Мне почти тридцать, у меня диплом по компьютерам, и я думаю, что уж за своей-то крестницей смогу присмотреть.
52
– Привет, Мэтт, – сказала Зоя, открывая мне дверь. – Или я должна называть тебя «Временный папа»? – Она поцеловала меня и провела в комнату.
– Привет, Зоя, – ответил я. – Я готов принять на себя все, что Шарлотта захочет в меня бросить – кукурузные хлопья, плюшевых медведей… И так далее.
– Она очень послушный ребенок. Она будет вести себя как ангел. Правда, дорогая?
Шарлотта вошла в комнату и посмотрел на меня с совершенно бесстрастным видом, а затем подняла глаза на свою маму.
– Чем ты хочешь сегодня заняться, Шарлотта? – спросил я.
Она пожала плечами.
– И то ладно, – сказал я. – Я что-нибудь придумаю, хорошо?
Зоя наклонилась к ней:
– Ты не хочешь пойти и убрать игрушки в своей комнате?
Шарлотта исчезла в дверях, оставив меня наедине с Зоей.
– Итак, – сказала она, протягивая мне список. – В холодильнике куча всяких продуктов, и я здесь написала, что она, скорее всего, захочет на обед. Иногда она может передумать, но не иди у нее на поводу. Здесь мой рабочий телефон и мой мобильный и телефон Гершвина – на всякий случай.
Я посмотрел на список.
– Вы разрешаете ей смотреть телевизор?
– Да, но не больше часа за один присест. Иначе она становится похожа на зомби.
Зоя извинилась и ушла заканчивать свои приготовления к работе. Стоя в гостиной, я рассматривал фотографию Гершвина, Зои и Шарлотты на стене. Мне было странно, как мои ровесники могут играть в эту игру – «мама-папа-дочка». Но еще более странным для меня было осознавать, что Гершвин на фотографии – в роли отца и мужа – это тот же самый Гершвин, которого я знал еще ребенком и который мог запросто напукать в классе.
– Ну хорошо, – сказала Зоя, взяв Шарлотту на руки и донеся ее до входной двери. Она обняла ее, поцеловала и поставила на пол. – Хорошо веди себя с дядей Мэттом, поняла?
Присматривать за Шарлоттой в первой половине дня оказалось делом несложным. Четыре года – это такой возраст, когда ребенок уже сам может себя развлекать, и все, что требовалось от меня, так это время от времени среагировать на ее просьбу попить и следить за тем, чтобы она не начала делать что-нибудь опасное. На обед я отвез ее к своим родителям, и им обоим это доставило радость – до такой степени, что мы с мамой даже не ругались. Наблюдая за тем, как папа разговаривает с Шарлоттой, я удивлялся той легкости, с которой у него это получалось. После обеда, в соответствии с режимом дня, Шарлотте полагалось поспать, и я отвез ее обратно. Когда через час она проснулась, мы немного поиграли в «Голодного бегемота» и посмотрели телевизор. Около четырех часов ей это надоело, и тут я понял, что воспитывать детей не так просто, как кажется на первый взгляд. Шарлотта бралась за что-то, и уже максимум через десять минут ей это надоедало, и нужно было как-то ее развлекать. Я ходил по дому в поисках вдохновения.
В свое время Гершвин был фанатом музыки, и в его коллекции были около тысячи виниловых пластинок. Но в квартире их нигде не было видно, хоть в его стереосистеме и был проигрыватель. Я заметил несколько компакт-дисков, но смерть винила и вступление Гершвина во взрослый мир, должно быть, совпали с потерей интереса к музыке: эти диски были барахлом. Я уже наблюдал подобное в своих друзьях: подростками и в юности они были страстными меломанами, а потом вдруг из-за работы у них не оставалось времени на то, чтобы слушать музыку. Потом они женились или начинали жить вместе со своими подругами, и их коллекции пластинок или депортировались домой к родителям, или отправлялись на чердак, потому что не вписывались в интерьер. Я предполагал, что пластинки Гершвина на чердаке, потому что его отец превратил комнату Гершвина в свой кабинет, как только тот съехал. Понимая, что таким образом можно и просветить, и временно развлечь Шарлотту, я принес из спальни Гершвина и Зои стул и с его помощью добрался до чердака, одновременно стараясь посматривать за Шарлоттой – что было довольно сложным делом. Лазая по чердаку, я покрылся слоем грязи и пыли, но в конце концов был вознагражден за свою интуицию. Среди обломков юности Гершвина – старого компьютера «Коммодор 64», лежащего, однако, в упаковке, игровой приставки, нескольких пар кроссовок и большой коллекции книг о Второй мировой войне – лежали и пластинки. Они были упакованы в аккуратно подписанные коробки, и было видно, что к ним не прикасались годами. Я взял одну из коробок и слез с чердака, чтобы показать ее Шарлотте.
– Знаешь, что это? – спросил я ее.
– Нет.
– Пластинки.
– А для чего они?
– Ты знаешь, что такое компакт-диски?
Она кивнула.
– Ну, раньше вместо дисков были пластинки.
Заинтригованная, Шарлотта попыталась вытащить пластинку из коробки, но у нее это не получилось, и тогда я сам достал ее и протянул ей.
– Знаешь, кто это? – спросил я, показывая на обложку.
Она покачала головой.
– Ты когда-нибудь слышала про Майкла Джексона?
Она кивнула, но, может быть, просто для того, чтобы мне угодить.
– Вот этот альбом называется «От стены», и это Майкл Джексон до того, как он начал выпускать всякое барахло. Послушаем ее?
Шарлотта начала возбужденно пищать во весь голос. Так как она не была такой оживленной с того момента, как ушла ее мама, я решил, что это хороший знак и надо пользоваться моментом. Я собирался поставить только одну песню, но мы в конце концов послушали всю первую сторону. Шарлотта была поражена. Когда началась песня «Не останавливайся, пока не получишь, сколько надо», Шарлотта начала скакать на диване, как миниатюрная диско-дива, и заставила меня проиграть эту песню четыре раза.
В середине песни «Она ушла из моей жизни» позвонили в дверь, и я уменьшил громкость.
– Это мама? – спросила Шарлотта. – Может быть, она тоже захочет потанцевать.
Я взглянул на часы. Было рановато и для Зои, и для Гершвина. Я с тревогой подошел к домофону – я был почти уверен, что это кто-то из соседей пришел жаловаться на громкую музыку и кошачий концерт в исполнении четырехлетнего ребенка.
– Алло? – сказал я, нажав кнопку.
– Привет, Мэтт. Это Джинни. Можно войти?
– Конечно, – сказал я и нажал на кнопку открытия двери.
Время, остававшееся до того, как Джинни постучала в дверь квартиры, я потратил на размышления о том, как она узнала, что я здесь.
– Привет, проходи, – сказал я, открывая ей дверь.
– Привет.
– Как ты узнала, что я здесь?
– Я позвонила твоим, и они рассказали, чем ты занят. Я не могла противостоять соблазну посмотреть на тебя в роли няни… – Она остановилась, потому что в коридор вышла Шарлотта.
– Это Шарлотта? – спросила Джинни, подошла к ней и присела. – Меня зовут Джинни. Мы дружим с твоими папой и мамой.
– Мне четыре года, – сказала Шарлотта.
– Какая молодчина, да? – Джинни с ликованием посмотрела на меня, как будто я тоже нес какую-то ответственность за существование Шарлотты.
– Посмотри, что мы делали, – сказала Шарлотта и потащила Джинни за руку в гостиную. – Дядя Мэтт, поиграй еще эту пластинку, мы под нее сейчас танцевали.
Я сделал, что она попросила. Мы послушали пластинку три раза подряд, и все это время Шарлотта прыгала вверх и вниз, используя диван как трамплин.
Остаток этого дня до прихода Зои войдет в мою автобиографию как один из самых счастливых моментов в жизни. Втроем мы послушали «Виновна» Барбары Стрейзанд (думаю, это была пластинка мамы Гершвина), «Знак времени» Принца, пропустив песню «Если бы я была твоей девушкой», потому что я посчитал, что Шарлотте рано еще слушать ее концовку, альбом «Брейкданс» – как напоминание о старых временах – и два сингла «Дюран Дюран», чтобы Шарлотта гордилась своим культурным наследием. Когда в начале седьмого Зоя вернулась домой, она увидела такую картину: я, Джинни и Шарлотта лежали на полу в гостиной, глядя в потолок и имитируя руками игру на гитаре под величественные звуки «У наблюдательной вышки» в неповторимом исполнении Джимми Хендрикса с принадлежащей Гершвину виниловой пластинки «Лучших песен» Хендрикса.
– И давно вы этим занимаетесь? – спросила Зоя.
– Шарлотта знакомится с коллекцией пластинок Гершвина, – пояснила Джинни.
– Что вы слушали? – спросила Зоя.
– Крутую музыку! – закричала Шарлотта во весь голос.
– Откуда она знает такие слова? – полюбопытствовал я.
– Гершвин научил ее словам «крутой» и «фуфло», – сказала Зоя. – Он сказал, что хочет воспитать у нашей дочери хороший вкус. И, по его мнению, лучший способ приобрести хороший вкус – это знать, что «круто», а что «фуфло». – Она взъерошила волосы Шарлотты. – Ну а что такое крутая музыка?
Лицо Шарлотты стало серьезным, и она попыталась вспомнить преподанный ей сегодня урок, но потом небрежно повела плечами, как бы говоря, что это все неважно.
– Крутая музыка – это «От стены» Майкла Джексона, – сказал я от имени Шарлотты.
– И еще Элвис, «Лучшие песни Барри Уайта», первый альбом «Калче клаб» и «Каджагугу», – добавила Джинни.
– А что фуфло?
– Папа, – сказала Шарлотта.
Мы с Джинни задержались еще на некоторое время и ушли без пятнадцати семь. Я совершенно не хотел идти домой и провести остаток вечера у телевизора со своими родителями.
– Не хочешь зайти в «Кингс Армс» выпить? – спросил я Джинни, когда мы шли по Уэйк-Грин-роад.
– Только если недолго, – ответила она. – Иэн должен прийти ко мне в семь. Мы, наверное, пойдем куда-нибудь поужинать. Если хочешь, можешь пойти с нами.
– Нет, нет, нет, – ответил я чересчур эмоционально. – Я только хочу чего-нибудь выпить.
53
– Итак, твои тебя достали? – спросила Джинни, когда мы с пивом в руках сели за столик в пустом баре.
– Ну, можно и так сказать, – ответил я и глотнул пива. – Я уже думаю о том, чтобы поехать в Австралию раньше.
– Ты это серьезно? Не может быть, что все так плохо.
– Может, – сказал я уверено и рассказал Джинни про то, что не могу выйти из дома, пока не приведу в порядок свой внешний вид и не уберу свою комнату.
– Не может быть! И она это сказала?
– Это ее слова, – печально подтвердил я.
– Для человека в твоем возрасте жить с родителями противоестественно. Даже некоторое время. Я даже думаю, это, наверное, незаконно! – Она попыталась подавить смешок. – Но ты ведь это не всерьез насчет Австралии, а?
– Конечно, всерьез. Это было бы только на несколько недель раньше, чем я планировал. Уверен, что они поселят меня в отеле, если я попрошу. И, с другой стороны, я понимаю, почему мои родители раздражаются: я нарушаю их уклад жизни. Мы сделали вместе все, что только могли, и, может быть, мне лучше уехать теперь, пока мы еще не перестали разговаривать друг с другом.
– А как же мы?
– Что мы?
– Ты, я и Гершвин. Я думала, мы теперь друзья. Настоящие, а не фальшивые.
– Да, конечно, – сказал я. – Вы оба можете приехать ко мне в Австралию, когда захотите. Компания должна снять для меня хорошую квартиру. Там будет достаточно места, так что ты можешь приехать вместе с Иэном.
– Разве тебе плохо здесь с нами?
– Хорошо. Но возьми к примеру этот вечер. Гершвин и Зоя сидят дома, у тебя свидание с Иэном…
– Я же предложила тебе пойти с нами.
– И я отказался. Я не хочу быть третьим лишним, большое спасибо. На самом деле все будет нормально. У меня просто будет больше времени на то, чтобы обосноваться в Австралии.
Она слабо улыбнулась:
– А что могло бы заставить тебя остаться? Миллион фунтов?
– Больше.
– Два миллиона фунтов плюс я покажу тебе свою грудь? – Джинни захихикала.
– Как насчет двух миллионов, но я верну тебе пятьсот тысяч, чтобы оставить твою грудь в покое.
Джинни засмеялась.
– А если никаких миллионов, но ты можешь бесплатно переехать в свободную комнату у меня в доме?
Последовала долгая пауза.
– Ты шутишь, так ведь?
– Я абсолютно серьезно. С чего бы это мне шутить? Тебе ведь нужно где-то жить, правда?
– Да.
– Ну вот, – сказала она кратко. – Проблема решена.
– Ты уверена? Или это в тебе говорят три глотка пива после трудного дня?
Она захохотала.
– Думаю, и то и другое. Встретиться с тобой и Гершвином на его дне рождения – это было так странно. А уже на следующий день я просачковала работу. А теперь прошло несколько недель, и я почти каждый вечер сижу с вами в баре. Мне нравится такой элемент случайности в жизни. Это классно. – Она остановилась и глотнула еще пива. – Помнишь, как однажды во время экзаменов родители Бев куда-то уехали и оставили ее присматривать за домом, и мы все неделю жили у нее? И мы тогда еще говорили, что при первой возможности найдем большой дом и поселимся в нем все вместе, как «Манкиз». И вот такая возможность появилась. Гершвин с Зоей и Шарлоттой тоже могут поселиться у меня.
– А как насчет Иэна?
– Что насчет Иэна?
– Он не будет возражать?
– Возражать против чего? Против того, что старый школьный друг некоторое время поживет у меня в свободной комнате? Конечно нет.
Я задумался.
– Но ты позволишь мне заплатить за комнату?
– Никакой платы, я же сказала. Ты можешь покупать в супермаркете продукты на двоих, и это будет твоя плата, если хочешь.
Я снова задумался.
– И ты уверена, что ты уверена?
– Конечно, – убежденно сказала она. – Иэн – он как бы самый спокойный человек в мире. Я могла бы поселить у себя стриптизера, и он бы сказал «Отлично, крошка». В любом случае это мой дом, и я делаю в нем все, что хочу.
Похоже, Джинни саму забавляла ее решительность.
– Но у нас будут правила, – произнесла она таким голосом, как будто хотела сказать: «Я пытаюсь быть строгой». – В молодости у меня уже было несколько кошмарных соседей, особенно мужчин.
– Какие правила ты имеешь в виду?
– Самые общие. Не оставлять стирку в ванной больше чем на двадцать четыре часа.
– Хорошо.
– Не оставлять огрызок туалетной бумаги на вертушке.
– Хорошо.
– Не бросать вонючих мужских носков в комнатах общего пользования.
– Хорошо.
Джинни молчала, но было видно, что она пытается придумать еще правила.
– Это все? – на всякий случай спросил я.
– Да, – неуверенно ответила она. – Кажется, все.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32