. Да, точно звонил. Но я была такая усталая, что не могла подойти и ответить. Что-то важное?
– Нет, – солгал я. Мне хотелось узнать, успела ли она поговорить с Иэном. – Это было сообщение для меня. От родителей. Просто хотел знать, во сколько они звонили. А больше никто не звонил?
– Насколько я знаю, нет. Ладно, хватит про телефонные звонки. Спроси у меня, как прошел мой день.
– Как он прошел?
– Хуже не бывает. Все, что могло получиться плохо, получилось плохо. – Она тяжело вздохнула. – Я думаю о том, чтобы куда-нибудь сбежать от всего этого.
– Куда?
– Куда-нибудь, где жизнь легче.
– И где есть пляж. Да?
– Точно. Где-нибудь на Карибских островах. Я бы сидела целый день на пляже и учила рисованию местных ребятишек.
– И ты могла бы делать композиции из раковин и водорослей, – предложил я.
– Великолепно! – Она улыбнулась. – Мне нравится эта идея. Ну как, едешь со мной?
– На Карибские острова? Зачем?
Джинни захохотала:
– Даже в раю нужны друзья.
– Значит ли это, что мы должны взять с собой и Гершвина?
– Было бы просто некрасиво не взять его.
Мы снова посмеялись, после чего последовала пауза, и я понял, что должен сейчас ей все рассказать. Но я не рассказал. Вернее, я не мог.
– Что будешь делать вечером? – спросил я.
– Иэн, как всегда, занят. А ты?
– Не знаю.
Она посмотрела на меня задумчиво.
– Ты снова грустишь из-за того, что хочешь назад в Америку, так ведь? По тебе заметно.
Я сделал гримасу, показывая, что, как это ни грустно, но она права.
– Ты голодна? – спросил я.
– Ты хочешь сказать, что приготовишь ужин?
– Может быть. Чего бы ты хотела?
– Что-нибудь привычное и приятное.
– Привычное и приятное? – повторил я.
Джинни удивленно посмотрела на меня.
– В этом нет ничего странного, Мэтт, правда. Я бы сейчас хотела чего-нибудь из картошки – например, замороженные вафли или оладьи, а еще бобов и яичницу. И на все это вылить побольше кетчупа.
– И все?
– И чтобы кто-нибудь посидел со мной у телевизора до конца вечера, чтобы я не чувствовала себя одинокой неудачницей.
– Хорошо, – сказал я, испытывая облегчение. – Я приготовлю тебе оладьи, и бобы, и яичницу.
– А как насчет кого-нибудь, с кем посмотреть телевизор?
– Я подойду?
– Конечно.
– А мы поиграем в «Скорую помощь»?
– Конечно.
69
Была уже половина двенадцатого ночи. Мы с Джинни съели наш плотный ужин. Мы посмотрели кучу всякой ерунды по телевизору. Мы поиграли в «Скорую помощь». Но я все еще не мог решиться сказать ей про Иэна. И только когда Джинни, зевнув, сказала «Ну, я ложусь», я решился наконец все ей рассказать.
– Я видел сегодня Иэна в супермаркете.
– С кем ты только не встретился в этом супермаркете? Ты хоть с ним поздоровался?
– Он был с женщиной.
После едва заметной паузы она сказала:
– Только не говори мне, что его преследует в супермаркете какая-то женщина. – И она засмеялась. Но было уже слишком поздно. Какой бы короткой ни была пауза, она поставила все на свои места.
– Ты ведь уже знаешь об этом, да?
– О том, что Иэн был в супермаркете?
Я посмотрел ей в глаза и понял, что прав.
– Ты знаешь, что он женат, так ведь?
– Я всегда знала, – сказала Джинни, закусив губу, и в глазах у нее появились слезы.
Я обнял ее за плечи. Никто из нас не произнес ни слова, пока она плакала. Когда она наконец успокоилась, я поднялся и принес из прихожей одежду.
– Пошли, – сказал я, подавая ей ее джинсовую куртку.
– Куда?
Я улыбнулся и поцеловал ей руку.
– Мы убегаем отсюда.
70
– Парки странно выглядят по ночам, – сказала Джинни. – Но мне нравится.
– Понимаю, о чем ты. Кажется, что это какое-то совершенно новое место.
Как на автопилоте, мы дошли до парка Кингс Хит, который и сейчас, после полуночи, выглядел притягательно. Как только мы вошли в парк, Джинни сказала: «Пошли на нашу скамейку», и я согласился. Это была старая деревянная скамейка в центре парка, у фонтана. Мы всей своей семеркой приходили сюда, чтобы немного расслабиться и снять стресс, когда готовились к экзаменам. Трудно было поверить, но скамейка была на месте, хоть уже прошло столько времени. Я бы поставил немало денег на то, что хулиганы должны были давным-давно расправиться с ней, но скамейка была цела, несмотря на некоторый ущерб, нанесенный школьниками, вооруженными фломастерами и перочинными ножами.
– Значит, ты расскажешь мне, почему так получилось? – спросил я после некоторой паузы. – Если не хочешь, то не надо. Хочешь – просто посидим здесь. Но если ты думаешь, что лучше все-таки поговорить про это, я готов слушать.
Джинни помолчала некоторое время. Пока мы шли сюда, почти не разговаривая, я размышлял про обстоятельства Джинни и про то, как они на нее повлияли. Ясно, что ей приходится сдерживать слезы с того самого момента, как у них с Иэном начались отношения.
– Все так, как я сказала, – произнесла она слабым голосом. – Я сама во всем виновата.
– Что ты имеешь в виду?
– Ну, я такая. Некоторые мои подруги, как только видят красивого мужика, сразу думают «Ну, этот от меня не уйдет!» А я, когда разговариваю с ними, чувствую себя фальшивой, потому что мне может понравиться какой-нибудь полуголый мужик с жирными волосами, который выпил и танцует в баре, если он сможет хорошо приготовить чашку чая. Я сама виновата, что я такая. Меня не привлекают незнакомцы, совершенно не привлекают. Они для меня никто. Если я ничего не знаю о мужчине, он мне не интересен. – Она остановилась и посмотрела на меня. Я тоже посмотрел на нее, и она отвела глаза. – Ну, в общем, у меня довольно долго никого не было. Наверное, мне просто надоело вкладывать столько усилий в отношения, о которых я заранее знала, что они никуда не приведут. И поэтому для меня существовали только подруги, работа и мама…
– А потом?
– Потом Иэн начал работать в нашей школе на замене.
– На кафедре географии?
– Ты знаешь, – ответила она и полуулыбкой показала, что поняла: я ее дразню. – Поначалу я его терпеть не могла. После разговора с ним у меня было чувство, словно он играет со мной в какие-то игры. Не могу объяснить почему. Но потом, благодаря его настойчивости или своему любопытству, я изменила свое отношение к Иэну, и мы начали иногда заходить вместе в бар после работы. Мы стали друзьями – настоящими друзьями. И эта дружба продолжилась, когда он перешел в другую школу. Когда мама умерла, он показал себя настоящим другом. Мне тогда было очень тяжело, и он появлялся всегда в нужное время, чтобы помочь мне. Он, можно сказать, стал незаменимым – заполнял дыры в моей жизни. В то время у нас еще ничего не было, но я знала, что влюбляюсь в него. Потом однажды вечером, прошлым летом, он был у меня, и мы сидели в саду на закате, и я посмотрела на него и поняла в тот момент, что он мне нужен… ну, вот так все и получилось.
– Когда ты узнала, что он женат?
Ее голос стал тише.
– Он сказал мне про это тем вечером. Знаю, что это прозвучит смешно, но он сказал это после первого поцелуя.
– И?
– И тогда было уже слишком поздно.
– Что значит слишком поздно?
– Я влюбилась в него, – произнесла она нетвердо.
Я обнял Джинни за плечи.
– Все в порядке, – сказал я, крепко сжимая ее. – Все в порядке.
– Ничего не в порядке, – сказала она, рыдая. – Далеко не в порядке. Хоть я и очень легко обо всем этом говорю, на самом деле это не так. Я даже описать тебе не могу, как мне тяжело. Я сто раз пыталась все оборвать, но не могла. Я люблю его. Это так глупо. Так бессмысленно. – Она остановилась и позволила себе как следует расплакаться. – Ненавижу всю эту ситуацию. Я чувствую себя стервой, но ведь это неправда. Неправда. Я ничего такого не делаю. Поэтому я больше никому не сказала. Я только потому представила его тебе как моего парня, когда мы случайно встретились на дне рождения Гершвина, что думала, мы после того вечера больше не увидимся. Терпеть не могу, когда люди думают, что я такая. Не хочу, чтобы ты думал, что я такая.
– Все нормально, – сказал я. – Я вовсе о тебе так не думаю, правда.
– Зачем я это делаю? У него же ребенок, ты знаешь, мальчик.
– Полагаю, что его жена – Сюзанна – ничего не знает?
Джинни покачала головой.
– Нет. Мы даже знакомы – и это еще хуже. Иэн говорил ей, чтобы оправдать наши встречи, что у нас совместный проект для начальных классов. И однажды она предложила, чтобы он пригласил меня на ужин, и он не мог сказать «нет», чтобы не вызвать подозрений. Это было ужасно, один из худших вечеров в моей жизни.
– А что он говорит жене, когда идет на встречу с тобой?
– Что ходит с друзьями играть в футбол, что работает над диссертацией в библиотеке. Все, что только можно придумать.
– Он собирается от нее уходить?
– Нет. Он с самого начала это сказал. Он говорит, что по-своему любит ее и любит своего сына, Джейка, больше всего на свете. Он не собирается всем этим жертвовать ради меня, как бы он меня ни любил.
– А ты уверена, что он тебя любит? – я не хотел задавать этот вопрос, но мне нужно было знать наверняка.
– Да, любит, – сказала она. – Когда я пыталась со всем этим покончить, он в слезах умолял меня остаться. – Она сделала паузу. – Это смешно, но я рассказала ему, что мы с тобой в какой-то степени бывшие парень и девушка, и меня поразила его реакция. Он ревновал, хоть это все и было много лет назад.
Мы говорили еще минут пятнадцать или около того. Я говорил мало, только изредка вставлял свои замечания, и Джинни, должно быть, заметила, что я отмалчиваюсь, и задала мне единственный вопрос, на который я не хотел отвечать.
– Что, по-твоему, я должна сделать?
Когда друзья задают тебе этот вопрос, они вовсе не хотят, чтобы ты сказал им то, что на самом деле думаешь. Они хотят услышать подтверждение того, что решение, которое они уже приняли, – правильное. И это естественно. Я бы хотел того же самого. Но если я чему-то и научился, живя с Элен, так это вот чему: то, что ты хочешь услышать, редко оказывается тем, что тебе действительно нужно. Поэтому всегда, когда я спрашивал у Элен совета, она честно высказывала свое мнение, даже если это было мне неприятно. И это ее качество больше всего меня в ней восхищало.
– Ты и сама знаешь, что должна перестать с ним встречаться, так ведь? – сказал я.
– Это не так просто.
– Понимаю, – согласился я. – Нет ничего сложнее. – Вдруг мне в голову пришла одна мысль, и губы сразу расплылись в улыбке.
– Что такое?
– Ты подумаешь, что я сошел с ума.
– В первый раз, что ли?
– Хорошо, – начал я. – Я подумал, что в какой-то момент между восемнадцатью и тридцатью годами у человека как бы начинается эра мыльных опер.
– Ты говоришь какой-то бред, Мэтт. Ты совсем не слушал, что я сказала.
– Жизнь становится мыльной оперой – одни сплошные повороты сюжета и неожиданные продолжения. Ты понимаешь, о чем я: в юности все жизни гораздо более предсказуемо. До какого-то момента у тебя так мало плохих и хороших новостей, что ты начинаешь сам изобретать поводы, чтобы волноваться. Поэтому у подростков так часто меняется настроение: дело не в гормонах, а в том, что у них в жизни ничего не происходит. Я вспоминаю тебя, себя и Гершвина подростками – все было так просто. А вот прошли годы, и посмотри на нас: Гершвин женат, у него ребенок, но он устал от жизни, у тебя роман с женатым мужчиной, а я пытаюсь определить для себя, нужна ли мне моя бывшая девушка, которая осталась в Штатах. Вот что я имею в виду, когда говорю о мыльной опере.
– У меня есть знакомый в Брайтоне, – сказала Джинни. – Который не знает, что его девушка спит с его лучшим другом.
– А, ты поняла меня. Это мог быть сценарий для «Красивых и смелых» или для «Бруксайд». – Я задумался на мгновение. – А как тебе вот это – незадолго до моего отъезда из Нью-Йорка одна наша знакомая пара узнала, что они не смогут иметь детей даже при искусственном оплодотворении?
– Кажется, я видела что-то подобное по телевизору на прошлой неделе, – сказала Джинни, заметно воодушевляясь. – Хорошо, вот тебе еще один пример. Одна моя знакомая, которая живет в Киле, узнала в прошлом году, что у ее матери двадцать восемь лет назад был роман и ее отец – вовсе ей не отец.
– Это – типичный эпизод из «Далласа», – сказал я, и Джинни засмеялась и на какой-то момент снова стала той прежней Джинни. – Ну, теперь ты поняла, что я хочу сказать? – продолжал я. – Это обязательно есть во всех мыльных операх: пары, которые не могут иметь детей, предательство со стороны лучших друзей, ситуация, когда «он не твой настоящий папа», – а тут это все происходит с реальными людьми. А сейчас скажи мне, почему это так?
– Не хочу, чтобы моя жизнь была мыльной оперой, – сказала Джинни тихо. – Хочу, чтобы все было в норме. Хочу нормальной жизни. – Она пододвинулась поближе ко мне.
– И я тоже, – произнес я, снова обнимая ее за плечи. – Нам нужно найти сценаристов получше.
Через полчаса мы уже были дома.
– Ты в порядке? – спросил я, когда Джинни в халате вышла из ванной.
– Да, все нормально, – ответила она, потом подошла и поцеловала меня. Ее дыхание пахло зубной пастой. – Спасибо, что поддержал меня.
– Спокойной ночи. Увидимся утром.
Джинни почти уже дошла до дверей своей спальни, потом обернулась:
– Мэтт?
– Что?
– Ничего.
– Что? – повторил я.
– Ничего.
– Хочешь, чтобы я здесь простоял всю ночь?
Она улыбнулась:
– Это все ерунда. Я собиралась просто поделиться с тобой своим бредом, только и всего. Знаю, ты скажешь, что все это бред в стиле «Нью Эйдж», но, по-моему, ничего не происходит просто так. Думаю, что ты, я и Гершвин снова встретились для того, чтобы помочь друг другу. Знаю, что и у меня, и у тебя сейчас все не слишком хорошо, но я на самом деле верю, что у нас все будет в порядке, потому что… ну, потому что если твои друзья болеют за тебя, то нет ничего невозможного.
71
To: crazedelaine@hotpr.com
From: mattb@c-tech.national.com
Subject: Жизнь, да?
Элен!
Жизнь здесь становится довольно странной. Вчера я узнал, что идеальный парень Джинни, оказывается, женат. И у него есть ребенок. Она никому про это не говорила. А сам я узнал только потому, что случайно увидел его с женой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32